Валерий Введенский - Сломанная тень

– Я вижу, как вы страдаете! – вновь повернулась к Угарову мамаша его возлюбленной. – Я ценю ваше негодование! Каким взглядом вы наградили это ничтожество, когда оно уселось подле пигалицы!

– Мама! Вы мешаете слушать! – громко оборвала ее Полина.

– Вы настоящий мужчина! – чуть тише продолжила Софья Лукинична, показав дочери язык. Она вообще вела себя чересчур раскованно, стенания по поводу изменника мужа не мешали ей внимательно рассматривать в бинокль офицеров в партере Малого театра. – Судьба вознаградит вас!

– Да, да! – машинально ответил Денис. Полина недавно уронила платок, а Кислицын этого не заметил. Слишком увлечен был великолепной игрой Сосницкого-Фигаро, ловил каждое его слово. Встать, что ли, на четвереньки и пошарить между ножками кресел? Немного поколебавшись, Угаров так и сделал.

– Куда же вы, Денис? – спросила громко Софья Лукинична, когда он почти дотянулся до заветного платка. Угаров отдернул руку, поднял голову и поднес палец к губам. Мол, тише! Но понял, что уже привлек к себе внимание. Даже из соседних лож заглянули. Денис покраснел, вскочил на ноги и выбежал вон.

Какой конфуз! Что о нем подумают? Испарина покрыла лоб. Денис полез за платком и вместе с ним вытащил записку:

«Ждите после полуночи! Я приду в вашу спальню!»

Сердце радостно забилось, Денис подскочил до потолка. Прекраснейшая на свете сдалась!

– Что с вами? – поинтересовался Андрей Артемьевич, когда Угаров возвратился в ложу. Какой странный у племянника приятель! Всю комедию сидел с печалью на челе, посреди действия бухнулся на колени, а теперь вот улыбка блуждает по лицу и глаза сверкают!

– Ничего, Андрей Артемьевич! Все в полном порядке! – ответил Угаров. Лаевский-старший больше не казался ему развратником. Старика можно понять – жена словно студень колышется, а тут молоденькая воспитанница с глупым женихом. Чрезвычайно глупым! Кислицын только сейчас заметил, что у Полины платочек упал, и, кряхтя, полез его доставать. Налединская еле слышно сказала ему: «Благодарю» – и весело улыбнулась Денису. Ей одной с самого начала были понятны его манипуляции под креслами.

От мимолетного движения губ Полины Дениса стала бить такая дрожь, что ее почувствовала соседка:

– Бедный, бедный Керубино! – прошептала она ему на ухо и смахнула слезу. Денис не понял, с чего Софья Лукинична так расчувствовалась. Актер, изображавший пажа Керубино, играл из рук вон плохо, и жалеть надо было зрителей, а вовсе не его.

На крылечке особняка всех облаяла какая-то собачонка. Двое грязных мальчишек с трудом ее отловили:

– Моська, Моська! Идем домой!

– Це псина бешена! Треба в Фонтанке утопить! – грозно посетовал швейцар Филипп. – Ишь, на господ кидается!

Полина, сославшись на нездоровье, сразу отправилась в спальню. Все пожелали ей «спокойной ночи», лишь Денис сказал сладостное: «До свидания!»

Свидание! Первое и, даст Бог, не последнее! Денис оставшееся до полуночи время тщательно готовился. Приказал принести теплой воды и снизу доверху себя вымыть. Потом лимонную корочку пожевал, чтобы запах неприятный изо рта не шел.

С первым боем часов, прогремевшим из гостиной, юркнул в кровать, стащил с себя исподнее. Полина запаздывала. Денис закрыл глаза и принялся ждать. Предусмотрительно смазанная дверь даже не скрипнула, только когда откинули одеяло, Угаров понял, что возлюбленная пришла.

Юноша обхватил желанные плечи, шепнул в ухо:

– Я тебя люблю!

– И я!

Голос не Полины. И духи не ее. А во рту зубов почти нет!

Денис приоткрыл глаза.

– Софья Лукинична! – прошептал он в ужасе.

Руки сами собой опустились, по телу пробежала судорога.

– А ты кого ожидал? – громко спросила генеральша.

– Умоляю, тише! Весь дом сбежится!

– Ну и пусть! Пусть все знают! Обманщик! – Софья Лукинична наградила юношу пощечиной. – Развратник! Кого ты ждал? – Тут ударили и по второй. – Полину? Отвечай!

Пощечины не прекращались, вдобавок при каждом замахе на грудь Дениса падал освобожденный от корсета живот.

– Тише! – чуть не плача бормотал Угаров.

– Негодяй! Мерзавец! Насильник! – орала на весь дом Лаевская. – Зачем тебе эта сучка?

