Мария Спасская - Серьга удачи знаменитого сыщика Видока

– Ну, моя милая, тебе как всегда? Кувшинчик красного, половину булки и паштет?

Модистка тайком пересчитала в кармане мелочь, стараясь перебирать монеты так, чтобы они не слишком-то звенели, и, жалко улыбнувшись, ответила:

– Сегодня, тётушка Буше, я думаю обойтись без паштета. Большого Жана забрали в тюрьму, с деньгами у меня теперь негусто. Хочу отказаться от комнаты. Приютите у себя на одну ночь?

– А поступай-ка ты ко мне работать, голубка! – оживилась старая сводня, критически оглядывая Люсиль. И ласково запела: – Слышала небось, как хорошо живут мои малышки! Словно сыр в масле катаются! Если тебя приодеть, ты тоже будешь изрядная красотка. Наряды я тебе выдам напрокат, будешь сыта и довольна. Да и крыша будет над головой, а то, что заработаешь, станешь отдавать мне.

– Я не нуждаюсь в работе, мадам Буше! Мне нужен только ночлег, за который я готова заплатить, – звенящим от обиды голосом проговорила Модистка. Подумать только! Её, Люсиль Гринье, сравнили с кабацкими потаскушками!

– Как знаешь, дорогуша, как знаешь, – недовольно покачала растрёпанной головой хозяйка погребка, тяжело направляясь к стойке, чтобы выполнить заказ. Но далеко она не ушла. Должно быть, слова Люсиль задели её за живое, потому что, сделав пару шагов, старуха вдруг обернулась и, качнув многочисленными подбородками, хмуро добавила: – Попомнишь мои слова – гордость ещё никого до добра не доводила. И не такие гордячки заканчивали деньки свои на каторге!

Проголодавшаяся Модистка сделала вид, что не расслышала обидное замечание, жадно сглотнув слюну и глядя, как оборванка по соседству с ней с наслаждением облизывает измазанные жиром пальцы. С шумом отодвинув опустошённую тарелку и громко рыгнув, бродяжка допила вино и, хитро посмотрев на Люсиль, толкнула острым локтем под руку.

– Смотри-ка, краля, вон тот худыш как на тебя пялится! – захихикала она. – Прямо раздевает глазами! Не будь тетерей, не упусти лихого жеребца!

Модистка обернулась туда, куда указывала соседка по столу, и поймала на себе изучающий взгляд измождённого доходяги, перед которым стоял лишь только пустой стакан, и больше ничего. Он был, кажется, так же беден, как и сама Люсиль. Модистка разочарованно отвернулась, но взгляд незнакомца был так настойчив, что вынудил её снова поднять на него глаза. На этот раз голодранец широко улыбнулся и приветственно коснулся двумя пальцами сломанного козырька заляпанного грязью картуза. Стараясь скрыть смятение, Модистка ответила едва заметной улыбкой. Приняв простую вежливость за приглашение, оборванец поднялся со скамьи и, пробравшись мимо сидящих за его столом мужчин, явно с ним незнакомых, направился к Люсиль.

– Во! Во! К тебе идёт, – снова хихикнула соседка, поднимаясь с места. – Пожалуй, пойду, чтобы не мешать вам, голубки!

Модистка смотрела, как сутулый хромоногий доходяга, хватаясь грязными руками за углы и покачиваясь то ли от голода, то ли от выпитого вина, приближается к её столу, и не чувствовала ничего, кроме брезгливости.

– Лопни мои глаза, если ты не девчонка Большого Жана, – плюхаясь на освободившееся место и обдавая Модистку кислым запахом перегара и давно не мытого тела, глухо проговорил незнакомец, не отрывая жадного взгляда от кувшина с вином и краюшки хлеба, которые хозяйка, шумно отдуваясь, несла к ним на подносе.

– Ты знаком с моим Жаном? – без особого интереса осведомилась Люсиль, предвкушая скорую трапезу.

– Было дело, паслись в одних лугах, – усмехнулся доходяга. – Не веришь? Спроси у своего, знает ли он Рудольфа? И Жан тебе скажет: «Как не знать! Знаю так же хорошо, как самого себя! И даже лучше!» Но хватит обо мне. Лучше скажи, красотка, тебя-то как зовут?

– Люсиль. Люсиль Гринье, – голос Модистки звучал очень тихо. Женщина так устала и издёргалась за этот бесконечный день, что ей едва хватало сил, чтобы говорить.

– Как славно, Люсиль, что я тебя встретил! – с оптимизмом подхватил Рудольф. – Раз ты здесь, значит, и Жан где-то поблизости крутится. Ну, и где же этот мазурик? Вчера я видел его рядом с тобой, но понял, что моему приятелю не до меня. Решил подойти сегодня.

