Абдурахман Авторханов - Загадка смерти Сталина. Исследование

На вершине пирамиды советской партократии не было достаточно места для двух преступных гениев — для Сталина и Берия. Рано или поздно один должен был уступить место другому — или оба погибнуть во взаимной борьбе. То и другое случилось почти одновременно. Данное произведение и посвящено реконструкции исторического процесса последних пяти лет сталинского правления (1948–1953), приведшего к этому.

При тиранических режимах политика есть искусство чередующихся интриг. Придворные интригуют, чтобы оказаться поближе к тирану, а тиран — чтобы натравливать их друг на друга, ведь придворные, постоянно соперничающие между собой, не способны организовать заговор против своего владыки. В подобного рода интригах Сталин и его клика не имели себе равных.

Сталин окружил себя людьми, преданность которых обусловливалась не общественными идеалами, а лишь соображениями карьеры. Каждый из них боролся за Сталина, ибо Сталин — это власть, но, чтобы они не объединились против него в борьбе за эту власть, Сталин разжигал среди них взаимную ненависть. Эта тактика имела и еще одно преимущество: когда Сталину было нужно «пустить в расход» кого-нибудь из своей клики, он делал это по доносам одних, при энтузиазме других и при молчаливом согласии остальных.

У большевистской правящей элиты было атрофировано самое элементарное чувство коллегиальной солидарности для спасения своих отдельных представителей — хотя бы ради своего собственного спасения. Этим воспользовался Сталин до войны, на пути к единоличной тирании. Этим Сталин продолжал пользоваться и после войны, пока самый способный из его учеников — Берия — не превзошел своего учителя.

Если каждый из членов последнего сталинского Политбюро умер или умрет своей смертью, то это благодаря тому, кого они убили, — Берия. Если не состоялась вторая, куда более грозная, чем в ежовщину, «великая чистка», если сотни тысяч людей были спасены от чекистских пуль, а миллионы — от концлагерей, то этим, вероятнее всего, страна обязана тоже Берия. Это не было его целью, но это было его невольной заслугой.

Когда Сталин решил ликвидировать свою «старую гвардию» (молотовцев), апеллируя к «молодой гвардии» (маленковцам), Берия первый разгадал его стратегический план — уничтожить всех членов Политбюро по шаблону 20-х и 30-х годов: «старую гвардию» — при помощи «молодой гвардии», «молодую гвардию» — при помощи «выдвиженцев». Но Сталин просчитался: его окружали теперь не идейные простофили 20-х, не политические евнухи 30-х годов, а его же духовные двойники, выпестованные им самим, по его собственному криминальному образу мышления и действия. Но на высоте криминального искусства самого Сталина стоял среди них только один Берия. К счастью народов СССР, Бог лишил Сталина разума в тот самый момент, когда он направил его гнев в сторону Берия.

С уму непостижимой оплошностью Сталин выдал себя, сформулировав обвинение кремлевских врачей-«заговорщиков»: ведь обвинение всей сети верховных органов госбезопасности в попустительстве «заговорщикам» было прямо направлено против Берия. Берия слишком хорошо знал и Сталина, и судьбу своих предшественников, чтобы строить иллюзии. Сталину теперь нужна была его голова. У Берия не было никаких других средств снасти ее, кроме того, как лишить самого Сталина его собственной головы.

Вот так и был организован беспримерный по трудности, но и блестящий по технике исполнения заговор Берия против Сталина. Организатор заговора доказал, что он превзошел Сталина в том, в чем последний считался корифеем: в искусстве организации политических убийств!

Естественно, в результате власть Сталина оказалась у Берия. Члены Политбюро, судьбой которых Берия теперь мог распоряжаться, решили отнять у него власть. Возглавленный Хрущевым, был создан второй, беспримерный по трусости заговор — против Берия, заговор, который, по существу, был убийством из-за угла. Впрочем, таким же был и организованный впоследствии заговор против самого Хрущева — с той лишь разницей, что его оставили в живых.

Все три заговора (против Сталина, против Берия и против Хрущева) свидетельствуют об одном: советский режим не может менять своих правителей легальными методами. Так было всегда. Так будет и дальше.

