Алена Белозерская - Стрела, попавшая в тебя

Полина отчаянно боролась с желанием выпить. Душа умоляла о виски, которое успокоило бы мятущиеся мысли, заставило сердце ровно биться и сделало дыхание спокойным. Нужен был всего один глоток, и он не опьянит, наоборот, позволит трезво взглянуть на ситуацию. Лихорадочно собирая вещи в небольшой саквояж, она думала о давнем друге «Джеке»[1], словно он был лекарством для ее измученного сердца; при этом понимала, насколько опасным может оказаться подобное средство «обретения внутренней гармонии».

Наверное, существуют люди, в которых алкоголь убивает страх, бодрит, направляет решительность в нужное русло, не превращая при этом в безрассудных и беспощадных чудовищ. Или же, напротив, помогает расслабиться, взять под контроль злобу и агрессивный азарт, дает возможность сконцентрироваться и здраво оценить обстановку. Возможно, есть такие люди, и разумная доза спиртного не приносит им вреда, а идет на пользу. Увы, Полина к таким не относилась. Для нее, как и для большинства, алкоголь был средством побега от реальности, нежели стимулом для изменения ситуации. Таких, как она, спиртное на короткий срок успокаивало, даже позволяло затуманенному мозгу рождать какие-то «правильные и единственно верные» идеи, потом топило в пьяном угаре или же вовсе лишало чувств. А иногда алкоголь-«помощник» заставлял так остро ощущать боль, что хотелось вогнать себе в грудь нож, разбить голову о стену, только бы избавиться от невыносимого отчаяния и горя. Полина боялась пить, однако не знала другого способа расслабиться.

Собрав вещи, она бесцельно прошлась по номеру, после осмотрелась уже с явным интересом, подумав, насколько привыкла к отелю, в котором жила последние два месяца. Эти огромные комнаты сложно было назвать домом, однако они стали почти родными, потому что здесь Полина пряталась от мира за окном, недоброго и коварного. Роман много раз предлагал переехать в его квартиру, однако она отказывалась, не желая оставаться одной в пустых апартаментах. В чужом доме ощущение одиночества ни на миг не покидало ее, и несмотря на то, что общаться с другими людьми не хотелось, присутствие кого-либо рядом было абсолютно необходимым. Постоянно сменяющие друг друга постояльцы отеля напоминали, что жизнь вокруг продолжается, а звуки, наполняющие стены, успокаивали, создавали иллюзию комфорта и даже уюта. Здесь Полина чувствовала себя лучше, чем дома у Романа. Там она скучала, отчаянно считая дни, когда он вернется из Парижа. В отеле просто ждала, без той сумасшедшей истерии, которая нападала на нее, стоило переступить порог его квартиры.

Казалось, все начало возвращаться на свои места. Боль потери, которую Полина и ее семья пережили несколько месяцев назад, конечно, не уйдет никогда, но сейчас она уже не была такой острой, как вначале. Смерть Алекса навсегда изменила их жизни, и его уход ничем нельзя будет восполнить[2]. Об этом Полина думала каждый день, как и о том, насколько унылым стало ее существование после гибели брата. Все, что ранее казалось важным, сейчас утратило свое значение. Разумеется, она переживала из-за потери компании, которую братья строили долгие годы и лишились практически в одночасье, но все чаще ловила себя на мысли, что ей безразлично, по каким причинам это случилось, и совсем неинтересно, кто этому способствовал. На место печали пришло равнодушие. Полина едва не захлебнулась в безучастности, незаметно для себя погружаясь в холодные воды отчуждения. Ничто не радовало: ни ежедневные звонки Романа, ни его слова любви, которые она так долго ждала, а теперь воспринимала с невозмутимым спокойствием, ни встречи с родными. Последние и вовсе раздражали, потому что вынуждали заново переживать смерть Алекса. Еще немного, и Полина, наверное, угасла бы. К счастью, этого не случилось, и причиной возрождения стал короткий звонок, в одну секунду заставивший воспрянуть духом.

— Вот я амеба, — пробормотала она, метнулась к ноутбуку и в сотый раз просмотрела фото, присланные накануне Зайцем. — Ты подросла, — Полина очертила пальцем застывшее на экране лицо светловолосой девочки, затем, прикусив губу, уставилась на старика, державшего малышку за руку. — Не умеешь ты прятаться, Хавьер. — Ненависть послышалась в ее шепоте.

Она быстро положила ноутбук в сумку, подхватила саквояж и вышла из номера. Спустившись вниз, Полина отдала администратору карточку-ключ, предупредила, что вернется через несколько дней, затем уверенным шагом направилась в бар. Внутреннее возбуждение, которое охватило ее после разговора с Тоби Зайцем, не отпускало, и Полина все-таки разрешила себе расслабиться.

— Виски, — попросила она бармена, устроившись за стойкой, и добавила: — Чистое. Двойное.

Вечер только начинался, но зал уже был полон. Негромкая музыка и голоса посетителей несколько смутили, Полина недовольно осмотрелась, но вдруг почувствовала, что ей хорошо среди веселящихся людей, и тихо вздохнула. Вид наполненного стакана и вовсе поднял настроение. Прикрыв глаза от удовольствия, она сделала глоток, с наслаждением ощущая, как виски опалило язык и небо.

— Повтори, — попросила Джима-бармена и облокотилась о стойку, чувствуя хорошо знакомую теплоту, растекшуюся по телу.

Новую порцию Полина выпила не сразу, дала себе время успокоиться и еще раз обдумать план действий. Затем вытащила из сумки портмоне, проверила, не оставила ли в номере паспорт и билет на самолет, сверилась с часами и удовлетворенно кивнула. Если она все правильно рассчитала, то времени вполне достаточно, чтобы поужинать с родными и успеть в Хитроу на самолет. В аэропорту Полина должна появиться не позднее десяти тридцати, иначе самолет до Буэнос-Айреса улетит без нее. Она испытала желание позвонить Майклу и отказаться от встречи, затем поняла, что не может придумать правдивую отговорку, и решила не менять планы. «Останусь на пару часов, послушаю разговоры, затем сделаю кислое лицо, сошлюсь на плохое самочувствие, и прощай, дорогая семья, здравствуй, Аргентина», — подумала Полина, хлопнула себя по коленке и поднялась.

— Надолго уезжаете? — спросил Джим, сверкнув брекетами на и без того ровных зубах.

— А ты уже скучаешь? — Полина протянула щедрые чаевые.

— Вы всегда в моих мыслях, мадам Матуа, — нисколько не смутился парнишка столь некорректному вопросу.

Долго живя в отеле, Полина познакомилась практически со всем обслуживающим персоналом. Она многое знала об этих людях. Горничная Мэри без стеснения делилась информацией о личной жизни своих коллег, поэтому Полине давно было известно, что милашка Джимми учится актерскому мастерству и является любовником мистера Паттерсона, одного из администраторов отеля. Поэтому ответ бармена заставил Полину широко улыбнуться.

— Молодец, — по-русски обратилась она к нему и, зная, что он не поймет, грубо продолжила: — Научился лизать задницу богатым теткам.

Сидевший в стороне от нее мужчина громко рассмеялся, и Полина быстро пожалела о своей глупой выходке. Покраснев, она повернулась к человеку, который с нескрываемым интересом рассматривал ее фигуру. Молод, хорош собой, дорого одет. «Неплох, — подумала она, глядя в его смеющиеся глаза, — но не вовремя».

— Не скучай, Джимми, — Полина снова перешла на английский. — Скоро увидимся. — Она подхватила саквояж и направилась к выходу, все еще ощущая на себе взгляд незнакомца.

В главном холле Полина подошла к администратору, которому передала ключ от своей машины. Тот немедленно вызвал парковщика и в ожидании, когда «Мерседес» подадут к входу, рассказал последние новости, посетовал на холод, а после порадовался праздникам. Сначала Полина не поняла, о чем он говорит, потом вспомнила о Рождестве и удивилась, так как совершенно потерялась во времени. Она все еще продолжала жить в осени, точнее в месяце, когда убили Алекса, не обращая внимания на бегущие дни и приближающийся Новый год.

— Уже подготовили подарки детям?

— Давно, — кивнул администратор. — Жаль, не увижу их радости, потому что работаю в рождественскую ночь. Машину подали, — посмотрел он в сторону стеклянных дверей. — До свидания, мадам Матуа.

Дорога к дому Ребекки и Марка заняла мало времени, уже через полчаса Полина припарковалась на обочине и замерла на мгновение, с силой сжав пальцы на руле. Возбуждение и радость, оттого что уже завтра она увидит девочку, которую все считали погибшей, не покидали ее. Виски несколько успокоило бурю в душе и одновременно взбодрило, однако Полина чувствовала, что тот нервный подъем, в котором она находилась, слишком неестественный, чересчур принужденный, причем «разжигаемый» ею самой. «Успокойся, — глубоко дыша, проговорила она, посмотрела в зеркало заднего вида и, заметив, насколько лихорадочно блестят глаза, зажмурилась. — Успокойся, иначе Майкл начнет задавать лишние вопросы, я стану лгать, запутаюсь и все испорчу. Успокойся», — повторила она и вышла из машины. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу, от этого неожиданного удовольствия Полина расслабилась, затем быстро побежала по дорожке к дому. На ступенях она снова замерла, досчитала до десяти и, нацепив на лицо ставшую привычной для всех кисло-равнодушную маску, позвонила. Дверь открыла Тоня.