Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы

— То есть он больше не сможет жить и учиться в нашем доме, — помрачнел Исаак. — Или даже где-либо в Еврейском квартале.

— И это может создать проблемы, если он пожелает вернуться в свою семью. Что же ты такого ему сказал, чтобы его душой овладел такой страх? — поинтересовался епископ, поворачиваясь к мальчику. — Кстати, дона Видаля это тоже весьма интересует. В противном случае он не сможет предпринять верные шаги.

Двое священников — епископ и его секретарь — выжидательно воззрились на мальчика; его хозяин и учитель, не способный видеть по причине слепоты, слегка склонил голову набок. Под таким пристальным вниманием Юсуф покраснел, заморгал и попытался сосредоточиться на том, что хотел высказать еще четыре-пять месяцев назад.

— Начать с того, — быстро заговорил Юсуф, — что он назвал меня хорошеньким или еще как-то по-глупому вроде этого и поинтересовался, не уроженец ли я Жироны. — Выпалив все это на одном дыхании, ученик Исаака глубоко вздохнул и уже более спокойным тоном продолжил: — Это произошло, когда он уже выздоравливал от лихорадки, но был еще немощным и нуждался в постоянном присмотре.

— Присутствовал ли в комнате кто-нибудь еще? — спросил Исаак.

— Нет, — покачал головой Юсуф, — сначала он дождался, пока вы, хозяин, выйдете.

— Продолжай, — кивнул лекарь.

— Я сказал, что нет. Тогда он спросил, откуда я, и я сказал, что из Гранады. Затем он спросил, не являюсь ли я рабом, на что получил ответ отрицательный. Тогда он поинтересовался, когда я возвращаюсь к своей семье. Я сказал, что не знаю. Потом что-то случилось — кажется, меня, к счастью, позвал хозяин, — и мне удалось уйти.

— Спасибо, Юсуф, — кивнул епископ. — Теперь, когда мы знаем, с чем имеем дело, можно спокойно действовать.

— И что же предлагает Ваше преосвященство? — спросил Исаак. Лицо его было спокойным, однако в голосе чувствовалось напряжение.

— Насколько я помню, его величество приглашал молодого человека провести некоторое время на Сардинии, дабы попрактиковаться в искусстве владения мечом и ведения войны, а также поучиться дворцовым манерам, — лениво произнес Беренгер.

— Да, Ваше преосвященство, — с крайне неловким видом согласился Юсуф. — Так оно и есть. Но, когда он пригласил меня его сопровождать, я признался, что предпочел бы этого не делать. С моей стороны было крайне неприлично говорить в такой манере с его величеством… однако сейчас я передумал, и если бы меня спросили, хотел бы я поехать… — Он беспомощно замолчал. — Но это невозможно…

— Полная ерунда! — с усмешкой отмахнулся Беренгер. — Большинство его придворных не в состоянии удержать одну мысль более десяти минут. Он не будет ни огорчен, ни удивлен, если ты передумаешь. Решите этот вопрос, мастер Исаак. Дальнейшие планы мы обсудим после прибытия секретаря дона Видаля, который ознакомит нас с соображениями благородного аббата по этому и прочим поводам.

— На Сардинию?! Что за чушь! — Зычный голос Юдифи, жены Исаака, разносился по всему двору, казалось, застывшему в полуденном мареве. Ее сотрапезники, сидевшие за столом в тени деревьев, в очередной раз вскинули от тарелок головы.

— Кто поедет на Сардинию? — тут же полюбопытствовал Натан, один из восьмилетних близнецов. — Это где-то рядом с Константинополем? Значит, он увидится с Даниэлем?

— Юсуф поедет, — подсказала ему сестра Мириам. — Почему ты никогда ничего не слушаешь внимательно?

— Отец, а я смогу поехать на Сардинию? И я слушаю лучше тебя, Мириам! Когда я в школе…

— Это ради его же благополучия, — сказал Исаак в надежде прервать перепалку близнецов, прежде чем она не успела разгореться по-настоящему. — Надеюсь, это не надолго, и пока отсутствует, мы все будем по нему скучать.

— Никуда он не поедет! — решительно отрезала Юдифь. — Я не позволю отправить его сражаться на войне, к которой он не имеет ни малейшего отношения. Отпустить мальчика в такую даль, на корабле, одного… Он же еще совсем ребенок!

— Ему уже тринадцать, — возразил Исаак. — Разве нет, Юсуф?

— Возможно, — неуверенно пожал тот плечами. — Точно не знаю.

— Сколько тебе было, когда ты приехал в Валенсию со своим отцом? — спросил Исаак.

Лицо Юсуфа побледнело.

— Точно не уверен.

