Михаил Март - Дикий глаз

– С отрицательными героями все понятно. Им и их действиям не требуется оправдания. Хотя они всегда есть. Но как оправдывать жестокость положительных героев? Вот тут фантазия авторов упирается в тупик. В ход идет бессмертный шаблон. Месть! Плохие мальчики убили у нашего благородного и честного красавца жену, дочь, сына, маму, папу, друга, брата, соседей. И он начинает мстить. Ну, о милиции мы говорить не будем. Она всегда бессильна, глупа, коррупционна и равнодушна. Мало того, наш герой, как требует того трафарет, всегда становится главным подозреваемым во всех грехах. На этот случай есть второй избитый шаблон. Наш герой сам должен найти преступников, чтобы отвести от себя все подозрения. Точка! На этом строятся все романы и фильмы. И лишь авторский талант наращивает мясо на тот же скелет.

Татьяна ухмыльнулась.

– Ты думаешь, я умнее других?

– Я обязан так думать о своей жене. У тебя есть преимущество. Твои коллеги работают за деньги, во главу угла ставится гонорар. Тебе деньги не нужны, у тебя есть все что душа пожелает. Книги – твое хобби, времяпровождение. Ты можешь себе позволить экспериментировать.

– Глупости! – Таня раздавила окурок в пепельнице. – В одном ты прав: времени у меня вагон и маленькая тележка, потому что у мужа на меня времени нет. Я вижу тебя лишь по утрам, когда ты заходишь домой принять душ и переодеться. Я нигде не бываю и ничего не вижу. А еще Экзюпери говорил: «Чтобы писать, надо жить!» На революцию в мире литературы я не способна, меня читают домашние хозяйки, и пусть читают. Издателей тоже моя галиматья устраивает.

– Издатели тебя не читают. Они штампуют тиражи и делают деньги. Как только тиражи упадут, тебя выставят за дверь. Пользуйся шансом, пока он у тебя есть. Уйди от шаблонов и удиви нас чем-нибудь свеженьким. Ты ничего не проиграешь.

Таня помолчала, потом бросила на мужа ехидный взгляд:

– Чем ты еще недоволен?

Сергей взял рукопись и полистал.

– Вот эта фраза явно взята из американского кино: «Ну, вы понимаете, о чем я хочу сказать». Ее можно услышать в каждом фильме. Тебе-то это зачем? Не можешь выразить четко свою мысль? Говори так, чтобы тебя понимали. И почему злодеи, перед тем как убить героя, всегда читают ему лекцию? Краткий курс содержания, которое читатель не успел понять. И чем это обычно кончается? Поспевает спаситель и убивает злодея, который пятнадцать минут никак не может нажать на курок. А ему это надо? Зато теперь все всё поняли. Старый избитый штамп. Почему я не любил читать романов о Мегрэ – автор сам путался в собственных интригах, и все кончалось тем, что комиссару звонил неизвестный и называл имя убийцы. В чем же мудрость Мегрэ?

– Замечание не по адресу.

– Адресные замечания тебя раздражают. Я лишь рассуждаю вслух. Ну, на сегодня хватит. Пару слов о финале. Они у тебя стандартные. Твой супергерой разгромил всех плохих мальчиков. Молодец. Но по ходу дела он угнал две милицейские машины, разбил их и еще десяток стоящих у тротуаров, помял газоны в парке, снес три палатки, выбил зубы оперативнику, устроил взрыв в жилом доме, ну и тому подобное. В результате он победил. Молодец. Пара царапин на плече не в счет. И тут к нему подходит главный начальник, хлопает его по плечу да еще извиняется. Мол, прости, друг! Мы-то думали, ты плохой, а ты настоящий. Все позади! Теперь можешь пойти поспать. Забудь все как кошмарный сон. А кто ущерб оплачивать будет? Начальник? А протоколы? Нет ничего, кроме аплодисментов. – Какой же ты зануда, Сережа!

Таня резко отодвинула чашку и ушла в соседнюю комнату.

Вид с балкона поражал своей красотой. Только что прошел дождик. Он возник в одно мгновение, когда его не ждали. Прогулялся, как наплывшая волна, и так же откатился, словно его и не было. Над бирюзовым морем гигантским мостом от горизонта до горизонта раскинулась сказочная радуга. Вымощенная полированная набережная Круазетт тут же высохла, и лишь собравшиеся в огромных листьях пальм капли все еще падали на широкополые шляпы прогуливающихся по набережной дам с комнатными собачками да толстопузых пожилых мужчин в белых шортах и с тяжелыми фотоаппаратами на оттягивающих шею ремнях. Тут все выглядело сказочно. Спортивные автомобили ярких цветов с откидными крышами, белые яхты на рейде, никакой спешки и беготни, будто смотришь фильм, снятый в замедленном режиме, когда детально прослеживается каждое движение.

