Агата Кристи - Тайна голубой вазы

Девушка чуть-чуть улыбнулась, показав пленительную ямочку на щеке.

— Увы, нет! Моим цветам нужен дождь. Взгляните, они засохли.

Джек понял её жест как приглашение, подошёл к низкой живой изгороди, отделявшей сад от игровой дорожки, и заглянул через неё.

— Вроде всё нормально, — заметил он неуверенно, чувствуя в то же время, что девушка оглядывает его с выражением лёгкой жалости.

— Солнце полезно, разве нет? — сказала она. — Цветы ведь можно полить. А солнце даёт силы, укрепляет здоровье. Я вижу, мсье, сегодня вам значительно лучше.

Её ободряющий тон вызвал у Джека сильную досаду. «Пропади всё пропадом! — сказал он себе. — Похоже, она пытается лечить меня советами».

— Я абсолютно здоров, — с раздражением сказал он.

— Ну вот и хорошо, — быстро ответила девушка, пытаясь его успокоить.

Всё-таки у Джека осталось досадное чувство, что она не поверила ему.

Он поиграл ещё немного и поспешил к завтраку. Во время еды он почувствовал на себе, и не в первый раз, пристальное внимание мужчины, сидящего за соседним столом. Человек средних лет с властным запоминающимся лицом. Маленькая тёмная бородка, цепкие серые глаза, держится уверенно и непринуждённо — весь его облик свидетельствовал о принадлежности к классу высокооплачиваемых профессионалов. Джек знал, что зовут его Левингтон, слышал ещё, что он известный врач, но поскольку самому Джеку не приходилось бывать на Харлей-стрит, то это имя для него ничего не значило.

Сегодня он окончательно понял, что за ним ведется тайное наблюдение, и немного испугался.

Неужели тайна просто написана у него на лице? И сосед, будучи профессионалом, заметил потаённые отклонения в его психике?

Джека залихорадило: «Так я и правда схожу с ума? Что же это было: болезнь или грандиозная мистификация?»

Неожиданно он придумал простой способ разрешить свои сомнения. До сих пор он играл без партнера, а если с ним будет кто-то ещё? Тогда возможны три варианта: голоса не будет, они услышат его оба, или… услышит только он.

В тот же вечер он приступил к выполнению своего плана. Он пригласил Левингтона. Они легко разговорились, тот будто только и ждал подходящего случая. По-видимому, Джек чем-то его интересовал. И Джеку удалось легко и естественно подвести собеседника к мысли сыграть несколько партии в гольф до завтрака. Договорились на следующее утро.

Они вышли из отеля около семи часов. День был отличный тихий и ясный, правда, прохладный. Доктор играл хорошо, Джек — скверно. Он весь сосредоточился на предстоящем испытании и украдкой поглядывал на часы. Было двадцать минут восьмого, когда они доиграли до седьмой дорожки, проходившей возле коттеджа.

Девушка, как обычно, работала в саду и не подняла на них глаз, когда они проходили мимо.

На дорожке лежали два мяча, ближе к лунке мяч Джека и немного поодаль — мяч доктора.

— Вы подставились, — сказал Левингтон, — полагаю, что я должен воспользоваться этим.

Он нагнулся, чтобы рассчитать направление удара. Джек стоял не двигаясь и смотрел на часы. Двадцать пять минут восьмого. Мяч быстро покатился по траве, застрял на краю лунки, дрогнул и скатился вниз.

— Отличный удар, — сказал Джек.

Голос его звучал хрипло и показался чужим. Он поправил часы на руке с чувством безмерного облегчения: ничего не произошло, чары разрушены.

— Если вы не против подождать минуту, — сказал он, — я бы закурил трубку.

Джек набил и зажёг трубку, пальцы плохо слушались его, дрожали. Но с души, казалось, свалился огромный камень.

— Боже, какой хороший день, — заметил он, озирая открывшуюся перед ним перспективу с большим удовлетворением. — Продолжайте, Левингтон, ваш удар.

Но испытание пришло. В то мгновение, когда доктор ударил по мячу, раздался женский крик, пронзительный, отчаянный: «Убивают… помогите! Убивают!»

Трубка выпала из ослабевшей руки Джека, он резко повернулся, но вспомнил о Левингтоне и, затаив дыхание, пристально посмотрел на него.

Тот готовился к удару, и Джек не увидел его глаз.

— Близковато… и явное препятствие, хотя, я думаю…

Он ничего не слышал.

Мир, казалось, закружился вместе с Джеком. Шатаясь, он сделал шаг, второй… Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что лежит на траве, а над ним склоняется Левингтон.

— Очнулись, теперь только не волнуйтесь, не волнуйтесь.

— Что я натворил?

