Евгений Костюченко - Русские флибустьеры

- Черт бы побрал этот штиль, - пробормотал Орлов. И без малейшей надежды обратился к моряку, сидящему в шлюпке: - Добрый день, сеньор. Пассажира возьмете?

Старик мрачно глянул на него и ничего не ответил.

Орлов подумал, что тот, возможно, не понимает испанского, и повторил вопрос по-английски.

Старый матрос глядел по-прежнему мрачно. Но все же ответил нехотя:

- Я не капитан.

- А как бы с капитаном поговорить?

Орлов присел на доски, свесив ноги с причала, и достал кисет с трубкой и табаком. В ответ на его молчаливое предложение старик отвернулся:

- Не курю.

«Бесполезно», - понял Орлов. Придется идти в таверну, уговаривать рыбаков. Кстати, там можно будет и выпить. Ему настоятельно требовался сейчас хотя бы глоток текилы или рома.

С берега раздался свист. Орлов оглянулся и увидел второго матроса, вышедшего из таверны с бочонком на плече. Ступив на причал, он опустил бочонок на доски и покатил его перед собой.

Ему было слегка за тридцать. Сухощавый и жилистый, с обветренным лицом и выгоревшими на солнце русыми волосами, он был похож на скандинава. Под просторной рубахой перекатывались бугры мышц, когда он, гибко склонившись, подталкивал и направлял непослушный тяжелый бочонок.

«Да они иностранцы, - понял Орлов, непонятно чему обрадовавшись. - Шведы или голландцы, вот почему старик не понял меня сразу. И говор у него особенный. Точно, шведы. Эх, жаль, не знаю по-ихнему ни словечка~»

Но оказалось, его сожаления были преждевременными. Подойдя к лодке, молодой матрос заговорил не по-шведски, и не по-голландски, и даже не по-английски.

- Принимай водицу, Петрович, - сказал он на чистом русском языке. - С кем ты тут балясы точишь?

- Да чудак какой-то. В пассажиры просится, - отвечал старик, ловко укладывая бочонок на дно шлюпки.

Молодой матрос цепко глянул на Орлова. Взгляд его слегка задержался там, где под рубахой пряталось оружие.

- Пассажиров не берем, - сказал он по-английски.

«Быстро же он распознал, что я не из местных, - подумал Орлов. - Да, я не местный. Очень не местный».

Он вытер вспотевший лоб рукавом и сказал негромко:

- Братцы, не выдайте. Нельзя мне тут оставаться, никак нельзя.

Заслышав русскую речь, моряки переглянулись.

- Откудова будешь? - спросил дед.

- Долго рассказывать. Вот возьмете на борт, все расскажу, - пообещал Орлов. - Не выдайте, братцы. Заберите меня отсюда, а с капитаном я договорюсь.

- Это вряд ли, - сказал дед, глянув на своего молодого товарища. - Не станет капитан из-за тебя курс менять.

- А я и не прошу курс менять. Мне, братцы, все равно, куда вы идете.

- Матросом пойдешь? - спросил молодой. - До первого порта?

- Пойду, - согласился Орлов, прикинув, что после Юкатана первым портом для небольшой шхуны вряд ли окажется Мельбурн или Гавр.

- Садись на весла, - приказал молодой. - Посмотрим, какой из тебя матрос.

- Эх, Кирила Андреич, - недовольно проворчал старик, пропуская Орлова к веслам. - Хоть ты и капитан, а скажу тебе прямо. Погубит тебя доброта твоя, погубит, попомни мое слово.

Молодой капитан уселся на банку [1] рядом с Орловым, поплевал на ладони и взялся за весло.

- У меня вахту некому стоять, - сказал он, глядя, как старик, отвязав конец от причальной сваи, бережно его сворачивает. - У меня на весла посадить некого. У меня команды-то, ты да я, да мы с тобой. А ты говоришь - доброта. Не по доброте, а по выгоде поступаю.

- Мне жалованья не нужно, - сказал Орлов, - я и заплатить готов.

- Сочтемся, - кивнул капитан. - Меня Кириллом зовут. По-американски - Крис. А ты кто?

«Брукс. Джеймс Брукс», - едва не сорвалось с языка.

- А я - Орлов, - сказал он.

Как только шлюпка отошла от причала, он увидел, что две лошади бродят по берегу, а по обрыву спускается всадник в белом сомбреро.

- Не части, не части! - сурово прикрикнул старик, вытирая с лица брызги. - Рвение свое на вахте покажешь. А грести надо гладко, ровно!

Орлов кивнул и чуть умерил пыл. Шлюпка, разрезая зеркально гладкую воду, ходко удалялась от берега.