Он стоял на огромном балконе отеля «Мажестик» и не мог оторвать взгляда от дивного пейзажа. Радуга растаяла, золотое солнце стало багровым и начало заваливаться за горы. На морской глади появилась розовая дорожка, убегающая к зовущей, неведомой дали горизонта. Белые облачка, похожие на пенистые кляксы, стали золотистыми с вишневым контуром. Он продолжал стоять, втягивая в легкие чистый морской воздух, наслаждаясь его ароматом. Темнело здесь быстро. Сначала набережная оделась в светящуюся гирлянду, похожую на небрежно брошенное на землю бриллиантовое ожерелье, а потом на небе зажглись звезды.

Он так бы и стоял здесь целую вечность, но удовольствие оборвал тихий голос:

– Данила, нам пора на церемонию. Ты еще не переоделся?

Он оглянулся. В дверном проеме балкона стоял его ассистент в черном смокинге. В апартаментах горела яркая люстра.

– Я потерял счет времени. Уже пора?

– Нам нельзя опаздывать.

Данила прошел через гостиную в спальню. На нем был бежевый костюм и яркий галстук. Сдвинув в сторону зеркальную дверцу платяного шкафа, он обвел взглядом вешалки с костюмами на все случаи жизни. Черный смокинг, сшитый на заказ, висел справа. Все эти дни в Каннах Данила пребывал в состоянии эйфории, оторвавшись от повседневности, он будто свернул на дорожку, ведущую к раю, и потерял над собой контроль, подступая к златым вратам Эдема.

У отеля их ждал лимузин. Потом красная дорожка, вспышки фотокамер, гул толпы, аплодисменты, главное фойе… Шампанское в высоких бокалах, разноязычная речь, женский смех, блеск драгоценностей – все затянуто какой-то легкой дымкой, будто снято через мутный фильтр или со сбитым фокусом, но это ничуть не мешало, а даже наоборот, легкая размытость усиливала впечатление. К нему подвели очень красивую девушку, представили, но он не расслышал имени, а переспросить не решился. Где-то он ее уже видел – лицо знакомое. Но она не настоящая. Скорее всего, эта фея жила в его сознании, в какие-то моменты становилась прозрачной и он видел сквозь нее все, что творится за ее спиной, потом девушка вновь обретала плоть.

– Это не то место, где вы должны быть, – прочитал он по ее губам.

Почему-то он не слышал ее голоса, но видел красивый рот и понимал сказанные слова. Ее влажные глаза-озера проникали в самое сердце.

Кто-то коснулся его плеча, Данила на мгновение отвлекся.

– Тебя ждет пальмовая ветвь. Об этом уже все знают.

Он не успел разглядеть человека, сказавшего эти слова, но когда повернулся к девушке, ее уже не было. Она растаяла.

Торжество началось, и он опять ее увидел. Его не интересовало то, что творится на сцене. Незнакомка сидела рядом. Даниле очень хотелось взять ее за руку, но он не решился. Ее губы опять зашевелились, и он опять не услышал голоса, а по губам прочел: «Сейчас назовут твое имя».

На сцене в свете прожекторов появилась яркая пара. Зал тонул во тьме.

– За лучшую операторскую работу «Пальмовая ветвь» вручается…

Женщина вскрыла конверт и хотела прочесть имя, но из ее рта зазвучал звонок. Хриплый, дребезжащий звонок, похожий на осипшее карканье вороны.

Данила вздрогнул и проснулся, по его лицу гуляла улыбка. Звонок продолжал трещать.

– Скоты!

Он скинул с себя одеяло и в одних трусах направился босиком к двери. Благо идти было недалеко. Распахнув дверь, Данила увидел своего приятеля.

– Пальцы свело судорогой? Не можешь оторвать клешню от кнопки!

– Дрыхнешь? Нормальные люди уже полдня отработали, успели пообедать и вернуться на рабочие места.

– Нормальные люди по ночам спят. А я ложусь под утро. У меня неоновая болезнь. Когда зажигается реклама на улицах, я просыпаюсь.

Данила вернулся на свой диван, приятель зашел следом, в его руках был пакет. Квартира состояла из одной небольшой комнаты, заваленной хламом: коробки, книги, кассеты, годами лежавшие возле стен с облезлыми обоями, старый одностворчатый шкаф середины двадцатого века, примитивный письменный стол. Современный компьютер и большой плоский монитор – единственная вещь, достойная внимания. На раскладном диване сидел хозяин, на стульях что-то валялось. На круглом столе сковородки, консервы, кружки, пивные банки, хлеб, чайник. Гость не нашел, куда можно было бы пристроить пакет, и бросил его на диван, на котором сидел Данила, протирая глаза.

– Такой сон оборвал, изверг рода человеческого. Я опять видел эту красавицу. Но она глухонемая. Ни в одном из снов я еще не слышал ее голоса.

– Понятно. Судя по бардаку, Сонька опять тебя бросила?