Данил Корецкий - Музейный артефакт

– За фарт, Зинуля! Все будет путем!

Он выпил, закусил «Любительской» колбасой. И вдруг замер, даже жевать перестал. Что за черт?!

Китайский болванчик усердно кивал. Но ведь никто до него не дотрагивался!

– Ты чего?

Протянув руку, Студент остановил фарфоровую голову. Но когда убрал палец, китаец тут же закивал снова. Чему он кивает?! Подтверждает, что «все будет путем»?

– Все будет путем! – повторил он.

Болванчик закивал сильнее.

– А может, меня грохнут на сходке? – не спуская глаз со статуэтки, сказал Студент.

Теперь голова отрицательно закачалась справа налево.

– Ты что, понимаешь меня? – ошарашенно спросил он.

Китаец снова закивал.

Студент с силой провел ладонью по лицу.

«Нажрался до чертиков! – подумал он. – Надо идти к Мерину, пока ноги ходят…»

Сейчас вокруг саманного домика царило оживление: на пороге курил Жучок, чуть в стороне увлеченно играли финкой «в ножички» Фитиль и Череп. Студент поздоровался, те ответили кивками и откровенно любопытными взглядами. Наклонив голову, Студент вошел в тесные, пахнущие плесенью сени, откинув ветхий полог, прошел в комнату.

Мерин сидел за пустым столом и выглядел озабоченным.

– Давно у нас таких предъяв не было, – не здороваясь, сказал он. – Ты что, в натуре, правильных воров завалил?

– В натуре, – кивнул Студент. Он сел напротив, левую руку с перстнем спрятал зачем-то под стол.

– Я на заказ «дело» сработал, а они, чтоб не платить, меня грохнуть хотели. Но я быстрей успел…

Мерин вздохнул и потер сухие ладошки.

– Ну, давай, сдувай, только подробно!

Студент рассказал про поездку в Ленинград – все, как было: при разборе, если поймают на враках, считаешься виноватым! Только про сторожа Эрмитажа умолчал – он сам по себе и к этой теме отношения не имеет.

Мерин закряхтел, покрутил головой.

– Двоих… Как же так? Ты же всегда «мокряков» стремался[62]?

– А чего тут выбирать: или они меня, или я их…

– Ну, ладно, – с явным сомнением сказал старый вор. – На какой улице Козырь жил? Адрес помнишь?

– Адрес простой: Монино, улица «Газеты “Правда”», пятнадцать. Зачем тебе?

– А кто там был еще? Ну, кроме вас?

– Да что ты все так подробно выпытываешь?!

Мерин стукнул по столу кулачком, наклонился вперед, прищурился:

– Да то, что дело серьезное! – рявкнул он, брызнув каплями слюны. – Не только для тебя, для всей общины! И для меня, между прочим…

Он оборвал себя на полуслове.

– Ну, это ладно… Просто питерцы наших про тебя подробно расспрашивали. Что ты куришь, да что пьешь, да с кем долбишься… Даже узнали, что ты Матросу семь штук проиграл!

– Ну и что? Я же отдал! А играть не западло!

– Я тебе к чему все это прогоняю? Чтобы знал: они серьезно обставляются! Потому и нам серьезно готовиться надо!

– Нам?!

– А ты как думал? Я сейчас за Смотрящего, значит, я с тобой ехать должен! И с тобой ответ держать! Так что серьезно обставляться надо! На улице пацаны ждут, сейчас сядут в поезд и – в Ленинград, там тоже землю рыть будут!

– Ничего себе! Спасибо, Мерин, не ожидал!

– Так кто там еще был? На этой улице «Газеты “Правда”»?

Студент задумался.

– Да никого не было. Кроме этой… Клавки. То ли домохозяйки Козыря, то ли сожительницы… Она не при делах – жратву принесла, унесла…

– Разберемся… Ты иди, продумай, как отмазываться. Через три дня и нам ехать… А кстати, что ты взял в Эрмитаже?

Студент молча вынул руку из-под стола, протянул вперед.

– Вот оно что, – медленно проговорил Мерин, вглядываясь.

Лев угрожающе скалился, черный камень переливался злым огнем.

– Неужели тот самый?

Студент пожал плечами.

– Откуда я знаю. Они заказали, я взял.

– Тот самый! – Мерин прищурился. – Ишь, как лучики глаза колют… Хотя тогда он страшнее выглядел… Постой, постой…

Мерин вскинул голову, впился внимательным взглядом в лицо Студента.

– Так вот оно что… Неужто он действительно фарт приносит? Во всяком случае, «мокрухе» он тебя научил…

Студент молчал. Мерин махнул рукой.

– Ладно, иди. И пришли мне Жучка с ребятами…

Молодой вор пошел к выходу, «законник» остановившимся взглядом смотрел в его широкую спину.