— Ты говорил, что семь, — напомнила Ракель. — Неужели ты лгал?

Старшая сестра близняшек осуждающе посмотрела на парня.

— Не думаю, — с несчастным видом ответил тот. — Но кто-то сказал, что в год Большой чумы мне было семь.

— Мы не можем верить в подобную ерунду, — отмахнулась Юдифь. — Люди тебе еще и не такого наговорят. Ты помнишь, как потерял первый молочный зуб?

— Да, — кивнул Юсуф. — Я тогда играл во дворе.

— Каком дворе?

— Нашем. Это было за день до того, как мы отправились в Валенсию. Я отдал его маме, а она меня за это поцеловала и подарила серебряную монетку! — Молодой человек потрясенно покачал головой. — И всю дорогу до Валенсии у меня была такая странная дырка между зубами. А потом я эту монетку потерял. После того как…

— Не думаю, чтобы ему было больше двенадцати, — быстро сказала Юдифь. — Мне всегда казалось, что он младше, чем говорит, и я…

— Тем не менее он достаточно взрослый, чтобы последовать за его величеством на Сардинию и ради этого пересечь море, — перебил ее Исаак. — При дворе и на королевском флоте полно ребят и помладше нашего Юсуфа, полным ходом изучающих искусство войны и навигации… Дорогая, у нас просто нет выбора.

— Он никуда не поедет! — решительно заявила Юдифь.

— Превосходная мысль! — расцвел в улыбке секретарь дона Видаля. Беренгеру было прекрасно известно, что в то утро этот востроглазый молодой человек проскакал не менее тридцати миль, однако, несмотря на усталость, дорожную пыль и полуденную жару, оставался изящным и подтянутым. — Причем по нескольким причинам сразу, — добавил он, беря стоявший перед ним кубок с прохладительным напитком — его единственную уступку тяготам этого дня.

— В самом деле? — вежливо улыбнулся Беренгер.

— Ваше преосвященство, я выехал из Барселоны во вторник, имея по дороге и другие поручения, касающиеся дел его превосходительства. Когда я разговаривал с ним в последний раз, дон Видаль только что получил печальные известия с Сардинии. В наших войсках свирепствует лихорадка, уже унесшая немало жизней. Кроме того, припасы для поддержания сил больных тоже на исходе. Его величеству срочно требуются лекарства, вино, домашняя птица и сахар. Галеры выйдут в море, едва мы закончим погрузку и посадим на корабли команду. Воспитанник его величества может с удобством занять место на одном из них.

— Когда это произойдет?

— Первая галера отплывает не позже понедельника, а остальные — на той же неделе.

— У меня есть очень простое решение этой задачи, — твердо сказал Беренгер.

— Простое решение? — переспросил секретарь. — Вы хотите сказать — отправить мальчика назад в Гранаду? Вы уверены, что его величество одобрит подобное решение в столь сложное для нас время?

— Я подумал вовсе не об этом, — решительно заявил Беренгер. — Как нам обоим известно, все, о чем он мечтает, — это о разрешении оставаться там же, где пребывает в настоящий момент. Его величество, несомненно, не откажет в таком разрешении. Или…

— В отсутствие дона Педро прокуратор его величества может поддержать его, — добавил секретарь. — Разумеется, дону Видалю подобная мысль тоже приходила в голову. Но есть ряд обстоятельств…

— Например, то, почему отец Сальвадор выжидал почти пять месяцев, прежде чем высказать свое мнение относительно чего-то такого, что он находит столь непозволительным? — сухо осведомился епископ. — Кстати, существует ли у него объяснение подобной отсрочки?

— Он утверждает, что, будучи отлично осведомлен о вашем скрупулезном подходе к вопросам религии, знал, что вы не станете действовать поспешно, но не терял надежды, что теперь вы измените подобное отношение.

— Да, надежды он не терял…

— Пока их величества не отправились на Сардинию, полагая, что они будут слишком заняты войной, чтобы отвлекаться на такие мелочи. В таком случае его превосходительство дон Видаль может с блеском сочинить письмо, дающее мальчику позволение остаться там, где он есть.

— Он слишком мало их знает, если и в самом деле думает, что дон Педро сочтет это какой-то мелочью, — сделал вывод Беренгер. — Но я понимаю беспокойство дона Видаля. Подобное письмо может дать злокозненным людям повод обвинить его в том, что он ставит короля выше Церкви. Насколько я понимаю, столь серьезное дело для священника с большим будущим впереди — это вовсе не обычный пустяк.

— Несколько возможностей и впрямь упоминалось, — скромно признал секретарь с довольным видом человека, планирующего яркое будущее на волне успеха своего сюзерена.