Валерий Введенский - Приказчик без головы

– А я прикидывал: поверят ли мне? В служебное время поехал вдруг в чужую часть, нашел труп. Подозрительно! А выстрелить и убежать было нельзя: дворник меня видел, швейцар, старьевщик на улице. Но когда, князь, вы признались, что с Мотей спали, вдруг вскипело, уже и револьвер в кармане нащупал. И тут Живолупова приперлась!

– Телепнева за что убили? – задал Крутилин последний вопрос.

– Когда княгиня воскресла, решил я его козлом отпущения сделать. Почему? Княгиня на него пальцем указала – раз, склад ему когда-то принадлежал – два. Заглянул к Осетрову, велел на Телепнева все валить. Помните, Иван Дмитриевич? Я ведь сам вызвался Телепнева у лавки караулить. А он, бесова душа, с Псоевичем сделку обмывал. В одиннадцать вечера меня сменили. Побрел я, расстроенный, что делать дальше, не знал. И тут слышу: Козьма едет, песни в пролетке поет. Уговорить пьяного добавить – дело пустяковое. На том же извозчике поехали к мосту Каменноостровскому, я сказал, мол, кабак хороший там знаю. Дальше пешком пошли. В сарае саблей его рубанул, в ногу себе выстрелил, револьвер ему в руку вложил. Все!

– Игната Спиридоныча сегодня задержали. Покамест запирается, но купцы, с ним сотрудничавшие, показания дают хором. – Крутилин потянулся к вазочке за шоколадной конфетой.

– Знаю, – небрежно махнул рукой Тарусов.

– Откуда?

– Жена Буваева приходила. Хочет, чтобы я защищал его в суде.

– А вы?

– Пока торгуюсь!

Теплая компания собралась после ужина в кабинете князя. Пили водку, настоянную на кедровых орешках и корице (Иван Дмитриевич коньяка не признавал), закусывали икрой и расстегаями с вязигой.

– Если Буваев арестован, значит, Антип работу потерял, – сделала вывод Сашенька и расстроилась: – Как же они, горемычные, теперь будут жить?

– Антип деньги от Осетрова получил, – сообщил Выговский. – Компенсацию за пользование Марусей.

– Откуда знаешь? – удивился Иван Дмитриевич.

– Маруся жаловаться приходила, – Антон Семенович затушил сигару. – Бьет ее теперь Антип каждый день. За то, что Осетрову уступила. Говорит, лучше бы померла!

– Каков мерзавец! – воскликнула Сашенька. – Чем Маруся виновата? Осетрова бы лучше избил!

– Тогда пролетел бы мимо денег, – развел руки Прыжов.

– Вы сможете ей помочь, Антон Семенович? – Сашенька посмотрела на Выговского умоляющим взглядом.

– А как? – тот пожал плечами. – Антип – муж! Имеет полное право.

– Почему у нас всегда страдают невинные? – с пафосом вопросила Сашенька.

– А шо? Кто-то еще пострадал? – встрепенулся Крутилин.

Диди тщетно пытался дернуть его за рукав – мол, лучше не надо!

– А то вы не знаете? – понесло Сашеньку. – Телепнев пострадал. Человека зверски убили, а после смерти обвинили в ужасных преступлениях. Убийца обвинил, между прочим! Но полиции честь мундира дороже истины. И нате, вот результат! – Сашенька схватила со стола сегодняшнюю газету: – «Император пожертвовал пятьдесят рублей на памятник погибшему от ран околоточному Челышкову». Какой позор!

– Александра Ильинична! – Крутилин опустил глаза. – Решение было политическим, вы сами слышали. Нельзя нам из-за одного душегуба тень бросать на всю полицию. Общественность и без того нас недолюбливает.

– И правильно делает!

– Главное, шо преступник не ушел от возмездия.

– А почему императору правду не сказали?

– Кто их знает, княгиня, что они там докладывают, – Крутилин кивнул на потолок. – Кажется, нам пора.

– Посидите еще! – Сашенька почувствовала неловкость.

Решение не предавать огласке истинного виновника выручало не только полицию. В противном случае неминуемо всплыли бы Сашенькины похождения. Тогда позор на всю семью, а князя погнали бы из поверенных. А так все шито-крыто, все будут молчать. Осетров – потому что не хочет в тюрьму; Прыжов – потому что верный рыцарь; Треплов, Мозжухин, Лябзин, Крутилин и Выговский – потому что спасают от бесчестья родное ведомство. Кстати, городовые, сопровождавшие Осетрова, были вовсе не городовые, а переодетые агенты Крутилина. С Будницким же Иван Дмитриевич побеседовал отдельно. Тихим шепотом сообщил, что, хоть бомбисты-террористы и сумели разделаться с Раздуваевым-Сеньковым, тайная операция Третьего отделения продолжается.