– Подойти? Зачем? – удивилась женщина, разглядывая худое, давно не бритое лицо Рудольфа с отчаянно косящим глазом и большим, выпирающим носом, покрытым кровавыми струпьями.

– Хотелось повидаться со старым дружком, – подмигнул тот здоровым оком. – Ещё в тюрьме Большой Жан обещал мне помочь на воле, когда освобожусь.

– Забрали Жана, – всхлипнула Модистка, с отвращением рассматривая страшные язвы на его носу. – Сегодня утром поймали с товаром.

– Вот как! А я на него рассчитывал, – Рудольф в задумчивости запустил чёрную от грязи пятерню под картуз, почёсывая бритый арестантский затылок. – Нехорошо получилось. В моих карманах ветер свищет, и со вчерашнего дня я ничего не ел…

Хозяйка заведения дошла наконец до их стола и с грохотом поставила перед Люсиль кувшин с вином и пустой стакан. Затем швырнула на столешницу хлеб, и, подхватив опустевший поднос, уже повернулась, чтобы уйти, но Модистка остановила её, ухватив за запястье.

– Тётушка Буше, принесите ещё один стакан, – попросила она.

– Что? Ещё один? – сердито сдвинула брови толстуха, вырывая руку. И раздражённо буркнула: – Самой есть нечего, а приваживает всяких голодранцев…

– Рудольф никому не позволит называть себя голодранцем, – вскинулся на лавке доходяга, но, покачнувшись, чуть не упал навзничь, едва не опрокинув кувшин.

– Сиди уж, Рудольф, – фыркнула кабатчица. – И благодари небо, которое послало тебе эту добрую женщину. Будь я на её месте, я даже не посмотрела бы в твою сторону.

И, обращаясь к Люсиль, добавила:

– Поешь и поднимайся в боковую комнату. Утром заплатишь. Рассчитаешься за всё сразу.

Люсиль кивнула, наполнила стакан вином и придвинула к новому знакомому, протянула ему хлеб. Себе она отщипнула небольшой кусок мякиша, и, положив мякиш в рот, стала с наслаждением сосать, дожидаясь своего стакана. А Рудольф, с аппетитом уплетая краюху, всё подливал и подливал себе из кувшина, и к тому моменту, когда хозяйка вернулась с пустой посудой, вино уже закончилось. Голодная Модистка вытряхнула из опустевшого кувшина в стакан несколько последних капель и с жадностью слизнула их, надеясь хотя бы почувствовать во рту вкус вина.

– Ну что же, мне пора, – поднимаясь со скамьи, проговорила Люсиль. – Надеюсь, Рудольф, ты неплохо сумеешь устроиться в Париже.

– Даже не сомневайся, – подмигнул приканчивающий её ужин оборванец. – Да, вот ещё что. Нельзя ли у тебя заночевать?

– У меня нет дома, Рудольф, – женщина независимо дёрнула плечом. – С сегодняшнего дня я такая же бездомная, как и ты.

Говоря это, Люсиль внимательно следила, как из дальнего конца зала к выходу идёт высокая статная дама, одетая прилично и со вкусом. Лицо дамы казалось надменным, светлые волосы были собраны под богато расшитым чепцом, серые глаза рассеянно скользили по лицам осоловевших от вина посетителей. Заметив Рудольфа, незнакомка замедлила шаг и принялась внимательно в него всматриваться, точно узнавая и одновременно боясь поверить в то, что это именно тот, о ком она думает. Заинтригованная Люсиль напряжённо следила за женщиной, с интересом ожидая, что же будет дальше. Словно на что-то решившись, блондинка шагнула к оборванцу и, задыхаясь от волнения, проговорила:

– Месье Рудольф! Неужели это вы?

– Что такое? – вскинул брови приятель Большого Жана. – Кто вы, мадам, и что вам нужно?

– О, мой Бог! Это действительно вы! – радости блондинки не было предела. – Ну же, вспомните! Я Жозефина, супруга Альфонса Расиньяка! Того самого, которого вы спасли от тюрьмы, взяв на себя его вину и вместо Альфонса угодив на каторгу!

– А! Мадам Жози! – Улыбка узнавания скользнула по бледным губам каторжника. – Рад встрече. Как поживает мой приятель Альфонс?

– Благодарю вас, замечательно! Сейчас он поправляет здоровье на водах, а я в Париже по делам.

Блондинка понизила голос и доверительно произнесла:

– Надеюсь поживиться за счёт одной доверчивой графини. Я остановилась в меблированных комнатах на улице Герен-Буассо. Графиня проживает в доме напротив, и мне всего лишь нужно дождаться подходящего момента.

Она задорно подмигнула, давая понять, что для графини подобное соседство выйдет боком.