Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

— Ну, деятели! — вмешался в разговор вскипевший Костенко, — они у меня дождутся!

— Ладно, Витёк, полковник — помнишь? — давить на них не велел. Лучше скажи спасибо, что вовремя сообщили.

— Как же — вовремя! В шесть тридцать пять электричка — минут через десять, пятнадцать Бутова нашли бы и без них! Нет, Гена, профилактическую беседу с этими засранцами я всё-таки проведу!

— Если, Витёк, успеешь. В чём — сомневаюсь. Ты сейчас, не забудь, под моей рукой. А дел предстоит… Для начала — станция и посёлок. Да — и обе деревни: Дорофеевку и Тощилино. Может быть — кто-то видел. Ведь Бутов сюда на чём-то приехал. И я сомневаюсь — чтобы на электричке.

— Геннадий Ильич, — взмолился Костенко, — да это же тьма народу! Это же дней на пять — не меньше!

— А я, Виктор Иванович, — обратившись к Костенко по имени, отчеству, Брызгалов дал понять старшему лейтенанту, что отныне и до конца расследования никакого амикошонства, — почему и сказал, что времени для "просветительской работы" среди пьянчужек у тебя не останется. И потом: "дней пять" — эка куда хватил! Если такими темпами — полковник нам поотрывает головы! Сегодня… ладно уж, пожалею, до обеда завтра — обязательно организуй! Чтобы расспросили здесь каждую бабушку. У тебя же на линии тьма народу… вот и организуй! А сам — бутовские деловые связи — займёшься ими. Знаю, знаю, — предварив возражение Костенко, сам себя перебил Брызгалов, — документация — не по твоей части. Но я же тебе предлагаю заниматься не бумагами — людьми. С кем вёл дела? Какие? Не наступил ли кому на хвост? И прочее — в том же роде. Ведь с людьми, Виктор Иванович — ты умеешь. Так что — действуй. Особенно присмотрись к приятелям. Ясно же: Бутова застрелил кто-то ему хорошо знакомый. Вы ведь, — повернув голову к эксперту, майор неожиданно сменил адресата, — Андрей Степанович, со мной согласны?

— Как вам сказать, Геннадий Ильич. По первому впечатлению — да. Но, извините, строить гипотезы — не моя специальность. Я — только факты.

— Не прибедняйтесь, Андрей Степанович, — я же неофициально. Даже вон сержанту, — Брызгалов кивком указал на Александра, — и то понятно: недостаточно хорошо знакомому человеку Бутов бы не позволил идти сзади. Или вы допускаете — сработано киллером экстра класса? Который, выследив Игоря Олеговича, сумел к нему подобраться на расстояние вытянутой руки? И намеренно застрелил его из детской хлопушки? Чтобы в первую очередь подумали на близких людей? На ту же Аллу Анатольевну? Или — на какую-нибудь из бутовских рабынь? Но уж если убийца настолько умён и дальновиден — обязательно бы сообразил: что-что, но это будет проверить легче всего! Женщин, окружавших Игоря Олеговича, следствие в любом случае не обойдёт вниманием! Нет, Андрей Степанович, чтобы профессионал — не верю. Хотя бы уже потому — что без контрольного выстрела.

— Я - тоже, Геннадий Ильич, не верю в профессионала. Но, повторюсь, измышлять гипотезы — не моя специальность. Разве что — в порядке исключения… это я вам уже не как эксперт… и, разумеется, сугубо предварительно… у вас не сложилось впечатления, что убийство произошло спонтанно? Что за минуту до выстрелов убийца — кто бы он ни был — о пистолете вообще не думал?

Этот вывод Андрея Степановича майору поначалу показался парадоксальным: нет, спонтанные убийства на бытовой почве — сколько угодно. И более: наверно, восемьдесят процентов убийств в России — именно такие: выпьют, поссорятся, схватится кто-нибудь за нож (или просто бутылкой по голове) и — будьте любезны! — труп. Однако случай с Бутовым в эту версию, казалось, никак не укладывался: представить, что Игорь Олегович приезжает в маленький пристанционный посёлок только за тем, чтобы, поссорившись с женой или приятелем, получить пулю в спину, было нельзя. И особенно версии ссоры противоречил сам этот выстрел — сзади! В спокойно идущего впереди по лесной тропинке! Разве что… какая-нибудь из бутовских рабынь? Из женщин с крайне неуравновешенной психикой?

— Андрей Степанович, а вы меня, часом, не разыгрываете? Чтобы в другой раз лопоухому сыскарю было неповадно провоцировать доку-эксперта? Убийство в состоянии аффекта — как, мол, майор этот вздор не скушает?

— Геннадий Ильич, помилуйте! В мыслях такого не было! Я же не сказал — в состоянии аффекта, я же сказал: спонтанно! Чувствуете разницу?

