Александр Теущаков - Путь "Чёрной молнии"

Илья Тимофеевич Михеев, капитан РККА (Рабоче-Крестьянская Красная армия), временно проходил службу в городе Колпашево. Несколько частей красной армии были прикомандированы к горотделам НКВД и направлены на поддержание порядка в северных районах Томской области. После разоблачения главных шпионов и предателей армии: Тухачевского, Якира, Эйдемана и других, в городах Томске, Новосибирске, Новокузнецке, Колпашево прошли митинги и демонстрации трудящихся, позорным клеймом отметивших врагов народа.

Тревожно было на сердце у Ильи, имея совершенно особый склад ума, он не поддавался всеобщему ликованию по поводу проводимых в стране крупных перемен. Тайные разговоры среди командного состава давали пищу к размышлениям: политика партии, направленная на очищение рядов Красной армии от чуждых элементов, порой ставила Михеева в тупик. Герои революции и гражданской войны вдруг становились врагами Родины. Старые, преданные партии большевики внезапно оказывались оппортунистами, искажающими идеалы революции.

Что творилось в горотделах НКВД, Михеев знал не по наслышке, иногда партийное руководство и главные чекисты ЗСК направляли части РККА для усиления конвоя арестованных. У Ильи в органах НКВД был старый друг — Сергей Романов, старший лейтенант, когда-то они вместе начинали службу. К тому же они были земляками, Романов был из Могильников, а Илья из Михеевки. При встречах чекист — Сережа информировал в строгой секретности о проводимых операциях с «врагами народа». Романову в свою очередь изливали душу за стопкой самогона главные исполнители приговоров и прочие чекисты, у которых не выдерживали нервы от неиссякаемого потока «врагов народа». Когда речь заходила о бывших белогвардейских офицерах и монархических особах, в глазах рассказчиков горел огонь мщения за якобы поруганную честь страны. Но когда приходилось расстреливать сельского учителя за антисоветскую пропаганду или колхозницу, спалившую амбар с зерном, а то и подростка, передававшего секретные донесения организаторам мятежа, в голове у некоторых, немного мыслящих чекистов рождался вполне естественный вопрос: «Восьмидесяти — летний старик или четырнадцати — летний паренек — они тоже контрики?».

В конце августа 1937 года, Илью направили в Томск с секретным донесением, и он отдал пакет начальнику горотдела Овчинникову. Проходя по коридору управления, Михеев увидел, как под конвоем проводили молодого мужчину, показавшегося ему знакомым. Когда Илья возвращался в Колпашево, он вспомнил арестованного, это был бухгалтер из конторы колхоза «Красный партизан», то есть с родной деревни Ильи. За что его арестовали, пока оставалось тайной. По прибытию в Колпашево, Михеев узнал, что их часть возвращается к месту постоянной дислокации в Новосибирск, остается только небольшое отряд военнослужащих. Попросив у командира части краткосрочный отпуск, Илья решил навестить родных в Михеевке. Капитану Михееву надлежало вернуться в Новосибирск и отметиться в спецкомендатуре. Перед отъездом, он заскочил повидаться с Романовым, но продолжительного разговора у них не получилось, старший лейтенант отбывал на проведение какой-то секретной операции. Под строжайшей тайной он сообщил Илье, что в верховьях Оби, недалеко от села Вороново, части НКВД проводят аресты врагов народа, их будут сплавлять на спецбарже, приспособленной для подвижной доставки задержанных в Новосибирскую тюрьму, либо Томскую. Распутица, а иногда неспокойная обстановка в таежных местах, заставляла руководителей НКВД приспосабливать плавучие баржи.

Илья затревожился, ведь Вороново располагалось недалеко от Михеевки, и если судить из рассказа Романова, аресты будут проводиться в разных приобских селениях.

— А что случилось? — спросил он Сергея.

— Только между нами, раскрыт крупный заговор контриков. Представляешь его масштабы: начиная от Новосибирска и заканчивая Нарымом, действуют разной численности группы, и все они входят в одну повстанческую организацию «Союз Спасения России». Еще бы немного промедлили, и вся эта мощь подняла бы мятеж в ЗАПСИБ крае.

— Да, работы теперь органам хватит, не завидую вам, — произнес с сочувствием Илья, — я вот домой на недельку собрался и оттуда в Новосибирск.

— А где ты жил? — спросил Романов, как будто не помня, что Илья его земляк.

— В Михеевке, — удивленно ответил капитан.

— В Михеевке? — как-то странно переспросил Сергей, — ах — да, ты же говорил мне. Ну, что ж, счастливо отдохнуть Илья.

