Игорь Атаманенко - Гроссмейстеры афёр

Прямо Герострат какой-то!

Главы администраций остальных мостов с чувством священного ужаса, почти со слезами на глазах обратились непосредственно в правительство за разъяснениями.

Прибывший чиновник по особым поручениям затребовал документы. И пришёл в замешательство: он ничего не знал о поэтапном прохождении таких документов, однако печати, подписи, бумага, шрифт машинки — всё было подлинным…

Но этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, ибо все документы, касающиеся национальных интересов Венгрии, — а здесь был именно такой случай, — проходили только через него.

«Фальшивка!» — успел вымолвить он и свалился на тротуар с сердечным приступом.

Скандал после короткого разбирательства замяли. Инициатива исходила от самих промышленников-сталелитейщиков, в чьи планы никак не входила реклама подобного рода.

В накладе остался лишь один Кнепке. Да-да, тот самый горе-посредник, что был доставлен в психушку.

Оказалось, что именно там ему придётся провести ближайшие лет пять, так как болезнь обострялась на глазах у медперсонала, которому ничего не оставалось, как надеть на беднягу смирительную рубашку и вдобавок посадить на цепь…

Сразу же после получения денег Зильберман, Герцог, Ирма и Махмуд вылетели в Амстердам, где в центральной синагоге состоялся обряд хупа. еврейский ритуал бракосочетания.

Торжество решили отметить грандиозным банкетом в лучшем ресторане Лондона сразу же по прибытии на берега Туманного Альбиона. В ходе застолья Герцог и Зильберман договорились открыть Ирме и Махмуду тайну своего кровного родства…

…Когда новоиспечённые супруги Зильберман, Герцог и Махмуд поднимались на борт отходящего в Англию теплохода, Густав, обращаясь к брату, в шутку сказал:

— Ну что, Юлик, настала очередь продавать на металлолом Эйфелеву башню?

— Такие хохмы, как говорят у нас в Одессе, повторно не проходят! — автоматически обронил Герцог, обуреваемый мыслями о предстоящем дележе добычи.

Вместо эпилога

Сразу же по прибытии в Лондон состоялось заседание «Большой Тройки» — супругов Зильберман и Герцога. Махмуд из принципа отказался участвовать в заседании «ареопага аферистов», поняв, что его мнение никак не повлияет на исход торгов, а уж тем более на дележ денег.

На повестке дня стоял один вопрос: как разделить миллионы долларов, полученные от западноевропейских сталелитейщиков-лохов.

— Торга не будет, мы не на базаре! — с пафосом произнёс Зильберман. — Думаю, что возражений ни у кого не возникнет, если мы разделим деньги так: пятнадцать миллионов отходят нам с Ирмой в качестве подарка новобрачным, остальные пять, ты, Юлий, делишь между собой и Махмудом, договорились?

Герцог, скорчив для вида недовольную мину и помявшись для приличия, согласился. Про себя же подумал: «Приговор тебе, Густав, всё равно уже подписан, осталось привести его в исполнение. Так что, как бы ты сейчас ни поделил деньги, один чёрт, они достанутся не тебе!»

…К имеющейся у него кредитной карточке «Golden VISA» Юлий добавил «Platinum VISA», на которой разместил полтора миллиона долларов. Ещё два миллиона положил на счета нескольких солидных британских банков. Делая вклады, Герцог использовал иностранные паспорта — подарок Густава — предназначавшиеся для проведения «спецопераций по облапошиванию денежных лохов». Оставшиеся пятьсот тысяч приберёг для непредвиденных расходов, которые вскоре должны были последовать согласно его плану по физическому устранению Зильбермана.

Наконец, оставшийся миллион долларов Герцог отдал Махмуду — пусть верный друг и телохранитель тоже почувствует себя полноценным миллионером.

…Банкет по поводу бракосочетания Ирмы и Зильбермана пришлось отложить, так как буквально через два дня после прибытия в Лондон Густав почувствовал себя плохо. Начали отниматься ноги. Ухудшилось зрение. Он стал резко худеть, выпадали волосы, да не по пять-десять волосинок — клочьями.

Его возили из одной клиники в другую, где светила британской медицины ставили ему самые невероятные диагнозы, — от туберкулёза до гепатита, — которые в дальнейшем не подтверждались. Профессора только пожимали плечами, хором заявляя: «Здоров!»