— То есть, Андрей Степанович, по вашему это выглядело примерно так: поздним вечером Бутов с неким — или некоей — "X" прогуливаются себе по лесной тропинке, мило беседуя, потом этот — эта — "Х" отстаёт зачем-то шага на два, выхватывает пистолет, "случайно" оказавшийся в сумочке или кармане, и ни с того ни с сего стреляет Бутову в спину?

— Вы вот, Геннадий Ильич, иронизируете, а я, знаете, думаю, что талантливо нарисованный вами шарж — достаточно точный набросок с натуры. Только — конечно — не "ни с того ни с сего". Причина была, конечно. И причина серьёзная. Но — на что я, собственно, и пытаюсь обратить ваше внимание! — убийцей до последнего мгновения, до рокового выстрела, неосознаваемая. Впрочем, психология — это по вашей части. Может быть — одно неосторожное слово…

Серьёзность эксперта несколько поколебала скептический настрой майора: — Андрей Степанович, если вы так считаете… версия весьма любопытная… но, ради Бога, на чём вы её основываете? На фактах, мной не замеченных, или — только на интуиции?

— На интуиции — да. Но не только на одной интуиции. Есть и факты. Немного. По сути — два. Вот, Геннадий Ильич, посмотрите, — с этими словами Андрей Степанович слегка углубился в лес, развернулся и стал приближаться по плавно изгибающейся тропинке. Не дойдя до трупа трёх шагов, эксперт остановился и произнёс: — Здесь. В Бутова пуля попала здесь. Обе, вернее, пули — практически одновременно. Впрочем, для него это уже не имело значения: в сердце — уверен — попала первая. И — наповал. Бутов, заметьте, Геннадий Ильич, делает ещё три шага — по инерции, по прямой — и падает лицом в траву, чуть в стороне от повернувшей влево тропинки. Это я к тому, что смерть для Игоря Олеговича была мгновенной и совершенно неожиданной. Но и — конечно, косвенно! — для убийцы тоже. Ведь если бы он обдумывал, готовился заранее — Бутову настроение спутника так или иначе, но обязательно бы передалось. А теперь, Геннадий Ильич, гляньте сюда.

Андрей Степанович подошёл к трупу, присел на корточки и, обеими руками взявшись за левое плечо, осторожно перевернул тело на спину:

— Видите? Какие безмятежность и спокойствие на его лице! Будто бы это не делец, да к тому же отягощённый всевозможными маниакально-эротическими комплексами, а прямо-таки — святой! Что, согласитесь, возможно только в одном случае: если в момент смерти мысли Бутова были легки и приятны. Если его последние секунды на этой земле никто не омрачил ни ссорой, ни бранью, ни даже тенью тревоги. Не знаю, Геннадий Ильич, как вам, но для меня вывод о спонтанном убийстве Бутова напрашивается сам собой.

Брызгалов, всматриваясь в умиротворённое лицо усопшего, усомнился в своём скептицизме: а ведь эксперт, пожалуй, прав? Чтобы умереть так спокойно — нужно полностью доверять своему спутнику…

В город майор вернулся около двух часов. Пройдя в свой кабинет, сел за стол, из левого ящика достал белую картонную папку и крупными буквами написал в три строчки: Дело об убийстве председателя производственно-коммерческой фирмы "Лотос" Бутова Игоря Олеговича. Порывшись в тумбочке, нашёл стопку финской бумаги, отделил от неё листов где-то с двадцать — и положил в папку. В эпоху тотальной компьютеризации подобные приготовления многим, возможно, покажутся до нелепости архаичными, но Геннадий Ильич хоть и пользовался постоянно информацией получаемой с дисплея, однако в таком — почти призрачном! — обличии не любил её. Когда на бумаге — майору представлялось не то чтобы надёжнее, но как-то солиднее: провереннее, что ли, временем. Закончив с приготовлениями, помогающими настроиться на рабочий лад, Геннадий Ильич вызвал секретаршу:

— Зиночка, маленький психологический эксперимент. Только по честному. Если не сможешь — тогда не отвечай.

— Опять, Геннадий Ильич, вы со своими фокусами. Ладно уж — давайте. За три-то года я, кажется, ко всему привыкла. Только, если пошлю вас к чёрту, тоже не обижайтесь.

— Ну, вот и договорились. И ладненько — без обид. Зиночка, представь себе: у тебя пистолет — не "ПМ", конечно, а эдакая лёгкая, изящная игрушечка с перламутровой ручкой. Иностранного производства. Вполне приличной убойной силы. И ты, допустим, в ссоре с мужем…

… сто раз, Геннадий Ильич! — Перебила Озяйкина. — Изверга этого, пьяницу, гада, бабника! Сто раз застрелила бы!

Получив на свой импровизированный тест столь быстрый и категорически определённый ответ, майор вспомнил, что полгода назад Зиночка с мужем — по слухам, бабником тем ещё! — разошлась окончательно и в одиночку растит теперь маленького сынишку. Эксперимент явно проваливался, и, спасая его, Брызгалов попробовал переменить тактику: