Александр Горохов - Кровавое шоу

Спокойно, Надька, сказала она сама себе, ну, нет Акима Петровича и нет, так ему, видать, на роду написано. А мне вместе с ним сгибнуть никак нельзя. Во всяком случае, в ванну залезать пока рановато — это подождет.

Она почувствовала, что ее жутко тянет еще раз взглянуть на Акима Петровича. Боязно до трясучки в коленках, но неведомая сила вновь потянула ее через кабинет, протолкнула сквозь белые с золотом двери. Остановилась она у кровати, покрытой зеленым блестящим покрывалом. Шелк, подумала Надя, настоящий шелк, платье из него получилось бы клевое.

Потом набралась сил и взглянула на Акима Петровича. Он как лежал, так и оставался лежать, никуда не делся при такой-то дырке у самого виска.

Надя заставила себя глянуть в лицо убиенного — Аким Петрович, казалось, насмешливо улыбался ей одним глазом. Он откинулся на подушки, горкой наваленные на высокую спинку кровати, над головой на стене, затянутой зеленоватой тканью, чем-то красным печатными крупными буквами было написано «ПРОЩАЙТЕ!». На вычурном столике рядом с кроватью Надя увидела то, чем это было написано: толстый красный фломастер без колпачка.

Так он же сам себя порешил! — поняла Надя. — Вот ведь, гад, не мог дождаться, пока она приедет, знал же, что она едет, в среду по телефону говорили, у нее уже на руках билет был! Хорошенькое дело! Написал «Прощайте!» и руки на себя наложил, а ей-то теперь что делать?

Она вернулась в кабинет, решив поискать паспорт и кассету в большом письменном столе о звериных лапах.

Все ящики оказались набиты папками, бумагами, в одном был набор всяких одеколонов и духов, в нижнем ящике валялись женские парики, яркие, пестрые, мечта, не парики. Надя напялила огненное, как солнце, чудо и вместо светло-русой девчонки со вздернутым носиком превратилась в рыжую красотку.

Парик она не сняла — так было веселее. Но ни паспорта, ни кассеты в столе не нашлось. Она чуть не заплакала от огорчения, но тут увидела в углу большой железный ящик с ключами в замке. Сейф, догадалась Надя, и принялась вертеть ключами, что оказалось пустым занятием, потом она дернула за ручку, и дверца открылась.

На трех полках лежали какие-то бумаги, вовсе Наде без надобности, в самом низу — стопка всяких документов и сверху — ее родной паспорт! Хоть в чем-то, наконец, везуха! Она схватила паспорт, сунула его за трусы в пояс-кошелек и без всяких церемоний принялась выкидывать все из сейфа прямо на пол, вернее, на густоворсистый зеленый ковер. Сейф она опустошила за минуту, но кассету не нашла. Тридцать минут записи, шесть песен под оркестр, две под гитару, два танцевальных номера, и все это пропало.

И совсем не пропало, неожиданно осенило Надю, просто Аким Петрович передал эту кассету на телевидение, а может, за границу отправил.

Надя повеселела. Мертвый Аким Петрович в своей зеленой спальне уже не пугал ее, ну, убился и убился, ему видней, может, жизнь к стенке так приперла, что и пути другого не было. Хотя мог бы ее предупредить, мог бы дела свои земные по-хорошему завершить и сказать, что ей, Наде, теперь делать в Москве. Что делать одной-одинешеньке?

В России, от границы до границы, пожалуй, нет ни одного человека, у которого в Москве не было бы родственника, третьей воды на киселе, у любого чукчи в Москве хоть близкий друг да есть, а вот у Нади не было никого! Кроме Акима Петровича, который столько наобещал зимой, а теперь лежит, и на всех ему наплевать.

Надя нашла кухню, включила и там свет. Маленькая кухонька, аккуратненькая, а холодильников аж два, и оба под потолок.

На маленьком столике лежал на блюде торт — нарезанный, но непочатый, снежно-белый, с кремовыми розочками. Рядом стояла большая чашка с остатками чая. На газовой плите Надя заметила рыжий чайник, недолго думая, она наполнила его и поставила на огонь.

Сладкое Надя любила, ничуть от него не толстела, сколько бы ни ела.

Торт оказался сказочной вкуснятины. Большой столовой ложкой Надя принялась отламывать снежную пахучую массу.

До утра можно было перетерпеть — не шататься же по улицам ночью? А раз впереди столько времени, то почему не сполоснуться под душем? После двух суток в жарком грязном вагоне все тело Нади зудело.

В ванной (роскошной, как в кино!) она плескалась под теплой водой, не сводя глаз со своего отражения в зеркалах, которыми были покрыты все четыре стены. Вот это водные процедуры! Сквозь шум воды ей почудился шорох в квартире. Выключив душ, девушка выглянула в прихожую — все было по-прежнему тихо, двери заперты. Надя решила, что Аким Петрович воскреснуть и гулять по квартире уж никак не может, но и мертвый он все же немножко нервирует, вот и мерещится ей всякое.

Она вытерлась, сменила белье, вернулась на кухню и принялась за торт уже по-настоящему, неторопливо. Надо подумать, с чего начать завтрашнее утро. Конечно, как следует поискать в квартире свою кассету!

Над столом вдруг зазвонил телефон. Надя удивилась было, но потом решительно сняла трубку и бодро сказала:

— Алле?

— Это кто говорит? — капризно спросил высокий женский голос.

— Кого надо? — так же грубовато ответила Надя.

— Ты очередная шлюха Акима, что ли? — с вызовом спросила женщина. — Он где, в ванной подмывается или заснул после ваших кувырков под одеялом?

— Мертвый он лежит в койке! — в сердцах брякнула Надя. — Голова в крови и пистолет в руке! Вовсе давно уже мертвый!

— Ты что, дура, мелешь? — вскрикнула женщина. — Кто лежит мертвый?

— Да Аким Петрович, кто же еще! Лежит в койке, а из головы кровь сочится!

— Кто ты такая, идиотка?!

— Такая-такая, жду трамвая! Приходи, увидишь!

— Ты доктора, милицию вызови, если Аким мертв, дура! — застонала женщина.

— Еще чего? Сами придут!.. — И вдруг до Нади дошло, что она влипла! Что с этой бабой надо было говорить совсем по-другому, а еще лучше — совсем не говорить, трубку не поднимать!

— Алле! Алле! — доносилось из трубки, Надя быстро повесила ее, но было поздно! Скандальная баба, натурально, устроит сейчас панику, примчится с друзьями или милицию позовет, и застукают Надю около трупа Акима Петровича — доказывай потом, что ты не осел. Вот тебе и посидела до утра!

Она сглотнула чай, метнулась в ванную, прихватила грязное белье, в прихожей сунула его в чемодан и обнаружила, что голова у нее еще мокрая. Можно было надеть шляпу с пером, Надя поискала ее, но не нашла.

Бросилась в кабинет, и там шляпы не было, а на кухне лежал рыжий парик — тоже сойдет! Она напялила парик, схватила чемодан и выбежала на лестницу. Не думая, заперла двери и, от страха позабыв про лифт, помчалась по лестнице вниз, колотя по ногам проклятым чемоданом.

На третьем этаже она услышала, как над головой кто-то вышел на площадку и затявкала собачонка.

Надя принялась прыгать вниз через две ступеньки и ссыпалась во двор. Через арку навстречу вкатились темные «жигули», из них выбрался мужчина в кепке, ссутулился и мимо Нади пошел к подъезду.

Водитель «жигулей» перегнулся к открытой дверце и окликнул Надю:

— Ну, что, девка, если тебе к Сокольникам, подкину?

— Сойдет в Сокольники, — сказала девушка, хотя, что это такое, представляла себе смутно — кажется, какой-то парк.

— Куда в Сокольники? — спросил водитель, мужчина пожилой и раздраженный.

— В центр Сокольников, — брякнула Надя наудачу.

— Ко входу, что ли?

— Ну, да.

Она уже влезла на заднее сиденье и втянула за собой чемодан. Надя заметила, что водитель подозрительно косится на нее — видать, с адресом было что-то не в порядке, видать, в центр Сокольников во втором часу ночи не ездят.

— Меня там встречать будут, — пояснила Надя. — На «мерседесе».

— Мне без разницы, на чем тебя встретят. Двадцать штук за доставку.

— Ладно, — ответила Надя, тут же решив этих «двадцати штук» не платить, а уж как это получится — будет ясно по ходу дела.

Замелькали улицы и перекрестки, а народу на тротуарах не было, словно Москва вымерла начисто. Водитель сидел за рулем насупившись, иногда проезжал на красный свет.

— Я заправлюсь, с твоего разрешения, а то утром в деревню ехать, а очереди сейчас на заправках километровые, — наконец промолвил он. — Опять цены на бензин вот-вот вверх полезут, черт бы побрал этих сволочей.

— Давай, — сказала Надя. — Заправляйся, коли надо.

— Это три минуты, — повинился водитель и стал тормозить, поднимаясь на освещенную площадку.

Он остановил машину и вышел.

Надя присмотрелась.

Неподалеку виднелся то ли лес, то ли роща. Надя оглянулась и попыталась разглядеть водителя. Он приостановился около бензовоза и о чем-то толковал с низеньким мужчиной в большой куртке.

Осторожно приоткрыв дверцу, Надя вытолкнула чемодан, вылезла сама и, согнувшись, быстро-быстро посеменила к ограде, за которой виднелись деревья. Скоро обнаружила в ограде дыру, узкую, но чемодан пролез, да и сама протиснулась.