Даже много повидавшему в своей неспокойной жизни Мерину было не по себе. Он не собирался впрягаться за Студента: сам накосячил, пусть сам и разбирается. Но вдруг пришла мысль: «Что же это получается? Выходит, стоило Головану на зону уйти, а Мерину за Смотрящего остаться, так он и обосрался: ленинградцы предъяву кинули, он и проглотил! Отдал своего пацана чужим, те его на ножи поставили, а он утерся! Это всей общине плевок в харю! Да, точно, так и скажут… Нет, надо Студента отмазывать! Любым путем отмазывать!» Мысль была неожиданной, и непонятно, откуда взялась, но показалась правильной… Иначе можно попасть в блудную, так офаршмачиться на старости лет, что и до самой смерти не отмоешься. Только сейчас, когда он увидел перстень Седого, ему показалось, что эту мысль ему внушил лев. Или тот, кто за львом стоит…

– Эй, Мерин, ты что, заснул?

«Законник» вздрогнул. Перед ним полукругом стояли Жучок, Череп и Фитиль. Последний крутил в пальцах финку и ухмылялся.

– Значит, слушайте, что надо делать, – начал «законник»…

То ли по совпадению, то ли со смыслом, но сходку назначили в Монино. За прошедшие два месяца здесь ничего не изменилось: та же разбитая, замусоренная платформа, бетонная лестница с выкрошенными ступенями, старушки, продающие в газетных кулечках грибы и голубику, какие-то пацаны, лузгающие семечки в конце платформы… Только заметно похолодало, дул резкий пронизывающий ветер да листва на окружающих деревьях пожелтела и облетала.

Мерин плотнее запахнул поношенный пиджак, ссутулился, ниже надвинул на лоб серую кепку. В галифе и в не новых, но начищенных сапогах он выглядел старомодно – вроде в начале пятидесятых получил «десятку» и только что откинулся[63]. Студент был в широких брюках, разношенных кедах и фланелевой лыжной куртке с начесом изнутри – в таком наряде легче драться и убегать, да и умирать, наверное, тоже легче… Но умирать он не собирался. Почему-то вспоминалось благоприятное пророчество фарфорового китайца, да и от перстня исходило приятное успокаивающее тепло. Хотя мандраж чувствовался: сердце колотилось, как раненая птица, да и руки дрожали…

– Ты бы снял эту цацку, – угрюмо сказал Мерин. – Зачем гусей дразнить? Отдай пока Султану!

Двухметровый Султан стоял в стороне и делал вид, что их не знает. Под широким макинтошем скрывался двуствольный обрез, заряженный жаканами и «тэха»[64].

– Зачем? Это мой перстень. Я его честно взял на своем «деле», – ответил Студент. – Кого бояться?

Мерин пожал плечами и медленно двинулся вперед. К ним подбежал приблатненного вида оголец, покарябал обоих колючими глазами, сплюнул.

– На сходку? Вон туда идите, – грязный палец указал на узкую тропинку, идущую от лестницы вправо. – Там покажут.

И деловито добавил:

– С «перьями» и «волынами» нельзя. Если есть, где-нибудь здесь заховайте…

Они спустились по ступенькам, там переминался с ноги на ногу и нервно курил Жучок. Череп и Фитиль маячили в отдалении и старательно смотрели в другую сторону. Жучок отвел Мерина в сторонку, что-то пошептал на ухо. Губы «законника» зазмеились улыбкой.

– Пойдешь с нами. Будешь Знающим.

Жучок кивнул и двинулся следом за ними. Султан, Череп и Фитиль остались у невидимой границы, за которую вход охране был запрещен: там действовали законы сходки. Законы, в сущности, очень простые и понятные: на сходке все равны, каждый имеет голос и может высказать свое мнение, врать нельзя, решение принимается большинством, конфликты не допускаются… Как правило, эти законы выполняются, причем теми, кто систематически нарушает правовые предписания государства. Может, потому, что их нарушение карается обязательной смертью – никакие адвокаты тут не помогут, и помилований не бывает…

Студент шел впереди. На этот раз они двигались вдаль от поселка. Лес сгущался, все выше становился кустарник, под ногами хрустели сухие ветки, вокруг с тонким звоном вились комары, лезли в глаза, жалили открытые части тела. Студент то и дело хлестал себя по щекам. Сзади тоже раздавались хлесткие шлепки.

Они шли довольно долго, потом тропинка уперлась в овраг, здесь курил еще один мальчишка, он показал, куда свернуть, и тоже предупредил: «Дуры и пики нельзя»…

Обойдя зловонный, затянутый тиной пруд, ростовчане подошли к узкому проходу в высоком кустарнике, по обе стороны которого стояли широкоплечие гладиаторы[65], которые тщательно ощупали ростовских воров и хмуро поинтересовались, кто есть кто.

– Я Мерин, не узнаете, что ли?! – раздраженно буркнул старый вор, хотя уже давно исчез с криминального горизонта, почти не выезжал из Ростова, и, конечно же, современное поколение не знало его в лицо, да и некогда громкое прозвище помнили далеко не все.