Лора Роулэнд - Синдзю

— Мое внимание привлекло небольшое дело, — сказал Огю, — дело, требующее крайней осторожности. Вы сделаете именно так, как я скажу.

Прямота, несвойственная судье, разбудила в Сано любопытство.

— Сегодня утром рыбак выловил из реки два трупа, мужчины и женщины. — Крохотный рот Огю перекосился от отвращения. — Синдзю.

Любопытство Сано возросло. Двойное самоубийство любовников было почти столь же обычным явлением, как и пожары. Родственники возражают против брака. Любовники не находят ничего лучше, как дружно уйти из жизни в надежде соединиться в буддийском раю. Почему Огю хочет привлечь Сано к незначительному расследованию, хотя минуту назад запретил лезть в чужие дела?

Огю дал ответ на невысказанный вопрос:

— Это было найдено на теле женщины. — Он протянул Сано сложенное вчетверо письмо.

Сано поднялся и обогнул сирасу. Тонкая рисовая бумага захрустела у него руках, когда он развернул письмо и прочел выведенные женским почерком иероглифы:

Сано узнал выдержку из популярной пьесы кабуки о двух обреченных влюбленных. Это была их последняя песня перед смертью. И Сано понял, почему Огю призвал его к осмотрительности. Мужчина, Нориёси, — простолюдин, о чем говорят отсутствие фамилии и приписка о профессии. Никто. А вот Юкико — дочь Ниу Масамунэ, правителя провинций Сацума и Осуми, одного из самых богатых и могущественных даймё.

— Вижу, вы осознали деликатность ситуации, — сказал Огю. — Так как причина смерти очевидна, полагаю, вы разберетесь с делом быстро и тихо. Вы вернете тело Ниу Юкико семье и скажете своим подчиненным, что всякий, кто осмелится разболтать ее имя и обстоятельства гибели, будет беспощадно наказан. Что касается Нориёси… — Огю взял кисточку и обмакнул в тушь. — Нориёси ответят перед законом по полной программе. Это все, ёрики Сано.

Противоречивые чувства одолевали Сано, когда он покидал зал суда. Огю приказал закрыть дело. Утаить личность женщины и опозорить семью мужчины, выставив его труп на всеобщее обозрение, — так всегда поступают с любовниками-самоубийцами. Однако интуиция подсказывала Сано, что не так все просто. Нужно попытаться выяснить правду об этом синдзю. Конечно, соблюдая правила игры, установленные Огю.

Полицейское управление располагалось в самом южном углу административного района, вдали от особняков и на максимальном удалении от замка. Согласно догматам синтоизма всякое соприкосновение со смертью означает духовное загрязнение. Даже косвенная причастность полицейских к казням заставляла многих чиновников сторониться их. Вид управления подчеркивал изоляцию: оно было обнесено высокой стеной, чтобы даже крыши зданий не были видны с улицы.

Сано миновал стражников у ворот и передал коня мальчику из конюшен. Пройдя через двор, образованный казармами досинов, вошел в приземистое бревенчатое главное здание и пересек внешнюю приемную, большое открытое пространство с квадратными колоннами. В комнате царил хаос. Четыре мелких чиновника, сидя на помосте в центре зала, отправляли посыльных и разбирались с бесчисленными посетителями, выстроившимися в очереди. Досины стояли в ожидании приказов о дежурстве или готовились к докладу. Слуги вбегали и выбегали через боковые двери с подносами, разнося чай по кабинетам ёрики. Солнечный, узорчатый от дыма множества трубок, свет падал на пол столбами. Из непрерывного гула время от времени вырывался чей-нибудь голос. Во внутренней приемной было тихо и пусто, если не считать двоих в официальной одежде. Свободные, в складку шелковые штаны, хаори с накладными плечами, кимоно, перехваченные широкими поясами наимоднейшего покроя и расцветки. От тщательно уложенных волос исходил запах винтергринового масла. Сано понял, что перед ним образчики горделивого, стильного ёрики.

Сано поклонился:

— Ямага-сан, Хаяси-сан, добрый день.

Ямага, тот, что был выше ростом и старше, слегка кивнул, излучая явную враждебность.

Хаяси, ровесник Сано, искривил тонкие губы в ехидной улыбке:

— Привет, новичок. Надеюсь, отдел под твоим руководством трудится хорошо. Насколько возможно ожидать от человека, не привыкшего к ответственности. — Из-за насмешливого тона участливые слова прозвучали оскорбительно.

