Джон Сэндфорд - Зимний убийца

Ветер со свистом метался между иссиня-черными стенами сосен по руслу замерзшей реки Шаста. Тонкие обнаженные деревца болотной ольхи и слабые молодые березки гнулись под его напором. Острые, точно иголки, льдинки, похожие на пыль от наждачной бумаги, неслись на крыльях ветра и рисовали на снегу диковинные картины.

Убийца двигался вдоль русла до самого озера, полагаясь скорее на интуицию и время, чем на глаза. Когда минутная стрелка на светящемся циферблате часов для подводного плавания прошла шесть делений, он начал высматривать мертвую сосну. Через двадцать секунд выбеленный непогодой ствол, словно блуждающий призрак, на мгновение появился в лучах фар снегохода и тут же исчез.

Пора. Шестьсот ярдов, компас показывает двести семьдесят градусов.

«Время, время, время!»

Он чуть не вылетел на западный берег озера, к белому коттеджу, почти незаметному на фоне снега. Развернувшись, сбросил скорость и покатил вдоль дома, затем медленно направил снегоход вверх по берегу и выключил мотор. Искусственный голубой свет фонарей во дворе сиял сквозь пургу.

Убийца поднял щиток шлема, замер и прислушался. Он ничего не услышал, кроме шороха снега по костюму и шлему, пощелкивания остывающего двигателя, собственного дыхания и ветра. Он был в шерстяной лыжной маске, полностью закрывающей лицо, с отверстиями для глаз и рта. Снег падал на мягкую ткань, и через пару мгновений ручейки воды потекли вдоль его носа. Убийца оделся в соответствии с погодой, тщательно подготовившись к этой поездке: непродуваемый утепленный костюм для езды на снегоходе, зимние охотничьи сапоги, толстые лыжные перчатки. Тяжелый синтетический воротник частично закрывал маску для лица, а воротник костюма поднимался до самого шлема. Убийца в буквальном смысле был закутан в нейлон и шерсть, и тем не менее холод проникал сквозь швы и стыки одежды, перехватывая дыхание.

Пара снегоступов была закреплена позади сиденья, на багажнике снегохода, вместе с тесаком для рубки кукурузных стеблей, завернутым в газету. Убийца повернулся на седле, опираясь на него всем своим весом, достал из кармана парки миниатюрный фонарик с рифленой алюминиевой ручкой и навел его луч на багажник. Толстые перчатки мешали двигаться, поэтому он стащил их, оставив висеть на застежках манжет.

Ветер вонзался в обнаженные руки, точно нож для колки льда, пока Убийца отвязывал от багажника снегоступы. Он сбросил их на землю, вставил ноги в быстро отстегивающиеся крепления, защелкнул их и сунул руки в перчатки. Он снял их не более чем на минуту, но пальцы уже онемели.

Затем Убийца выпрямился и попробовал снег. Верхний слой был мягким, но под ним благодаря сильному морозу образовалась жесткая корка. Снегоступы погружались всего на два или три дюйма. Хорошо.

В голове прозвучал сигнал: «Пора!»

Он замер на мгновение, пытаясь успокоиться. Сейчас вся сложная механика его существования подвергалась опасности. Однажды он убил человека, но это произошло практически случайно. Пришлось обставить дело так, чтобы все выглядело как самоубийство.

И у него почти получилось.

Причем настолько хорошо, что у копов не было ни единого шанса поймать его. Этот опыт изменил Убийцу: позволил почувствовать вкус крови, ощутить настоящее могущество.

Он откинул назад голову, точно пес, нюхающий воздух. Дом находился в ста футах дальше по берегу озера. Убийца не видел его: темнота скрывала все вокруг, за исключением далекого пятна света во дворе. Достав из багажника тесак, он начал подниматься по склону. Тесак для кукурузы был совсем простым инструментом, но, если в этом возникнет необходимость, идеально подходил в качестве оружия для засады ненастной ночью.

Во время урагана и особенно ночью коттедж Клаудии Лакорт, казалось, соскальзывал на самый край мира. Когда снегопад усилился, огни на другом берегу замерзшего озера потускнели и постепенно, один за другим, погасли.

Лес начал подступать к дому: сосны и ели на цыпочках подобрались к самому порогу и нависли над ним, придавив своей тяжестью. Туя стучала лапами в окно, голые ветви берез скребли по скатам крыши. Все это создавало ощущение, что к жилью подбираются глухо ворчащие силы зла: словно какой-то зверь с клыками и когтями громко стучит, пытаясь ухватиться за обшивку из вагонки. Чудовище, которому под силу разорвать дом на части.

Когда Клаудиа была одна или вместе с Лизой, она ставила в проигрыватель старые альбомы Тэмми Уайнетт[1] или смотрела игровые шоу по телевизору. Но грохот и рев бури перекрывал все звуки. Порой где-нибудь происходил обрыв линии электропередач, свет начинал моргать и гас, музыка смолкала, все задерживали дыхание… и тут на них набрасывался ураган, грозно выставив перед собой когти. От свечей становилось только хуже; фонари «молния» тоже не слишком помогали, потому что с силами зла, порожденными фантазией во время кошмарной метели, могли справиться только достижения современной науки: спутниковое телевидение, радио, компакт-диски, телефон, компьютерные игры. Электрические дрели. В общем, то, что создает искусственный шум. Все, что может остановить пришедшие из темных веков острые когти, терзающие дом.

Клаудиа, стоя у раковины, мыла и складывала в сушилку кофейные чашки. В окошке над раковиной, как в зеркале, отражалось ее лицо, только глаза и черты лица казались темнее, точно на старом дагерротипе.

Внешне она была похожа на мадонну с картины художника — единственная примета света и жизни в снежном урагане. Впрочем, Клаудиа никогда не считала себя мадонной. Она была замужней женщиной с все еще хорошей фигурой, красила волосы в рыжий цвет, обладала завидным чувством юмора и любила пиво. Она умела управлять рыбачьей лодкой и играть в софтбол, а еще пару раз за зиму они с Фрэнком оставляли Лизу у друзей, ехали в Грант и снимали номер в «Холлидей-инн», где около кровати стоял шкаф с зеркальными дверцами от самого пола до потолка. Клаудии очень нравилось сидеть верхом на Фрэнке и наблюдать, как они занимаются любовью: голова у нее откинута назад, соски ярко-красного цвета.

Клаудиа отчистила присохшие остатки с железной формочки для кексов, ополоснула ее и отправила в сушилку. В стекло ударила ветка дерева, и хозяйка выглянула в окно. Впрочем, она не боялась и насвистывала себе под нос что-то старое, из тех времен, когда училась в средней школе. Сегодня они с Лизой не одни. С ними Фрэнк. Он поднимался по лестнице и тоже негромко напевал. Часто получалось так, что они делали что-то одновременно.

— Ммм, — начал он, когда она повернулась.

Редеющие черные волосы падали ему на глаза, и Клаудиа подумала, что Фрэнк похож на ковбоя: высокие скулы, потрепанные ковбойские сапоги «Тони Лама», выглядывающие из-под обрезанных джинсов. Поверх футболки он надел видавший виды рабочий передник из хлопчатобумажной ткани, в руках держал кисточку с кроваво-красным лаком.

— В каком смысле «ммм»? — спросила Клаудиа.

Для обоих это был второй брак. Жизнь кое-чему научила их, и они очень нежно относились друг к другу.

— Я начал красить книжную полку и вспомнил про печку, — словно извиняясь, сказал Фрэнк и махнул в ее сторону кисточкой. — Чтобы закончить, мне нужен еще час. Я уже не могу остановиться, лак засохнет.

— Проклятье, Фрэнк…

Клаудиа закатила глаза.

— Прости.

Легкое раскаяние, милая ковбойская манера.

— А как насчет шерифа? — спросила она, сменив тему. — Ты все еще собираешься это сделать?

— Я встречусь с ним завтра, — ответил он и отвернулся, избегая смотреть ей в глаза.

— От этого будет куча проблем.

Они уже некоторое время спорили об этом. Клаудиа отошла от раковины и, отклонившись назад, бросила взгляд через коридор. Дверь в комнату Лизы была закрыта, из-за нее доносились едва различимые звуки «Guns N’Roses». Клаудиа заговорила резче, и в ее голосе прозвучала озабоченность:

— Лучше бы ты промолчал, Фрэнк. Это тебя не касается. Ты рассказал Харперу. Джим был его сыном. Если там Джим.

— Это он, можешь не сомневаться. И я говорил тебе, как повел себя Харпер.

Губы Фрэнка сжались в тонкую жесткую линию. Клаудиа знала это выражение и понимала, что он не передумает. Вроде героя из «Ровно в полдень», которого играл Гэри Купер.

— Я жалею, что видела этот снимок.

Клаудиа опустила голову и потерла висок. Лиза в тот день позвала ее в свою комнату, чтобы отдать фотографию, вырезанную из журнала. Девочка не хотела, чтобы Фрэнк видел это.

— Мы не можем оставить все как есть, — настаивал Фрэнк. — Я так и сказал Харперу.

— У нас будут проблемы, — ответила его жена.

— Полиция разберется в этом. Мы тут совершенно ни при чем, — возразил он и через пару мгновений спросил: — Ты займешься печкой?