Денис обреченно закрыл глаза. Хоть в Петербурге они с Тучиным находились уже второй месяц, с генеральшей он познакомился лишь накануне. Сентябрь и почти весь октябрь та провела со своей старшей сестрой в имении, откуда только вчера вернулась. Весь сегодняшний день Софья Лукинична оказывала юноше знаки внимания – то посмотрит многозначительно, то двусмысленность изречет. Угаров списал это на безобидное старческое кокетство – и вот на тебе: почтенная матрона у него в спальне.

Первыми на крик явились Тучин с Владимиром Лаевским. Попыток освободить несчастного Угарова даже не предприняли – прыснули от смеха. Следующей явилась старшая сестра Софьи Лукиничны – Ирина. Уже в тридцать лет ее принимали за старушку. Всегда в чепце, никаких румян и украшений, сгорбленная сухонькая фигурка.

– Батюшки светы! – воскликнула она и, перекрестившись, убежала.

Потом заглянул Кислицын. Вытаращил в изумлении глаза и немедля исчез. Последним вошел Лаевский-старший.

– Андрей Артемьевич, посмотри, что вытворяют в нашем доме! – заверещала Софья Лукинична. – Я ему в матери гожусь, а он меня насиловать пытался!

– Какой позор! – пробормотал старик.

Ирина Лукинична вернулась с подмогой. Дворецкий Никанорыч и швейцар Филипп сняли с Угарова брыкавшуюся Лаевскую и потащили к ней в комнату. Вслед за ними молча удалились остальные, только Тучин, уняв наконец смех, сказал в дверях:

– Ну, ты даешь!

Денис долго не мог заснуть.

«Какой конфуз! Завтра меня выгонят! Да еще с позором! – размышлял он, ворочаясь в кровати. – Вот уж действительно Керубино! Ладно! Зато домой поеду!»

– Чего молчите-то? – спросила Ирина Лукинична.

Угаров, потупив взор, вытянулся перед Андреем Артемьевичем. Эх, надо было уехать спозаранку, да проспал! Стой теперь, как пугало огородное. Сам виноват! Кабы дверь в комнату запер, не попал бы в коллизию!

– Андрей Артемьевич! Скажите же что-нибудь! – оказывается, призыв не к Денису относился.

Генерал Лаевский поднялся с кресла и подошел к Угарову:

– Вы бывали в сумасшедшем доме?

– Нет, – промямлил Угаров. Бог мой! Неужели в скорбный дом хотят упрятать?

– Душераздирающее зрелище! – продолжил Андрей Артемьевич. – Несчастные прикованы к каменным стенам, ревут, кричат, кусаются. Дабы облегчить невыносимые страдания, их обливают ледяной водой! Вот! Теперь понимаете, почему я не отдал туда Софушку?

Угаров вытаращил глаза:

– Нет!

– У Софушки приступы всего два раза в год, в остальное время она нормальная… почти нормальная, вот мы и решили с Иринушкой, что сами справимся.

Разговор происходил в кабинете генерала, больше походившем на библиотеку. Стен за книжными полками не было видно, раскрытые фолианты лежали везде – на камине, диванах, креслах, а письменный стол был завален ворохом бумаг и книг.

– Софья не сумасшедшая! – вставила Ирина Лукинична. – У нее просто нервная горячка! Как приступ случится, мы ее в комнату особую запираем, на втором этаже, рядом с вами!

Денис вспомнил, что справа от его комнаты дверь всегда заперта.

– Стены там подушками обиты, чтобы голову она не разбила, а окно заделано, дабы не выкинулась. Если сильный приступ – ремнями к кровати привязываем, – рассказывала Ирина Лукинична. – А когда полегче ей станет, увозим в имение. Доктор Тильмах говорит, что для выздоровления Софушке деревенский воздух показан. Сидит она там целыми днями на веранде и молчит, в одну точку глядит. Месяца полтора так проходят, а то и два! А как заговорит со мной, значит, поправилась, едем обратно. Полгода потом она нормальная, ну почти нормальная, а затем снова. И так уже семнадцать лет! Сразу после рождения Полины началось! Больно носила тяжело, в родах чуть не померла! Три дня потом в горячке отлежала, а как в сознание пришла – будто подменили. Сидит, голову опустила и молчит!

– Я упросил Ирину Лукиничну с нами пожить, – перебил свояченицу Андрей Артемьевич. – Софушку-то одну не оставишь, опять же детки, а у меня служба. То в Польшу с инспекцией, то в Сибирь…

– Выходит, – догадался Денис, – два последних месяца вы приступ в имении пережидали?

– Ну да!

– То есть сейчас Софья Лукинична здорова?

– Почти! – снова вздохнула Ирина. – Пока сиднем сидит, она силы набирает, сейчас всем здесь даст прикурить. Задирать будет и слуг, и Полину с Володей, а уж про нас с Андрюшенькой промолчу. – Ирина Лукинична метнула в родственника нежный взгляд.

– Мужчины ей после воздержания требуются, – застенчиво поделился генерал, – десять раз в сутки, не меньше!

– Раньше-то, пока молода да красива была, проблем с этим не было, – продолжила рассказ Ирина Лукинична. – Половина Петербурга у нее в любовниках числилась…