Лоуренс Блок - Джентльменское соглашение

Грабитель — хрупкий, опрятно одетый молодой человек лет тридцати с небольшим — деловито шарил в прикроватной тумбочке, когда Арчер Требизонд тихонько проскользнул в комнату. Появился он крадучись, по-кошачьи, — можно было подумать, что и сам Требизонд пришел сюда, чтобы поживиться чужим добром. Но, разумеется, это было далеко не так. Увлеченный изучением ящика грабитель не заметил Требизонда, но спустя какое-то время почувствовал его присутствие, как антилопа в джунглях чует близость хищника.

Когда грабитель певернулся и увидел Арчера Требизонда воочию, сердце его затрепетало. Сначала — просто от неожиданности. А потом — оттого, что револьвер в руке Требизонда был нацелен точнехонько на него, грабителя. Это обстоятельство весьма расстроило последнего.

— Черт побери. — Кажется, именно такими словами он начал беседу. А затем произнес приблизительно следующее: — Я был готов поклясться, что дома никого нет. Я звонил по телефону, стучался в дверь…

— Я только что вошел, — сообщил ему Требизонд.

— Вот невезуха. И так всю неделю. Во вторник ехал на машине, крыло помял; третьего дня опрокинул аквариум, безнадежно испортил ковер, сгубил двух африканских рыбок, самца и самку, таких редких, что им ещё латинского названия не придумали. Даже говорить боюсь, сколько я за них заплатил. А вчера за обедом прикусил щеку изнутри. С вами такое бывало? Хуже всего то, что чувствуешь себя круглым дураком. И кусаешь проклятущую щеку снова и снова, потому что она распухает. По крайней мере, у меня так и происходит. — Грабитель судорожно вздохнул и вытер потной ладонью ещё более потный лоб. — А теперь вот… — пробормотал он.

— Это может оказаться пострашнее помятого крыла и опрокинутого аквариума, — сочувственно проговорил Требизонд.

— Я что, не понимаю? Знаете, как мне следовало поступить? Я должен был проваляться всю неделю в кровати. Есть у меня знакомый медвежатник, так он всегда советуется со звездочетом, прежде чем идти на дело. Если, скажем, Юпитер не там, где надо, или Марс на одной линии с Ураном, или ещё что-нибудь такое, парень сидит дома. Вроде, нелепость, да? А между тем, на него уже восемь лет не надевали наручники. Вы знаете хоть одного человека, которого не заметали восемь лет подряд?

— Да хотя бы я сам, — ответил Требизонд.

— Вы не жулик.

— Зато я предприниматель.

Грабитель хотел ответить, но передумал.

— Надо будет дознаться, как звать того звездочета, — пробормотал он. — Так я и сделаю, вот только выберусь отсюда.

— Если выберетесь, — уточнил Требизонд. И добавил: — Живым.

Подбородок грабителя едва заметно дрогнул. Требизонд усмехнулся, и грабителю показалось, что черное дуло револьвера при этом сделалось шире.

— Нацелили бы вы эту штуку куда-нибудь еще, — предложил он.

— А я не собираюсь стрелять куда-нибудь еще.

— Не станете же вы стрелять в меня!

— Вот как?

— Вы даже лягавых не позовете, — заверил его грабитель. — В этом нет нужды. Я убежден, что мы сможем уладить дело своими силами. Двое разумных людей всегда придут к разумному соглашению. У меня есть немного деньжат, и я, как человек широкой души, с удовольствием сделаю взнос в ваш любимый благотворительный фонд. Зачем впутывать полицию в личные дела джентльменов?

Грабитель пытливо разглядывал Требизонда. Только что произнесенная речь нередко выручала его в прошлом, особенно если слушателем была какая-нибудь важная особа. Трудно сказать, возымела ли она действие на этот раз, и если возымела, то какое.

— В любом случае, — немного жалобно заключил он, — не станете же вы в меня стрелять.

— Почему?

— Ну, хотя бы из-за крови на ковре. Загубите хорошую вещь. Или я не прав? Супруга расстроится. Вы её спросите, она вам скажет, что стрелять в меня было бы безумием.

— Ее нет дома. Вернется только через час.

— Ну, и что? И так ясно, что она скажет. Кроме того, выстрелив в меня, вы нарушите закон. Не говоря уже о нравственной стороне дела.

— Никакого закона я не нарушу, — возразил Требизонд. — Вы — взломщик и проникли в мой дом, не имея на это никакого права, презрев принцип неприкосновенности жилища. Я могу пристрелить вас на месте, и это сулит мне не больше неприятностей, чем нарушение правил стоянки.

— Разумеется, вы попытаетесь списать это на самозащиту…

— Нас что, снимают скрытой камерой? Или где-то прячется ваш сообщник?

— Нет, но…

— Что это за железяка у вас в заднем кармане?

— Всего-навсего фомка.