О матросском деле он имел довольно смутные познания, почерпнутые из встреч с морскими офицерами. Орлов знал, что веревочная лестница, по которой он поднялся на борт шхуны, называется штормтрапом. Знал, что вместо «запада» и «востока» у моряков «вест» и «ост». Эти сведения, возможно, пригодятся, если его поставят нести вахту у штурвала. А еще он вспомнил, что самая дурная вахта - с полуночи до четырех часов утра. Ее называли «сучьей», «кладбищенской», «пропащей», а еще - «длинной», потому что двести сорок предрассветных минут тянутся гораздо дольше, чем те же четыре часа в любое иное время суток.

Кроме того, он умел готовить морские напитки, то есть смешивать грог и варить пунш. Правда, эти навыки вряд ли пригодятся ему на шхуне.

Ему довелось трижды пересечь Атлантику, и только в первом рейсе он почти все время провел на палубе, а позже вылезал из каюты, только чтобы добраться до буфета. Но он хорошо помнил, что матросы постоянно что-то чистили, натирали, скоблили. Что ж, сейчас он был готов к любой работе. Прикажут ли мыть палубу, или латать паруса, или стоять у штурвала - он был готов ко всему. Орлов даже радовался, что неожиданный жизненный поворот позволит ему узнать что-то новое. Однако капитан Кирилл сказал ему:

- Морским премудростям тебя учить никто не станет. Некогда, да и незачем. Гребешь ты неплохо, вот и будешь шлюпку гонять, когда придем на место. Сейчас идем к островам. Оттуда в Галвестон. Там и сойдешь. Составим контракт, впишу тебя в судовую роль [2]. Под тем именем, какое назовешь. Под этим же именем сойдешь в порту. У нас так: я вот, к примеру, Кирилл Белов, а в капитанском дипломе написано Крис Смит. Ты ведь тоже, наверно, сменил имя?

- Да, - сказал Орлов. - И не раз. Для американцев я Брукс. Джеймс Брукс.

- Джеймс Брукс, - повторил Кирилл. - Ясно. В личном бланке запишем, что на борт тебя взяли на Ямайке. У меня с собой есть только бланки с печатями кингстонского порта, так что не обессудь. Если в Галвестоне портовый агент спросит, как ты оказался в Кингстоне, скажешь, что промышлял с рыбаками, попал в шторм, оказался за бортом. И так далее. Это самая простая легенда. Ей все пользуются.

- Кто «все»?

- Кому надо срочно попасть на борт и получить матросскую книжку. - Кирилл глянул на его саквояж и добавил: - Если есть деньги, бумаги, ценности - будут храниться у меня. А арсенал свой сдай боцману.

Боцман Петрович спрятал его револьверы в длинный сундук, где Орлов краем глаза заметил блеск ружейных стволов. Показал место на палубе, где ему придется подвешивать свой гамак на время сна. А потом они вместе принялись набивать трюм запасами, которые боцман набрал на берегу.

Десяток живых кур Орлов запихал в деревянную клетку. Двое крупных и отчаянно визжащих поросят пристроились рядом. Они были связаны, лежали на боку, и Орлову пришлось повозиться, чтобы напоить их.

Бочки с пресной водой закатили и составили в один угол трюма, с ромом - в другой. Связки лука и чеснока легли поверх корзин с томатами. Наконец, Петрович вручил Орлову длинный прямой тесак.

- Выбери куренка пожирнее. Только смотри, чтоб кровь на палубу не пролилась. Чтоб ни капли! Ощиплешь, перо не выбрасывай, вот тебе под него мешок. Куренка отдашь на камбуз, коку. И отдыхай до ночи.

Тесак был тяжелый и неудобный. Таким мачете хорошо рубить подлесок, пробивая тропу. Но чтобы лишить жизни курицу, можно обойтись и перочинным ножичком.

- Чего задумался? - спросил Петрович.

Орлов попробовал лезвие тесака на ногте и сказал:

- Наточить бы.

- Иди на ют. Там и наточишь.

Несколько минут спустя Орлов стоял на корме, перегнувшись через борт, и глядел, как кровь из тушки капает в воду и клубится бурыми хлопьями, дразня рыбешек. «Мексика, Мексика, - думал он. - С ней бесполезно спорить. С ней бесполезно строить совместные планы. Никогда не знаешь, чего от нее ждать. Не прошло и часа, как я строил вышку и глядел с высоты на лес, и прикидывал, как проложить дорогу, и рассчитывал, сколько надо будет потратить на завтрашний визит к алькальду [3]. И вот уже нет никакой вышки, и не будет никакой дороги, и теперь я должен стать лучшим другом не алькальда, а боцмана Петровича. А в кустах под обрывом остывают два тела~ Почему они решили убить меня? Неужели так велика здесь ненависть к проклятым гринго? Не заметил я особой ненависти. Они даже не смотрели на меня. Я был для них вроде вот этого несчастного куренка, которого приговорил Петрович. Но куренок пойдет в пищу, а меня-то зачем надо было убивать? Какая им была бы выгода? Неужели просто лень было тащиться со мной до дороги? Видно, так и есть. Мексика, одним словом. Эх, выпить бы сейчас~»

- Говорят, Лука Петрович земляка нашел? - раздался веселый голос у него за спиной.