Евгений Сухов - Хитрованы

– Итак, основу преступной организации, именуемой «Клубом «червонных валетов», и составила так называемая «золотая московская молодежь», посещающая незаконное и богопротивное предприятие подсудимого Иннокентия Симонова. Это были по большей части образованные молодые люди, не испытывающие особых финансовых затруднений. Почему же тогда они решились на законопреступные деяния?

Муравьев сделал паузу, показывая, что размышляет, причем если мыслительный процесс происходит на публике, значит, она также в нем участвует. Стало быть, то, что сейчас он скажет, – резюме как бы коллективное. В том числе и присяжных заседателей…

– Во-первых, как я уже сказал, светские развлечения им порядком поднадоели. А острых ощущений хотелось. Во-вторых, имея деньги, они жаждали денег еще больших. И в этом сказывалась порочность их натуры. Ну а в-третьих, они считали себя умнее других. Умнее меня, умнее вас, – Муравьев сделал жест в сторону председательствующего, – умнее и вас, – теперь жест последовал в сторону присяжных заседателей, – умнее всех тех, кто живет честно, по средствам и непосильным трудом зарабатывает себе хлеб насущный. Вот этого – зарабатывать трудом хлеб насущный – они совершенно не желали. Посему принялись обогащаться и щекотать нервы себе и другим путем проведения различного рода махинаций и афер как в экономической, так и финансовой сферах. Более того, они занялись также и банальными грабежами, ибо…

– Ты ври, да не завирайся, – подал с места голос Огонь-Догановский, столбовой дворянин и самый старый из «валетов», которому год назад стукнул полтинник. – Кого это мы грабили?!

– …ибо отнятие денежных средств незаконным путем классифицируется по-другому как грабеж!

По залу пробежал шумок. В нем преобладали поощрительные нотки. Это значило, что публика на стороне обвинения.

– Как же возникла преступная организация, именуемая «Клубом «червонных валетов»? Случилось это, как я уже имел честь доложить вам, господа присяжные заседатели, в октябре шестьдесят седьмого года. Не могу точно утверждать, что повлияло на название такого, с позволения сказать, клуба – авантюрные романы Понсона дю Террайля о мошеннике Рокамболе, столь модные и по сей день среди непритязательной читающей публики, а последний из трех романов так и назывался «Клуб «червонных валетов»; или шулерство в карты, когда на руках одного из будущих «валетов» подсудимого Огонь-Догановского скопилось враз четыре червонных валета? По сути, это не столь и важно. А важным является то, господа, что организация эта оформилась, и члены ее, пока что в количестве девяти человек, приняли устав и тайное приветствие друг друга – провести кончиком согнутого указательного пальца по переносице. Показательно, что сей знак был позаимствован «валетами» у австралийских каторжников и впоследствии перенят многими европейскими и американскими уголовными элементами, специализирующимися на мошенничестве, надувательстве и прочих аферах. Так что вы, господин судья, и вы, господа присяжные заседатели, можете убедиться, к чему имели тягу эти люди, находящиеся в данный момент на скамье подсудимых.

По залу снова пробежал шумок, а Муравьев, весьма приободренный, продолжал:

– Из девяти, так сказать, основателей «Клуба червонных валетов» восемь присутствуют здесь, в зале суда, в качестве подсудимых. Это купеческий сын Симонов; сын тайного советника Давыдовский, присвоивший себе титул графа; нижегородский помещик и многоженец Массари; профессиональный игрок в карты Огонь-Догановский и четыре совсем юных прожигателя жизни Неофитов, Брюхатов, Протопопов и Каустов. Девятым, кой единогласно был избран председателем клуба и его бессменным руководителем, был сын генерала от артиллерии Павел Шпейер. В настоящее время Павел Карлович не находится на скамье подсудимых, а пребывает в Париже, но наказание его лишь вопрос времени, поскольку, как известно, между Россией и Францией уже подписана конвенция о выдаче государственных и уголовных преступников.

Николай Валерианович перевел дух и продолжил:

– Первоначально дела «валетов» не отличались ни масштабом, ни выдумкой. Они по большей части пробавлялись мелкими аферами шутки ради да обыгрывали в карты разную подгулявшую публику, забредшую, с позволения сказать, в заведение Симонова. Однако позже, со вступлением в клуб таких лиц, как фальшивомонетчик Яков Верещагин, дважды судимый за финансовые махинации Голумбиевский, бухгалтер Учетного банка Щукин, судебный нотариус Подковщиков и чиновники различных ведомств Плеханов и Мазурин, «валеты» отыскали, наконец, способы проведения крупномасштабных махинаций и надувательств. Как видите, результат не замедлил сказаться: все вышеуказанные лица также присутствуют в зале суда на скамье подсудимых. Иными словами, как гласит известнейшая русская поговорка – сколь веревочке ни виться… Далее вы можете продолжить сами.

