Роберт Голдсборо - Последнее совпадение

Сол оценивает свои услуги раза в два дороже, чем любой другой собрат по профессии, и тем не менее отвергает куда больше предложений, чем принимает. Хотя Ниро Вульфу почти никогда не отказывал. Он также почти никогда не упускает случая выиграть у меня несколько долларов во время нашей еженедельной игры в покер.

— Приветик, — поздоровался я, когда со второго звонка Сол поднял трубку. — А я думал, что ты уже прочесываешь пыльные улицы нашего стольного града.[2]

— Так оно и есть — ведь ты меня уже в дверях выловил. Любопытное дельце в Лонг-Айленд Сити сегодня заканчиваю. Чем ты собирался со мной поделиться?

— Хватит того, чем я с тобой поделился вчера, когда мой стрит нарвался на твой флеш[3]. Мне нужны от тебя кое-какие сведения.

— Выкладывай.

— Что ты можешь мне сказать про Франта Линвилла?

— А, про этого хлыща, набитого зеленью, которого пару недель назад замели в «порше» на Гранд-Сентрал Парквей за превышение скорости. Ты, небось, и сам читал.

— Ты мне зубы не заговаривай, а говори.

— Слушай, Арчи, ты ведь тоже читаешь газеты. Тебе известно столько же, сколько и мне. Этот щелкопер просто набит деньгами. И женщин у него уйма. Словом, типичный синдром избалованного принца.

— Наркотиками не балуется?

— Вполне возможно, хотя голову на отсечение не дам. Впрочем, я особенно не интересовался. Мы с Линвиллом, хе-хе, вращаемся в несколько разных кругах.

— А где он обитает?

— Понятия не имею. А какое тебе вообще дело до этого фанфарона?

— Меня съедает зависть из-за его богатства и славы. Хочу научиться жить, как он.

— Верю, — промолвил Сол. — Слушай, я перезвоню тебе через несколько минут. Ты никуда не убегаешь?

— Нет, сижу между телефоном и «ай-би-эмкой». А что, тебе надо слетать на Лонг-Айленд?

В ответ трубка щелкнула, и послышались короткие гудки. Я повернулся к компьютеру и принялся заносить в него сведения по скрещиванию орхидей из карточек размером три дюйма на пять, которые Теодор оставил вечером на моем столе. Я предавался этому занятию минут шесть, прежде чем зазвонил телефон.

— Есть чем писать? — поинтересовался голос Сола.

— Разумеется. Ты что-то долго канителился.

— Мистер Линвилл, — произнес Сол, пропуская мой язвительный выпад мимо ушей, — является, как написали бы историки, отпрыском двух династий. Зовут его Бартон, в честь девичьей фамилии матери. Она родом из тех Бартонов, которые владеют сетью универмагов. Отцу же его, как тебе наверняка известно, принадлежит львиная доля акций мощной компании «Замороженные продукты Линвилла». Наследнику, единственному сынку, сейчас двадцать шесть лет и живет он один — большей частью, по крайней мере, — в роскошном гнездышке о трех спальнях в старом, но, как мне сказали, весьма элегантном курятнике на Восточной Семьдесят седьмой улице. — Сол назвал мне точный адрес. — Ты ни за что не поверишь, но больше всего он любит коротать вечера ни где-нибудь, а в «Моргане», где собирается вся наша золотая молодежь. Его там видят по меньшей мере два-три раза в неделю, причем обычно в обществе одной, а то и двух хорошеньких девушек, или друзей. Будучи истинным рыцарем, он славится тем, что хвастает о своих любовных победах налево и направо. На тот случай, если ты вдруг не знаешь, «Моргана» — это чудовищно и совершенно необоснованно дорогая забегаловка на Второй авеню, куда набиваются толстосумы лет двадцати и старше, которые любят, чтобы о них судачили и писали в газетах; а также обожают мозолить глаза — друг дружке, главным образом.

— Ты будешь шокирован, но я там бывал, — заявил я.

— Меня ничто не шокирует, — хмыкнул Сол, — хотя ты оказался недалек от истины.

— Непредсказуемость — мой конек. Итак, из всего тобою сказанного, я делаю вывод, что мистер Линвилл влачит жизнь отшельника и философа.

— Не верь, если кто-нибудь скажет тебе, что ты в ладах с родным языком, — съехидничал в ответ Сол. — Даже я не сказал бы лучше. Как бы то ни было, наш герой обычно проводит в «Моргане» часа по три кряду поздним вечером, после чего перемещается в Гринвидж-Виллидж или в Сохо. Пьет умеренно, главным образом скотч, но если порой случается перебрать, то может и потерять над собой контроль и дать волю рукам. Правда, драчун из него неважный. Во всяком случае, несколько месяцев назад, затеяв драку в «Моргане», Бартон Линвилл получил изрядную нахлобучку. Правда, главным образом пострадала его гордость.

— Ты просто кладезь познания, Сол. Я поражен.