Перед тем, как расстаться, Романов на ходу спросил:

— У твоего отца тоже фамилия Михеев?

— Конечно же, — улыбаясь, ответил Илья.

— А братья родные у тебя есть?

— Нет, только две сестры, а вот двоюродные имеются.

— Как их фамилия?

— Михеевы. А ты почему спрашиваешь? — насторожился Илья.

— Да нет-нет, это я так, из любопытства, — уклончиво ответил Романов.

Старший лейтенант, после того, как ушел Михеев, призадумался: «Как же мне поступить? В списках, подлежащих к аресту, числятся Михеевы, я точно помню, так как Илья носит такую же фамилию. Может позвонить Овчинникову и доложить? Или догнать Илью и предупредить, что его родные подлежат аресту. Я что, совсем голову теряю, меня же расстреляют за пособничество врагам, а вдруг выплывет моя связь с Михеевым… Хотя нас мало видели вместе. Как же быть? Через три дня мне следует быть на барже и конвоировать арестованных, а Михеев сегодня же отправляется в деревню. Придется переговорить с командиром отряда Новиковым и принимать решение на месте.

Илья отправил в Новосибирск телеграмму, сообщив жене Марии, что скоро приедет к ней и детям. Они жили временно у родных на улице Фабричной и вскоре Илья, как служащий РККА должен получить долгожданную квартиру. Отметившись в комендатуре, Михеев отправился на пристань, чтобы с попутным судном, добраться до родной деревни. Ему удалось сесть на небольшое, грузовое судно, как раз направляющееся в сторону Новосибирска. Всю дорогу он вспоминал разговор с Романовым, почему-то Илье показалось, что не просто так он интересовался фамилиями его братьев и отца. Конечно же обстановка тревожила Илью, последние события говорили сами за себя: шли аресты, не только руководителей предприятий, но и учителей, врачей и многих других профессий. Но чтобы это касалось деревенских жителей, недавно вступивших в колхоз, Илье почему-то и в голову не приходило.

Через два дня, глубокой ночью судно достигло села Топильники и, пройдя несколько километров, просигналило жившему на берегу в домике бакенщику. Иван Кузмич на лодке подплыл к пароходу и, забрав Михеева, причалил к берегу лодку.

— Илюха, вот ты какой стал, — едва узнав дальнего родственника, приветствовал капитана бакенщик.

— Да, Ваня, время идет, моему старшему сынишке уже пять лет исполнилось. А ты, женился или все так бобылем в своем домике живешь?

— Так и коротаю один, некогда по девкам разъезжать. Бакены новые поставили, надо обслуживать. Тут на медне баржа на мель села, так с области два буксира прислали, еле сдвинули. Фарватер — то устарел, и не рассчитан на многотонные баржи. Ты на побывку, али как?

— С недельку погощу у отца с матушкой, а затем в Новосибирск, я человек служивый, куда посылают, туда и еду.

За разговорами Иван переправил Илью на противоположный берег и, попрощавшись, отплыл назад, а Михеев зашагал по тропе прямо к своей деревне.

После трудовой недели, пришел выходной: заспанные, но обрадованные появлением Ильи, отец — Тимофей Васильевич, мать — Клавдия Семеновна и младшие сестры: Софья и Мария, привечали дорогого гостя. Сон, словно рукой сняло, накрыли на стол и до самого рассвета делились новостями.

— Ты когда сынок нам с матерью внучат привезешь? — а то ведь Никитку почитай пять лет, как не видели, а теперь уже и Матюха народился.

— Скоро пап, скоро, вот получу квартиру, возьму большой отпуск и обязательно приедем все вместе.

— Сынка, а как там Марьюшка живет, справляется с двоими? — спросила мать.

— Все хорошо мам, я помогаю ей, где денег пересылаю, где продуктов.

— Когда в Новосибирск? — спросил отец.

— Через пять дней мне надлежит явиться в комендатуру. Не знаю на чем добираться, а то бы задержался на день — другой.

— Так может в тайгу, небось, по ружьишку соскучился? — спросил Тимофей Васильевич.

— Отец, дай нам на него наглядеться, не успел сын на порог, а ты его уже в тайгу.

— Ничего мамань, мы недолго, скучаю я по нашей тайге, как — никак вдоль и поперек с отцом и братьями излазили ее родимую, — улыбался Илья и, заметив погрустневшее лицо сестры Софьи, спросил, — Ты, что сестренка такая невеселая, не рада брату.

— Ой, что ты Илюш, я рада тебе…

— Беда у нас сынок, перебил дочь отец, — парня у Софьюшки забрали.