Сказав еще несколько, по мнению самого Муравьева, ударных фраз, он поблагодарил за терпение председательствующего суда и господ присяжных заседателей и закончил свою речь.

Защитники, то бишь присяжные поверенные подсудимых, говорили долго, но их не особо слушали. Похоже, у присяжных заседателей мнение сложилось уже после речи прокурорского обвинителя Муравьева. И в конце судебного разбирательства заседатели, среди которых и правда большинство были честными людьми, вынесли каждому из всех сорока восьми обвиняемых «валетов» вердикт:

Конечно, наказания были разными.

Давыдовский, Верещагин, Плеханов, Массари, Неофитов, Дмитриев, Протопопов, Огонь-Догановский и Каустов были приговорены к лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в Сибирь – слава богу, Западную. Это было все же лучше, чем Сахалин, пусть даже Южный.

Кешу Симонова и Тараса Голумбиевского суд приговорил по низшей мере наказания к отдаче в арестантские отделения на четыре года, с лишением всех особенных прав и преимуществ.

Вольдемара Долгорукова суд приговорил к трем годам тюремного заключения с лишением особых прав.

«Маркиз» де Сорсо резолюцией суда был приговорен к лишению всех прав состояния и к ссылке на каторжные работы в Вологду, где и окончил свои невеселые дни.

Султан Эрганьянц, нахичеванский купец с кликухой Шах, был отдан на принудительное лечение в смирительный дом, потому как еще до оглашения судебного приговора пустил изо рта обильную желтую пену и громогласно объявил себя «царем всех армян» на весь зал заседаний. Через три четверти часа после того, как он потребовал у председательствующего вернуть ему корону и скипетр, приставы взяли Шаха под белы рученьки и вывели из зала, передав его санитарам из желтого дома.

Остальные «валеты» резолюцией суда были приговорены к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и имуществ с отданием в исправительные арестантские отделения от шести месяцев до двух лет.

Пять искренне раскаявшихся прямо на судебном следствии мошенников, не принимавших участия в крупных аферах, в том числе и потомственный почетный московский гражданин Мазурин, были наказаны огромными штрафами и общественным порицанием, после чего зареклись преступать закон даже в мелочах. И, кажется, сдержали слово.

Уже через год после памятного заседания о нем мало кто вспоминал. Еще через два года его вытеснили не менее громкие дела, где главными фигурантами являлись душегубцы с ярославской дороги и мздоимцы из московского губернаторского дома. Через три года оно напомнило о себе мошенниками, занимавшимися продажей фальшивых векселей.

А потом – миновало и три с половиной года…

Жарким июльским утром 1880 года к казанской пристани пароходной компании «Надежда» пришвартовался новенький двухпалубный пароход «Императрица Елисавета». В числе прочих пассажиров на каменистый берег сошел плотный молодой мужчина лет двадцати восьми. Был он при усах и аккуратно подстриженной русой бородке, в добротном в бледно-белую полоску костюме из английского сукна и с тростью черного дерева с роговой позолоченной рукоятью в левой руке.

Мужчина огляделся, подозвал расторопного татарина-извозчика и велел ехать на Воскресенскую улицу.

– Остановишь у «Европейской», – небрежно бросил он, плюхнувшись на сиденье.

Да, теперь он чувствовал себя вполне сносно. Не то что неделю назад, когда вышел из ворот Бутырского острога в сопровождении пристава, а в ушах еще звучали слова помощника начальника тюрьмы Шкляревского, читающего протокольную выписку:

«…Освободить из заключения в Бутырском тюремном замке Долгорукова Всеволода Аркадьевича за истечением срока наказания с запрещением проезда, остановки и проживания в столице Российской империи городе Санкт-Петербург, а также губернских городах Москва, Киев, Минск, Харьков, Одесса, Смоленск, Варшава и Рига. Также ему запрещены остановка и проживание в губернских городах Лодзь, Вильна, Тула, Баку, Кишинев, Ростов-на-Дону. Помимо вышеуказанного, запрещается проживание в губернских городах Российской империи Николаев, Ташкент, Саратов, Рязань, Пермь, Екатеринбург, Нижний Новгород, Самара…»