— Вы упали в обморок, молодой человек… или ловко изобразили его.

— Боже мой! — застонал Джек.

— Что случилось? Закружилась голова?

— Я вам все сейчас расскажу, но вначале я хотел бы вас спросить кое о чём.

Доктор зажёг свою трубку и уселся на скамейку.

— Спрашивайте о чём хотите, — спокойно сказал он.

— Последние дни вы наблюдали за мной. Почему?

— Вопрос довольно щепетильный. Как известно, и кошке дозволено смотреть на короля, — в глазах его была насмешка.

— Не отделывайтесь от меня шуткой. Мне не до шуток. Так почему? Мне жизненно важно это знать.

Лицо Левингтона посерьёзнело.

— Я отвечу вам как на духу. Увидев на вашем лице приметы человека, изнемогающего от большого душевного напряжения, я заинтересовался, в чём его причина.

— Причина очень простая, — с горечью сказал Джек, — я схожу с ума.

Он выжидательно помолчал, но его заявление, казалось, не вызвало ожидаемого эффекта: интереса, ужаса, — и он повторил: «Говорю вам, я схожу с ума».

— Очень странно, — пробормотал Левингтон. — Действительно, очень странно.

Джек возмутился.

— И это всё, что вы можете мне сказать. Чертовски бессердечные люди эти врачи.

— Ну-ну, мой юный друг, ваше обвинение нелепо. Начнём с того, что я хоть и имею степень доктора, практической медициной не занимаюсь. Выражаясь точнее, я не врачую плоть, вот так.

Джек оживился.

— Вы психиатр?

— В каком-то смысле да, хотя я называю себя более точно — врачеватель души.

— А-а-а…

— Я вижу, вы разочарованы. Но надо ведь как-то называть тот живой элемент, который можно отделить и который существует независимо от своей телесной оболочки. Знаете, молодой человек, вам надо бы прийти в согласие с собственной душой — это ведь не только религиозное понятие, выдумка церковников. Ну, мы назовём это разумом или подсознанием, обозначим любым другим словом, которое вас больше устроит. Вы вот обиделись на мой тон, но могу вас заверить, я действительно нахожу странным, что такой уравновешенный и абсолютно нормальный человек, как вы, считает себя сумасшедшим.

— Всё равно, я не в своём уме. Совсем свихнулся.

— Простите, но я не верю.

— Я страдаю галлюцинациями.

— После обеда?

— Нет, утром.

— Не может быть, — сказал доктор, разжигая потухшую трубку.

— Говорю вам, я слышу то, чего никто не слышит.

— Один человек из тысячи видит лунные спутники Юпитера. И то обстоятельство, что девятьсот девяносто девять человек их не видят, не опровергает факта их существования, и, разумеется, нет причины называть единственного из тысячи лунатиком.

— Луны Юпитера — научно доказанный факт.

— Вполне возможно, сегодняшнюю галлюцинации когда-нибудь станут научно доказанным фактом.

Незаметно для Джека рациональный подход Левннгтона оказал на него благотворное воздействие. Он почувствовал себя неизмеримо спокойнее и бодрее. Доктор внимательно посмотрел на него с минуту и кивнул.

— Так-то лучше, — сказал он. — Беда с вами, молодыми, вы отрицаете всё, что выходит за рамки вашего мироощущения, а когда в вашу жизнь вторгается новое и ломает ваши представления, вы дрейфите. Ладно, доказывайте, что вы сходите с ума, а потом мы решим: запирать вас в сумасшедший дом или нет.

Самым подробным образом Джек рассказал ему всё, что происходило с ним день за днем.

— Но что я не могу понять, — закончил он, — почему сегодня утром я услышал крик в половине восьмого — на пять минут позже.

Левингтон с минуту подумал, а затем…

— Сколько сейчас на ваших часах? — спросил он.

— Без четверти восемь, — ответил Джек, взглянув на часы.

— Тогда всё достаточно просто. Мои показывают без двадцати восемь. Ваши часы спешат на пять минут. Момент очень интересный и важный… для меня. Просто бесценный.

— В каком смысле?

Доктор вызывал у Джека всё больший интерес.

— Вот вам самое поверхностное объяснение: в первый раз вы действительно слышите крик — может быть, это чья-то шутка, может, и нет. В последующие дни вы внушили себе, что слышите крик в одно и то же время.

— Уверен, что я этого не делал.

— Сознательно, конечно, нет, но подсознательно, знаете ли, мы иногда творим странные вещи. Так или иначе, но объяснение не выдерживает критики. Если бы мы имели дело с внушением, вы слышали бы крик в двадцать пять минут восьмого по своим часам и никогда не услышали бы его позже, как вы подумали.