Антон Чиж - Смерть носит пурпур

– Перестарался чиновник, – сказал Лебедев. – А зачем таскали его за собой?

– Изучал, как на него реагировали подозреваемые.

– И какой вывод?

– Скабичевского так боялись, что старательно не замечали, даже не здоровались, хотя все его отлично знали, – ответил Ванзаров.

Аполлон Григорьевич задумчиво рассматривал потолок.

– Одно не могу понять: чем же он глотки-то перерезал…

– Тут одни предположения, факты погибли вместе с ним. Видели у него часы на цепочке, стареньки такие? Так вот в них должен быть секрет: ножик для чистки перьев с острым, как бритва, лезвием.

– Он вам показывал?

– Скабичевский далеко не глуп. Всего лишь упускал детали. Например, гравировка на часах. Он утверждал, что хронометр достался ему от папаши. Только папаша написал любимому сыну: «На вечную память старому другу Циперовичу». Странно, не так ли…

– Ловкий малый, нечего сказать, – сказал Лебедев, поглядывая в окно. Поезд замедлял ход.

– Это дракон, который охранял золотой клад. Безжалостный, расчетливый и беспощадный, впрочем, как и все драконы.

– Неужели у него и слабостей не было?

– Всего одна. На нее и поймали…

– Жадность?

– Он обожал своих детей, – ответил Ванзаров.

Ему погрозили пальчиком.

– Ай, как не стыдно!

– Стыдно, Аполлон Григорьевич, но выбора мне не оставили…

Вагон наткнулся на что-то, отскочил, толкая пассажиров, и встал окончательно. Перрон Царскосельского вокзала столицы был еще пуст. Пассажиры заспешили к выходу. Великий криминалист никуда не торопился.

– Любопытно пройтись в таком виде по столице, – сказал он, мечтательно улыбаясь. – Хорошо, что городовые знают нас в лицо. А то на первом же посту отправили бы в участок. Вы, друг мой, особенно хороши. В саже ваша физиономия обретает вид исключительно преступный.

Поблагодарив за комплимент, Ванзаров не остался в долгу.

– А вас взяли бы на роль спившегося отца семейства: весь в дырах, но в галстуке.

– Эх, хорошо оказаться дома! – сказал Лебедев, потягиваясь. – Кончилась царскосельская одурь! Не были два дня, а кажется, пропадали целую вечность. Все же неплохо отдохнули… Бравурно. И ведь если рассказать, не поверит никто.

– А вы говорите: синематограф! – заметил Ванзаров. – Ваш синематограф еще младенец по сравнению с историями столичного сыска.

Лебедев вынужден был согласиться.

– Жаль, тайна Федорова, то есть Нарышкина, утеряна навсегда, – сказал он. – Взглянуть бы на нее с точки зрения науки.

Ему немедленно протянули том Пушкина.

– Зачем это мне? Не люблю я стишки…

– Кажется, желали взглянуть. Насладитесь…

Лебедев сел на лавку и принялся листать. Он так увлекся, что кондуктор чуть не в ухо ему крикнул: «Сударь, конечная!» Аполлон Григорьевич посмотрел мимо него и вернул том.

– Потрясающе… – проговорил он. – Нарышкин действительно неизвестный гений. Сумел изготовить золото фараонов. Но что мы будем делать с этим… – он не мог сразу подобрать слово, – …сокровищем?

– Отправим туда, где золоту дракона самое место, – и Ванзаров подмигнул.

Букинист Адамский еще только открыл лавку, когда пожаловали два посетителя. Вид их говорил о том, что господа бурно провели ночь. Теперь им понадобились книги. Чего только не бывает в жизни!

Однако погоревшие личности желали не купить, а продать. На прилавок лег томик Пушкина. Это издание Адамский прекрасно знал: тираж большой, состояние не лучшее, переплет с пятнами и потрепанный. Страницы почерканы карандашными заметками. Дать согласился рубль, да и то из любви к классику.

Молодой господин, что был измазан как трубочист, выразил удивление: эта книга из библиотеки знаменитого русского химика Федорова. Как можно давать за нее рубль?! Три – не меньше. Поторговаться Адамский любил, все развлечение.

– Нужны доказательства, что книга принадлежала самому Федорову, – веско заметил он.

Ему показали оборот обложки с экслибрисом: старинная химическая колба, внутри которой что-то чернело, а над горловиной витала птичка о двух головах. Колбу прихотливо обвивал девиз на полотнище: «Пепел и пурпур».

Букинист согласился дать два рубля. Господа, кажется, остались довольны. Разделив добычу, рассовали купюры по карманам. Пропивать их они вроде не собирались. Простившись, они покинули лавку. А потертый том отправился на верхнюю полку.

Вернувшись домой и обретя привычный вид, Аполлон Григорьевич впал в задумчивость. Размышления не отпускали его весь день и ночь. Наконец на следующее утро, раным-рано, он приехал к букинисту. Адамский еле узнал в блестящем господине вчерашнего погорельца. Лебедев изъявил желание вернуть книгу, то есть купить обратно. Хоть за три рубля. Это оказалось невозможным.

Адамский рассказал, что после их ухода в лавку зашел довольно крупный господин, который спросил томик Пушкина. Букинист не поверил такой удаче: сразу сбыть купленную книгу. Но это было только начало. В лавку зашли еще покупатели. И всем понадобился этот том. Между собой они держались чужаками, но было ясно, что представляют, с кем имеют дело.

Начался торг. Цена взлетела до двадцати, затем до пятидесяти и дошла до ста рублей. Сумма невероятная! Тут Адамский смекнул, что дело нечисто. Ему захотелось узнать, что же за редкость он приобрел. Лавку объявил закрытой, а книгу снятой с торга. Странные покупатели уходили неохотно. Заперев дверь, букинист сел за книгу. Ничего, кроме карандашных записей, не обнаружил. Автографом Пушкина они быть не могли: книгу издали через тридцать лет после смертельной дуэли. На всякий случай, прощупав обложку, Адамский решил продать том за баснословные двести рублей.

Без колебаний Лебедев готов был дать эту цену.

Адамский только печально вздохнул.

– Книги больше нет…

– Как – нет? Кому продали? Говорите…

– Том я не продавал, – ответил букинист.

– Так где же он? Давайте его сюда поскорей!

– Сегодня утром, когда я пришел в лавку, книги на месте не было, – сказал Адамский. – Не осталось даже щели, в которой она стояла.

– Лавку обокрали?

– Замок цел, деньги и все книги на месте. Нет только этой.

– Куда же она делась? – спросил Лебедев.

Адамский только плечами пожал.

– Исчезла, – сказал он.

Поверить в такую катастрофу Лебедев отказывался.

– Это невозможно! Совершенно невозможно! – заявил он. – Ищите и найдете!

– Поверьте мне, молодой человек… – Адамский приложил руку к сердцу. – Некоторые книги поступают, как им вздумается. Например, могут пропасть.

– С какой стати?!

– Порой не желает книга попасть в неверные руки. А что вы хотите? В лавке букиниста всякое бывает. Если рассказать, так не поверите…

Проститутка, имеющая регистрацию в полиции.

Первая ветка железной дороги в России от Петербурга до Царского Села.

Наручники.

Полицейские, городовые на воровском жаргоне.

Одиночная камера.

Проклятая жажда золота (лат.).

Буснуть – арестовать (воровской жаргон).

Борзой – сыщик (воровской жаргон).

Отец – ростовщик (воровской жаргон).

Ламдон – жертва обмана (воровской жаргон).

Гусак – пьяный (воровской жаргон).

Инквизитор – букв. Inquisitor – вопрошающий (лат.).