Сано печально проводил глазами сослуживцев. Непросто будет подружиться с ними, впрочем, как и с остальными сорока семью коллегами. В отличие от него настоящие ёрики унаследовали должность от отцов. Проникновение чужака в их ряды было своего рода вызовом их семьям и профессиональной гордости. Холодные неодобрительные взгляды преследовали Сано, пока он шел по длинному коридору к отделу, где располагался его кабинет, и раздавал приветственные поклоны мелким подчиненным.

Открыв дверь кабинета Сано обнаружил еще один источник неприятностей. Хамада Цунэхико, его шестнадцатилетний секретарь, развалясь на циновках у жаровни, читал рассказы, сопровожденные рисунками. Доклады, которые Сано передал ему для подшивки в дела, беспорядочно валялись на столе. Черное хлопчатобумажное кимоно, разрисованное белыми спиралями, с красными клетками по подолу туго обтягивало полный торс. Выбритая макушка делала секретаря похожим не столько на взрослого самурая, сколько на большого ребенка. При появлении Сано круглое потное лицо выразило почти комический ужас.

— Ёрики Сано-сан! Вы вернулись! — Секретарь поспешно спрятал книгу под зад, сел на колени и поклонился. — Жду ваших распоряжений!

Сано сердито посмотрел на Цунэхико. Отец секретаря, могущественный чиновник, пожелавший, чтобы сын получил должность, настоятельно попросил об этом Огю. Судья пристроил оболтуса к Сано. Парень оказался неспособным выполнить с первой попытки даже самое простое задание. К тому же он громко шмыгал носом из-за хронического насморка. И все-таки Сано полюбил Цунэхико. Юноша был веселый, воспитанный… и столь же не подходил к полицейской службе, как, по мнению Сано, и он сам.

— Ладно, Цунэхико, не бойся. Пожалуйста, запиши следующее.

Он сел на колени у стола: Цунэхико, достав из шкафа бумагу и пишущие принадлежности, растер тушь и разместился за столиком рядом.

— Дело о самоубийстве художника Нориёси и дамы Ниу Юкико… — начал Сано.

Цунэхико написав пару иероглифов, озабоченно засопел и скомкал лист. Ясно, ошибся. Юноша не отличался большим талантом к каллиграфии и вообще к письму, тем паче под диктовку. Сано предпочел бы лично составить отчет. Но он должен действовать строго по инструкциям даже в такой сфере, как использование бестолкового секретаря.

Опасаясь ранить нежные чувства юноши, Сано подождал, пока тот вынет из шкафа чистый лист. Наконец, медленно и мучительно, под аккомпанемент насморочного сопения, они завершили работу. Сано перечитал четвертый, и последний, вариант и с облегчением, не найдя описок, приложил к бумаге печать.

— Отнеси это к старшему клерку и попроси дать необходимые распоряжения соответствующим управлениям.

— Слушаюсь, ёрики Сано-сан! — Цунэхико скатал отчет в трубку и перевязал шелковой тесьмой. По-прежнему сопя, поднялся и открыл дверь.

Из коридора донеслись смех и обрывки непристойностей: «…пышные попки… ароматные сиськи…» Мимо кабинета, шурша одеждами, проходили ёрики Ямага и Хаяси.

— Сегодня вечером на славу погуляем в Ёсиваре, — услышал Сано слова Ямаги. — Дамочки сделают для нас все, что мы захотим.

— Ну так вперед — подхватил Хаяси.

Перед Сано мгновенно предстало его будущее. Вот что случится с ним, если он пойдет путем, намеченным для него Огю. Принципы потеряют всякий смысл. Он станет таким же, как Ямага и Хаяси, которые больше заботятся о моде и древних обычаях, чем о службе. Будет рано уходить из управления, бросая на подчиненных дела, начнет резвиться в квартале развлечений с продажными девками. Привыкнет поступаться истиной ради безопасности, справедливостью — ради удобства.

— Подожди, Цунэхико!

Сано вырвал отчет из рук изумленного секретаря, порвал надвое и быстро составил другой, где назвал смерть Нориёси и Юкико подозрительной и требующей глубокою расследования. Этот вариант он отдал Цунэхико и вышел из кабинета. Он не хотел спокойной службы и поощрений, которые дарует слепое подчинение. Он жаждал волнений, сопряженных с поиском истины, как тогда, когда был ученым или когда выяснял причину пожара, и радости от того, что, найдя истину, сделал доброе дело. Ему нужно каким-то образом совместить собственные устремления с Путем воина и с долгом перед родными и господином.