– Не могу, ей-богу, не могу, – отклонил предложение остаться Крутилин, – обещал супруге вернуться к десяти. А то обижается, что я все время на службе.

– В следующий раз приводите ее с собой, – Сашенька одарила Ивана Дмитриевича очаровательной улыбкой.

А кот Обормот нежно потерся об его штанину.

– Непременно! – пообещал Крутилин.

– Всего хорошего, княгиня, спасибо за прекрасный вечер, – раскланялся и Выговский.

– Антон Семенович, с вами, говорят, будем теперь видеться чаще? – ляпнула вдруг Сашенька.

Выговский от ужаса зажмурился.

– Шо? Шо такое? – напрягся Крутилин.

– Я… Я прошение собираюсь подать. Об отставке! – признался Антон Семенович.

– Ну слава богу, камень снял с души! Треплов который день требует тебя выгнать. У жандарма этого бумаги какие-то пропали. Тебя подозревают! Я, конечно, отбиваюсь, как могу, но терпение Феди на исходе. Так что благословляю – пиши рапорт. Рад был потрудиться вместе!

Иван Дмитриевич прослезился, растроганный Выговский полез целоваться.

– Ну а вы, доктор? С нами? – спросил Антон Семенович Прыжова после объятий.

– Увы! Обещал Наташе, как уложит Володю, немного прогуляться. Погоды-то какие стоят!

– Тогда торопитесь, – посоветовал Крутилин. – Мой ревматизм обещал грядущей ночью дождь.

Танечка смерть возлюбленного оплакивала долго и очень горько. Про истинный характер занятий Юрия Петровича ей так и не сказали, злосчастные письма тайком от нее сожгли в камине.

С Евгением разговор начистоту не получился. Главный Сашенькин аргумент, что Наталья Ивановна старше его на пять лет, юноша отмел как смехотворный и всерьез готовился к дуэли с Лешичем (поднимал раз в час на вытянутой руке утюг и удерживал его на весу сколько мог). Спасла, как всегда, случайность. В гостях у деда, Ильи Игнатьевича, Евгений был представлен прелестной дочурке тверского вице-губернатора. Чувства к Наталье Ивановне испарились в одночасье.

Сашенька под ручку с Диди прошла в спальню:

– Дорогой, я уже раз двадцать перечла дневник, но так и не поняла!

– Думай.

– Ну хватит меня мучить! Немедленно расскажи про ключик, который все открыл, – заныла княгиня.

– Сколько можно повторять: нельзя читать так быстро. Две секунды – и уже перелистываешь.

– Я же сама писала, и так все помню.

– Ты главное помнишь, а мелочи ускользают. Вот, к примеру: когда к Осетрову ты в первый раз пришла, куда он приказчиков отослал, чтоб с тобой полюбезничать?

Сашенька наморщила лоб:

– В трактир! Нет… На склад!

– Калачей купить. А у кого?

– У разносчика, у кого ж еще! – надула губки Сашенька.

– Осетров имя назвал! Ну?

– У Глебки?

– То-то и оно.

– Получается, Глебка уже тогда следил за мной?

– Точно!

– А перед Осетровым я к Живолуповой заходила и к Челышкову. А, поняла! Поликсену ты отмел, потому что головы рубить не бабье дело…

– Не поэтому. Рубить мог и сообщник. Просто Челышков проговорился.

– Как проговорился? – Сашенька была в отчаянии от собственной тупости.

– Он попросил сообщить, когда статья выйдет. Чтобы своей Матрене Ипатьевне похвастаться.

– Верно! Невесте! – вскрикнула Сашенька. – А у меня в голове и не связалось. Какой же ты умный!

– Умный-то умный, но кабы не ты…. Господи! Как хорошо, что я женился именно на тебе! Что б я без тебя делал?

– Все то же самое, только в одиночку, – озорно стрельнула глазками Сашенька, нежно прильнула и тихонько напела: – «О, милый Дмитрий! Я так люблю тебя!»

– «Мне будь верна и так, как я, люби, отдавши сердце раз – не измени!» – закончил арию из «Травиаты» Дмитрий Данилович и склонился, чтобы поцеловать жену.

Судебная реформа началась раньше, в 1864 году, когда был утвержден новый судебный устав. Однако судопроизводство по новым правилам началось лишь в 1866 году, тогда же был избран первый в России Совет присяжных поверенных (в Петербурге), и они смогли приступить к защите обвиняемых в суде. (Здесь и далее примеч. автора.)

«Вдова Клико» (фр.).

Так называли рабочих в 60–70х гг. XIX в.

Декапитация (лат.) – обезглавливание.

С образованием в 1873 году Градоначальство было преобразовано во Врачебное присутствие. Функция осталась прежней – разрешение споров по судебномедицинским вопросам.

Карфаген должен быть разрушен (лат.).