Бросились в гостиницу проверять шестикомнатный «люкс», в котором проживали супруги Зильберман.

Сначала специалисты проверили радиоактивный фон, потом, выдвинув версию о «болезни кондиционеров», начали что-то замерять, прощупывать, простукивать, просматривать — тщетно! Экология в гостиничном номере была в норме.

А между тем у Густава наступил паралич дыхательных путей, тело болело так, будто его облили раскалённым свинцом.

Однажды он, собрав по крупицам оставшиеся силы и волю, с огромным усилием приподнялся на локте и прошептал сидящей подле кровати Ирме:

— Девочка, любимая, я чувствую, что умираю… Вызови нотариуса, я хочу продиктовать завещание…

Ирма, расплакавшись навзрыд, опрометью бросилась из номера. Но побежала она не за нотариусом, а к отцу, чей номер «люкс» находился этажом выше.

Бесшумно приоткрыв дверь номера, Ирма услышала голос Махмуда. Последний, не подозревая, что его кто-то может слышать, а тем более понять, говорил по-русски:

— Юлий Львович, уверяю вас, никто ничего не дознается, если здесь не будет проведена эксгумация трупа. Обыкновенными анализами наличие солей таллия в организме выявить невозможно, требуются специальные дорогостоящие исследования. Обнаружить их можно только по отложениям в костях, ногтях и в луковицах волос. Если ваша дочь не станет настаивать на эксгумации тела покойного ни здесь, в Англии, ни в последующем, когда труп будет перевезен в Австрию, то смерть Зильбермана для всех будет выглядеть естественной — паралич кишечника у пожилого человека. С кем ни случается в его возрасте?..

— Ну, ты уж совсем загнул, Махмуд! — недовольно произнёс Герцог. — Ирма, моя дочь, будет настаивать на выяснении истинной причины смерти ей ненавистного человека, даром что он её муж?! Это противоречит всякой логике — она ведь вышла замуж за Зильбермана по моему настоянию, исключительно, чтобы стать полновластной хозяйкой его миллионов… А ты говоришь, «не будет ли она настаивать на эксгумации трупа Зильбермана». Нет, конечно, не будет. Ибо рано или поздно она поймёт, что в смерти мужа обвинят прежде всего её… Если и не обвинят, то подозревать будут наверняка… Кстати, Махмуд, а где ты хранил этот самый таллий и почему он попал в пищу именно Зильберману?

— Видите ли, шеф, я исходил из того, что чай с сахаром пьёт один только Зильберман. Ирма сохраняет фигуру, поэтому избегает сладости, в том числе и сахар… Нам с вами противно портить аромат чая какими бы то ни было добавками, хоть сахаром, хоть чем-то другим. Следуя этой логике, соли таллия, — а он по цвету и крупицам они ничем не отличаются от сахара, — я добавил в сахарницу… Пей во сласть себе, товарищ дорогой, чай с сахаром да с таллием! Только вот осечка небольшая вышла: Зильберман не умер сразу, у него начались всякие болезни, он переполошил весь медперсонал лондонских клиник.

— Вот это-то как раз и выглядит естественно, Махмуд! Отдай Зильберман Богу душу сразу после первой чашки чая, не его таскали бы по клиникам, а нас — Ирму, тебя и меня — по полицейским участкам. Кстати, ты не ответил на мой вопрос, где ты хранил таллий?

— Где-где? В бумажных пакетах, в карманах пиджаков и брюк.

— Да ты что?! — удивлению Герцога не было предела. — И они, брюки и пиджак, по-прежнему на тебе?

— Да, а что?

— Немедленно сожги их в камине! А сахарницу обработай моющими средствами, если не хочешь оказаться на виселице!

— А зачем, Юлий Львович?

— Эх ты, горе-опер! В швах твоей одежды и в сахарнице могли остаться микрочастицы таллия. Теперь понял, почему надо это сделать?!

…После всего услышанного Ирма не нашла ничего лучшего, как бесшумно закрыть дверь и броситься на поиски нотариуса.

Поспела как раз вовремя — Густав уже испускал дух.

Ещё через час прибывшие врачи констатировали необратимую стадию паралича кишечника, и вскоре Зильберман скончался.

В завещании он указал, что единственным законным наследником его недвижимости, акций, денежных вкладов в различных банках и принадлежащих ему активов, является его жена — Герцог-Зильберман Ирма Юльевна…