Бернард Корнуэлл - Вытащить из петли

Он заночевал на сеновале, прошагал весь день и почти насквозь протер подошву на правом сапоге. До чердачной комнатенки, что он снимал в таверне на Друри-лейн, он добрался поздно вечером, разделся догола, рухнул на узкую койку и погрузился в сон. Он спал — и все. Когда на Олд-Бейли упала крышка люка, он все еще видел сон: в ушах у него стояли конский топот, треск мушкетов и грохот орудийной канонады. Сон должен был завершиться прорывом кавалерии сквозь тонкие ряды красных английских мундиров, но тут цокот копыт превратился в звук торопливых шагов на лестнице и легкий стук в дверь. Он открыл глаза и не успел сказать ни слова, как Салли Гуд уже была в комнате.

— Никак я вас разбудила? — рассмеялась Салли. — Ой, ради бога, простите!

— Не переживайте, мисс Гуд. Который час?

— У Святого Эгидия только что пробили полдевятого.

— Не может быть! — Сандмен сел в постели и вспомнил, что на нем ничего нет. — Мисс Гуд, там на двери висит халат, не могли бы вы…

Салли нашла халат.

— Я-то совсем припозднилась, — объяснила она, — братец с утра пораньше смотался, а у меня дел полно, и платье вот надо застегнуть на крючки, поглядите. — Она повернулась и показала голую спину: — Я просила миссис Ганн, да только нынче казнят, она ушла посмотреть. Не бойтесь, вставайте, я закрыла гляделки.

Сандмен осторожно выбрался из постели. Высокий, голубоглазый мужчина со светло-золотыми волосами и вытянутым костлявым лицом. Он не был красив в общепринятом смысле слова — черты его отличались некоторой грубостью, — но благородство и доброта, читавшиеся на этом лице, западали в память. Надев халат, он спросил Салли:

— Надеюсь, вы хорошо устроились?

— Я другого хотела — работать на сцене. — Салли называла себя актрисой, хотя Сандмен не очень ясно представлял, какой прок будет для театра от Салли, которой и без того с большим трудом удавалось сохранять респектабельность. — Но работа все равно хорошая — и приличная.

— Не сомневаюсь.

Сандмен задался вопросом, почему Салли так напирает на то, что работа приличная. А Салли задавалась вопросом, почему Сандмен, по всем статьям джентльмен, проживает в мезонине таверны «Золотой сноп» на Друри-лейн. Что фортуна от него отвернулась, было яснее ясного, но «Золотой сноп» пользовался славой притона для воров всех мастей, от карманников до взломщиков и грабителей лавок, а капитан Сандмен казался Салли человеком абсолютно законопослушным.

— А вы-то как, капитан? — спросила она. — Служите где?

— Ищу работу, мисс Гуд, — ответил Сандмен, что было чистой правдой, ибо работа все не находилась.

Он был слишком стар, чтобы выучиваться на клерка, и слишком брезглив, чтобы погонять рабов на плантации сахарного тростника на каком-нибудь острове.

— Я слыхала, вы играете в крикет. Зарабатываете на нем?

— Меньше, чем нужно, — ответил Сандмен. — У меня тут маленькая трудность — нескольких крючков не хватает.

— Никак не выкрою время починить, вы застегните, капитан, какие есть, а это вот проденьте в дырки. — Салли перебросила через плечо потертый шелковый носовой платок. — Кстати, ежели собираетесь позавтракать, так поторопитесь, не то после девяти не останется ни кусочка. В «Снопе» не повернуться, когда в Ньюгейте вешают, на людей от этого жор нападает, — объяснила Салли. — Братец туда же отправился.

Брат Салли, загадочный молодой человек, работал в часы, для трудов отнюдь не предназначенные. Они с братом занимали в «Золотом снопе» две большие комнаты на втором этаже.

— Им нравится, что он приходит. Понимаете, обыкновенно промеж бедолаг дергунчиков бывают такие, которых он знает.

— Дергунчиков?

— Висельников, капитан. Повешенных, вздернутых, удавленных. Которые пляшут в Ньюгейте на подмостках у Джемми Боттинга. Вам придется научиться воровскому языку, капитан, раз уж вы тут живете.

— Придется, — кивнул Сандмен и только начал продевать платок в дырочки, как в полуоткрытую дверь протиснулся, ухмыляясь, трактирный посыльный Доддс.

— Закрой свою чертову пасть, не то мух наглотаешься, — сказала ему Салли. — Он мне только платье застегивает.

Доддс оставил ее выпад без внимания и протянул Сандмену запечатанный конверт:

— Вам письмо, капитан.

Сандмен потянулся к сложенной в кресле одежде, чтобы найти пенни на чай посыльному.

Салли оттолкнула руку Сандмена, выхватила у Доддса письмо, вытолкнула парня из комнаты и захлопнула дверь.