— Еще бы. Могу порассказать ещё кое-что, если ты способен на пару минут оторваться от своей драгоценной «ай-би-эмки».

— Ради тебя я готов даже на эту жертву.

— Очень тронут. Так вот, наш принц служит — точнее числится — в холодильной компании своего папаши. Служба — чистейшей воды синекура, и юный отпрыск палец о палец не ударяет, чтобы получить жалованье от своего старика.

— Не парень, а сущий клад!

— Это точно. Что ж, будем считать, что благих дел с меня на сегодня достаточно. Пока, Пинкертон, я поскакал на Лонг-Айленд.

Я не успел даже проквакать что-нибудь благодарственное, как трубка запикала.

Я прошагал к полкам, на которых мы храним подборки «Таймс» и «Газетт» за последний месяц и, прихватив наудачу стопку «Газетт», вернулся на свое место. Ясное дело, интересующая меня заметка оказалась в номере на самом дне кипы. С фотографии на меня смотрела ухмыляющаяся физиономия облаченного во фрак Франта Линвилла, которого засняли во время какого-то благотворительного ужина на следующий день после задержания по случаю превышения скорости на Гранд-Сентрал Парквей. В заметке его называли «разудалым светским ухарем-гулякой», а сам Линвилл в интервью репортерам, заявил следующее: «Из-за чего сыр-бор-то? На такой машине летать надо, а не ездить. Тем более, что я был трезв как стеклышко. Я потребовал, чтобы меня проверили, и вот — как стеклышко! Да я, черт побери, лучше свою тачку на скорости в сотню миль[4] держу, чем любой из этих козлов на сорока пяти!»

Затем я позвонил Фреду Даркину, частному сыщику, к услугам которого мы с Вульфом прибегаем в тех случаях, когда занят Сол, или когда Солу требуется подмога, или когда дело не слишком сложное. Фред, коренастый крепыш ростом пять футов десять дюймов — отнюдь не дурак, но звезд с неба не хватает. Зато он храбр, честен и надежен, а эти три качества (в моих и Вульфа глазах) с лихвой компенсируют все, чего ему недостает по части шевеления извилинами. Я знал, что в последнее время Фред частенько простаивал без дела, поэтому ничуть не удивился, застав его дома (Фред жил в Куинсе) в те часы, когда большинство двуногих вкалывают, добывая себе хлеб насущный.

— Что, мистер Вульф предлагает работу? — оживился он, не дослушав моих приветственных излияний.

— Не мистер Вульф, а я. Наружная слежка, по твоей обычной таксе.

— Я готов, — выпалил Фред. — Хоть сию минуту.

— Начнешь прямо с сегодняшнего вечера. Возможно, работа займет несколько вечеров.

Я сразу ввел его в курс дела. Про Линвилла Фред ничего не слыхал, зато знал, где расположена «Моргана». Мы уговорились, что до шести вечера (а именно в это время Вульф спускается из оранжереи) он заедет ко мне за газетной фотографией. Фред, насколько я его помню, всегда тушевался в присутствии Ниро Вульфа. Правда, на сей раз нанял его я, а не Вульф, а чем я занимаюсь в свободное время — это мое личное дело.

Как-то раз один наш клиент, служащий сталелитейной компании по фамилии Хазлитт, признался мне, что считает ужин за столом Ниро Вульфа исключительным событием своей жизни. Не сомневаюсь, что мистер Хазлитт выражался искренне, хотя сам судить объективно не берусь, ведь я сиживал за столом Его Пузачества столько раз, что совершенно не представляю, какие чувства испытывает человек, впервые пересекающий порог нашей столовой.

У нас заведено — и неукоснительно выполняется в девяноста девяти случаях из ста, — что обед и ужин подаются в столовой, расположенной на первом этаже напротив кабинета. Как правило, Фриц накрывает стол для двоих — Вульфа и меня, — но иногда Вульф приглашает на трапезу гостя, например, мистера Хазлитта. Сегодня вечером мы ужинали вдвоем, и Вульф (как это тоже у нас заведено) задал тему для беседы.

Воздав должное телятине, запеченной в горшочке с помидорами и морковью, Вульф пространно объяснял, почему Римская империя была обречена на гибель уже с момента образования, а я только кивал и работал челюстями, лишь время от времени задавая умный вопрос, чтобы Вульф знал: я весь внимание. Телятина, как и последовавший за ней персиковый пирог, полностью соответствовала обычному для Фрица пятизвездному стандарту. Когда мы переместились в кабинет пить кофе, Вульф немедленно погрузился в очередную книгу, «Людовик XIV: жизнеописание» Оливье Бернье, что я только приветствовал, поскольку мог без помех поломать голову над тем, как подкатить к Франту Линвиллу, если позвонит Фред. Не могу сказать, что мне приходится часто упражнять мозги подобным образом, но, когда это случается, занятость Вульфа бывает весьма кстати.