— Доставайте, — велел Требизонд, — и давайте сюда. Ага, чем не оружие? Я скажу, что вы набросились на меня с этой фомкой, и мне пришлось стрелять в целях самообороны. Мое слово против вашего. Только ваше слово так и останется неизреченным: покойники не слишком словоохотливы. Кому, по-вашему, поверит полиция?

Грабитель угрюмо молчал. Требизонд удовлетворенно усмехнулся и сунул фомку в карман. Железяка была красивая, изящная, и Требизонд почувствовал её приятную тяжесть. Премилая вещица.

— Зачем вам меня убивать? — спросил грабитель.

— А что, если я никогда никого не убивал, и мне неймется узнать, каково это? Или, наоборот, убивал с удовольствием, когда был на войне, и хочу ещё разок словить этот кайф? Мало ли причин?

— Но…

— Дело в том, — продолжал Требизонд, — что, как покойник, вы можете быть мне полезны, а от живого от вас никакого проку. И кончайте эти разговоры о благотворительных фондах и прочей чепухе. Мне не нужны ваши деньги. Оглянитесь вокруг. Неужели не видно, что я живу в достатке? Будь я бедняком, вы никогда не переступили бы порог моего дома. О какой сумме вы вели речь? Долларов двести?

— Пятьсот, — поспешно уточнил грабитель.

— Мелочь.

— Вероятно, да. Дома у меня есть еще, но и это для вас мелочь, правильно?

— Вне всякого сомнения. — Требизонд переложил револьвер в другую руку. — Я — человек дела. И если вы придумаете обстоятельства, при которых живым сможете принести мне больше пользы, чем мертвым…

— Я — взломщик, а вы — промышленник! — воскликнул грабитель, и лицо его просветлело. — Давайте я украду что-нибудь для вас. Ценную картину? Какие-то секреты ваших конкурентов? Я хоть и оплошал нынче, но дело свое хорошо знаю. Конечно, я не говорю, что могу стащить «Мону Лизу» из Лувра, но заурядное воровство мне неплохо удается. Дайте задание, и увидите, как я справлюсь.

— Хмммммм…

— Машину? Норковое манто? Бриллиантовый браслет? Персидский ковер? Редкую книгу? Облигации на предъявителя? Компромат? Коллекцию монет или марок? Записи психиатра? Дело из полицейской канцелярии?

— Я уловил суть.

— Извините, когда я нервничаю, то начинаю болтать.

— Это я уже заметил.

— Если бы вы могли нацелить эту штуку куда-нибудь еще…

Требизонд опустил глаза. Револьвер по-прежнему был направлен на грабителя.

— Нет, — удрученно произнес он. — Нет, боюсь, ничего не выйдет. Во-первых, я ни в чем не нуждаюсь и имею все, что хочу. Вы сумеете украсть для меня, скажем, сердце женщины? Едва ли. А вот и менее риторический вопрос: откуда я знаю, что вам можно доверять?

— Даю вам слово…

— Вот именно. Вы даете мне слово, что вам можно верить на слово. Эдак мы, чего доброго, скоро перейдем от слов к пословицам. Нет. Выпустив вас из дома, я сразу лишусь всех преимуществ. Как только вы окажетесь на улице, я не смогу безнаказанно застрелить вас. Поэтому, боюсь, мне…

— Нет!

Требизонд передернул плечами.

— Ну подумайте сами. Какая от вас польза? Только в покойники вы и годитесь. Вы можете заниматься чем-нибудь, кроме воровства?

— Я умею штамповать автомобильные номера.

— Едва ли это такой уж ценный дар.

— Знаю, — грустно согласился грабитель. — Сам порой гадаю, зачем государство обучило меня такому бесполезному делу. Ведь у него монополия на выпуск номерных знаков. А на фальшивые номера сейчас почти нет спроса. Что же ещё я умею? Не может быть, чтобы вовсе ничего. Хотите, почищу вам ботинки? Надраю машину…

— Чем вы занимаетесь, когда не воруете?

— Болтаюсь без дела, — ответил грабитель. — Гуляю с девушками. Кормлю рыбок, когда они не на ковре. На машине катаюсь, немного играю в шахматы, пивко иногда попиваю, делаю себе бутерброды…

— И неплохо получается?

— Бутерброды?

— Нет, шахматы.

— Да, вроде, ничего. Не просто деревяшки двигаю, это любой умеет. Я знаю дебюты, и у меня неплохое пространственное воображение. Турнир я, конечно, не вытяну, терпения не хватит, но в шахматный клуб хожу и выигрываю чаще, чем проигрываю.

— Вы посещаете шахматный клуб?

— Конечно. Нельзя же воровать семь ночей в неделю. Такого напряжения никто не выдержит.

— Ага, выходит, вы все-таки можете быть мне полезны.

— Хотите научиться играть?

— Играть я умею. И хочу скоротать час за шахматной доской. А там и жена вернется. Я не в духе, чтива в доме нет, телевизор смотреть неохота, а достойного соперника встретишь нечасто.