Закончив операцию с шелковым платком, Сандмен отступил со словами:

— У вас весьма привлекательный вид, мисс Гуд.

Ее светло-зеленое платье было украшено васильками, и эти цвета прекрасно сочетались с медовой кожей Салли и ее вьющимися волосами такого же светло-золотого оттенка, как у Сандмена. Она была хорошенькой девушкой с ясными голубыми глазами и заразительной улыбкой.

— Вы думаете? Спасибо. Закройте глаза, повернитесь три раза и громко назовите любимую по имени, а потом откройте письмо.

— Что мне это даст? — улыбнулся Сандмен.

— Добрые вести, — улыбнулась она и исчезла.

Сандмен посмотрел на письмо, отложил его и, чувствуя себя последним дураком, закрыл глаза, три раза повернулся вокруг своей оси и громко произнес заветное имя:

— Элинор Форрест.

Затем открыл глаза, сорвал с конверта печать красного сургуча и развернул письмо. Прочитав, он стал ломать голову — добрая это весть или нет?

Виконт Сидмут свидетельствовал свое почтение капитану Сандмену и просил последнего оказать ему честь, прибыв при первой возможности в министерство виконта Сидмута.

Сперва Сандмен решил, что весть плохая, что его отец взял в долг у виконта Сидмута и теперь его светлость намерен потребовать жалкие остатки состояния Сандменов. Однако же отец, насколько было известно Райдеру Сандмену, никогда не водил знакомство с лордом Сидмутом, в противном случае он бы непременно этим похвастался, потому что любил бывать в обществе значительных персон, а мало кто в стране был персоной более значительной, чем первый государственный секретарь — министр внутренних дел его величества.

Так зачем Райдер Сандмен понадобился министру?

Выяснить это можно было только одним способом.

Виконт Сидмут был сама худоба: тонкие губы, жидкие волосы, узкий нос и узкая челюсть. Он заставил Сандмена два часа протомиться в приемной и встретил вошедшего хмурым взглядом, не встав из-за письменного стола.

— Мне рекомендовал вас сэр Джон Колборн. Вы, кажется, сражались в его батальоне при Ватерлоо?

— Совершенно верно, милорд.

Сидмут хмыкнул, словно отчасти не одобрял участия в битве при Ватерлоо. Скорее всего, подумал Сандмен, так оно и есть. Наполеоновские войны вот уже два года как отошли в прошлое, однако британцы, судя по всему, все так же делились на тех, кто воевал с французом, и тех, кто сидел дома. Последние, как подозревал Сандмен, завидовали и при случае были не прочь намекнуть, что пренебрегли возможностью погулять за границей ради процветания Британии.

— Сэр Джон сказал мне, что вы ищете работу.

— Вынужден искать, милорд.

— У вас нет источника дохода? — спросил Себастиан Уитерспун, личный секретарь министра, молодой человек с пухлыми щеками и колючим взглядом. Он сидел у стола патрона.

— Есть, незначительный, — ответил Сандмен, сочтя за благо умолчать о том, что этот источник — крикет. — Его недостаточно, — уточнил Сандмен, — и много из заработанного уходит на оплату долгов, оставшихся от отца.

— По закону, Сандмен, — нахмурился Уитерспун, — вы не отвечаете за долги отца.

— Я отвечаю за доброе имя семьи, — возразил Сандмен.

Его отец наделал огромных долгов, ему грозило заточение или изгнание, и тогда он покончил с собой, запятнав свое имя и оставив жену и дочь без средств к существованию.

— Мне нужен человек для одного дела, — сказал министр, — но должен сразу предупредить, что работа временная.

Он кивнул на высокую корзину, которая стояла на ковре и была доверху набита бумагами. Тут были свитки, конверты с сургучными печатями и даже несколько бумаг, перевязанных красной тесьмой наподобие юридических документов.

— Все это прошения, капитан. Осужденный преступник может просить государя о смягчении наказания и даже о полном прощении. Все прошения поступают сюда, и, если преступление не особенно страшное и за осужденного ходатайствуют достойные лица, мы можем проявить милосердие. Скажем, смертный приговор заменить на каторжные работы.

— Вы, милорд? — спросил Сандмен, которого поразило «мы» в словах Сидмута.

— Прошения подаются на высочайшее имя, — пояснил министр, — однако ответственность за решения возлагается на это министерство, а мои решения утверждает Тайный совет. — Сидмут бросил Сандмену прошение. — Иной раз какое-нибудь прошение побуждает нас вникнуть в существо дела. В таких крайне редких случаях мы назначаем дознавателя. — Министр помолчал и добавил: — Лицо, приговоренное к смерти, уже прошло через суд, и вина его доказана. У нас не принято ставить под сомнение компетентность судей, капитан, но в исключительных случаях мы все же проводим дознание.