Не абстрактные спекуляции, не искусственные конструкции, а логика целой цепи косвенных доказательств, называемых в юриспруденции уликами, привела меня к окончательному выводу: Сталин умер в результате заговора. Заговор этот не был импровизацией. Он был лишь последним актом той продолжительной послевоенной трагедии, в которой актеры как бы поменялись ролями: предназначенные к гибели герои умертвили «бессмертного», чтобы самим остаться в живых. С такой же уверенностью я не могу этого утверждать о втором аспекте моей темы: как был умерщвлен Сталин? Коллапс как последствие шока от заседания Политбюро с последующим вредительским лечением или яд замедленного действия, полученный от Берия? Впрочем, собранные мною улики для того или другого случая я предоставляю на суд самого читателя.

Я не буду останавливаться на характеристике использованных мною советских и западных источников, но скажу несколько слов о книге «Хрущев вспоминает» («Khrushchev Remembers»), изданной на английском языке. Подлинность этих мемуаров Хрущева подвергалась в печати сомнению. Я не разделяю такой оценки. Около 80–85 процентов фактов, приведенных в книге, мы знаем из многих других высказываний Хрущева в беседах с разными лицами или из его официальных речей, а остальной текст мемуаров никаких сенсационных разоблачений не содержит.

Немного надо сказать и о моих частных источниках информации из СССР. В этом отношении я оказался в несколько более выгодном положении, чем другие историки на Западе. Объясняется это тем, что КГБ широко разрекламировал мою книгу «Технология власти» (1959): на многих политических процессах в Москве, Ленинграде, Киеве и в других городах она фигурировала — в издании самиздата — как вещественное доказательство против подсудимых (за нее мастера фальсификации из ЦК сочинили мне биографию, в которой нет ни одного слова правды, кроме моего имени). Уже в той книге я написал, что загадочная смерть Сталина последовала, вероятно, в результате заговора четверки (Берия, Маленкова, Хрущева, Булганина) и что подозрительно само это подчеркивание в официальном сообщении о месте смерти Сталина: «Сталин умер в Москве на своей квартире» (Авторханов А. Технология власти. 1959, с. 282, 295). Все мои дальнейшие поиски за истекшие пятнадцать лет и были посвящены этой «загадке смерти Сталина». Но так как «Технологию власти» переиздал не только самиздат, но и ЦК КПСС — для партийной элиты в издательстве «Мысль» с грифом «запрещенная литература», — то у нее оказался относительно широкий круг читателей. Отсюда и приток ко мне по разным каналам дополнительных сведений о том, как происходили некоторые из описываемых мною послевоенных событий. К сожалению, я лишен возможности использовать их полностью. Для этого еще не наступило время. Исключение сделано только в тех случаях, когда аутентичность материала кажется бесспорной или поддается объективной проверке.

1975 г.

Примечание. Мри цитировании высказываний Ленина автор пользовался двумя изданиями: 1) Ленин В. И. ПСС и 2) Ленин В. И. Соч., изд. З-е. Если нет специальных оговорок, то напечатанные курсивом места в цитатах выделены автором. — Ред.

Когда большевистского завоевателя Грузии, соратника Ленина и врага Сталина, Буду Мдивани вели в 1937 году на расстрел, то он крикнул на весь коридор Метехского замка: «Пусть Сталин не забывает, что за Дантоном последовала очередь Робеспьера!» Сталин делал в дальнейшем все, чтобы грузинский Дантон не оказался пророком.

До войны с этой задачей он, не без учета урока Робеспьера, справился блестяще. Робеспьер посылал на эшафот лишь отдельные группы из Конвента, великодушно оберегая сам Конвент, но тогда Конвент послал его туда же. Сталин, как диктатор, поступил более разумно: разделавшись со своими ультрареволюционными гебертистами (троцкистами) и правооппортунистическими дантонистами (бухаринцами) при помощи большевистского Конвента, Сталин послал под конец на эшафот и этот слепо преданный ему Конвент — ЦК 1934 года. Сталин, если речь шла о его личной безопасности, не искал врагов — он уничтожал потенциальных врагов (группами, классами и даже целыми народами), считая, что уничтожить их, когда они станут действительными врагами, будет трудно, а может быть, и невозможно.