Чингиз Абдуллаев - Трибунал для Валенсии

— Аркадий, — изумленно произнесла его жена, — это правда?

— Глупости, — развел руками тот, — они придумывают всякую ерунду, чтобы свалить на кого-то вину за свои провалы. Сначала считали виновной Нину, думали, что она обокрала Олега, потом сделали убийцей Вадима, а теперь принялись за меня. Если и я выброшусь с балкона, то сделают убийцей кого-нибудь еще.

— А где карточка-ключ Евы? — вдруг поинтересовался Тигран.

— Откуда я знаю? — теряя терпение, огрызнулся Аркадий. — Спрашивай у своей… — Он не договорил.

— Лекарство, — прошептала Алла, глядя на мужа немигающими глазами, — ты дал ей мое снотворное?

— Они все врут! — повысил голос Цевницкий.

— Спокойно, — посоветовал Дронго, — вы же профессиональный врач. Вы тут единственный, кто мог точно рассчитать дозу. Но не это главное. При современных достижениях патологоанатомической экспертизы доказать, какое именно снотворное приняла Ступникова той ночью, не составит никакого труда. Любой эксперт выдаст нам заключение за один день. Остается лишь проверить имеющиеся у вас лекарства.

У Аркадия неожиданно задергалось все лицо. Он начал покрываться красными пятнами.

— А еще рассчитанная сила удара, — продолжил Дронго. — Так точно мог ударить погибшую лишь человек, знакомый с анатомией. И наконец, самое неприятное. Дело в том, что по всей Валенсии стоят камеры внешнего наблюдения. И одна из них установлена как раз там, где вы, Цевницкий, так любезно одаривали вашими конфетами Вадима Калимуллина, чтобы его подставить. Трюк с карамелью был абсолютно блестящим и возможным только в нашем отеле. Однако на пленке банка, находящегося по соседству с отелем «Королева Виктория», точно зафиксированы именно вы. Как раз в тот момент, когда вы почти насильно всучали эти конфеты Вадиму, не понимавшему, зачем они ему нужны. Вы, Цевницкий, рассчитали все потрясающе верно, только карамель Вадиму следовало отдать в другом месте. Боюсь, в суде эта пленка станет решающим доказательством против вас, и я уверен, что любой суд присяжных подтвердит вашу вину.

— Вы… ты… вы… — Цевницкий не мог говорить, настолько были сильны аргументы Дронго.

И в этот момент вдруг со своего места сорвался Олег. Он бросился на Аркадия, повалил его на пол и стал душить.

— Я тебя убью, — кричал он, — я тебя убью!

Дронго и Тигран с трудом оттащили разъяренного Базурова от его бывшего друга. — Пустите меня, — требовал Олег. — Это он, он во всем виноват!

Аркадий хрипел, держась за горло. Ева с брезгливостью и отвращением смотрела на него. И вдруг Алла, потеряв сознание, пошатнулась на стуле, начала сползать на пол.

— Аллочка! — закричал Аркадий, бросаясь к жене. — Что с тобой случилось? Ты им не верь, они все врут, все неправда.

Корвальо тяжело поднялся со своего места, взглянул на Дронго.

— Грасьяс, сеньор Дронго, — с уважением произнес он, — вы доказали еще раз, какой вы выдающийся мастер. Простите меня, что я сомневался в ваших способностях. Но этот человек действительно продумал преступление так, что, пожалуй, никто другой не смог бы его разоблачить. Если бы не вы…

— Я сделал это не для демонстрации моих возможностей, — печально ответил Дронго. — Я должен был установить истину и найти настоящего убийцу. Во время рассказа Цевницкого на их шутливом трибунале я обратил внимание на историю, которую он всем поведал. Отпустив водителя своей бригады «скорой помощи», Цевницкий должен был взять вину на себя. Но он отделался лишь выговором, тогда как водителя выгнали. И я еще тогда подумал, что этот человек способен подставлять других вместо себя, а сам выходить сухим из воды. Тот, кто поступил так один раз, может сделать то же самое и в другой. Быть немного порядочным, как и немного беременной, просто нельзя.

Аркадий пытался привести в чувство свою жену. Он поднял голову и с ненавистью крикнул:

— Что вы вообще знаете?

— Знаю… — сказал Дронго. — Знаю, с какими непорядочными людьми вы работаете. Знаю, что Базуров может не платить вам за ваши поставки, знаю, что для Тиграна нет ничего святого. Я все знаю. Но это вас не оправдывает, Цевницкий. Ни в коей мере.

— Так подло устроена жизнь, — выдавил Аркадий. — Одним все, а другим ничего.

В комнату вошло несколько сотрудников полиции.

— Думаю, что я вам больше не нужен, — повернулся Дронго к комиссару.

— Спасибо, — еще раз повторил тот. — Если бы сеньор Миллер знал, как вы спасли его репутацию!

— Он великий сыщик, — возразил Дронго, — просто он уехал, прежде чем удалось узнать о некоторых обстоятельствах. Прощайте.

Дронго вышел в коридор. Последние слова комиссара показались ему обидным. Миллер — это легенда, и ему не хотелось оставить Корвальо с убеждением, будто старик начал сдавать позиции. Дронго спустился вниз. До отъезда у него еще оставалось полчаса. Портье, увидев его, улыбнулся.

— Вам письмо, — сказал он, протягивая конверт.

— Письмо? — изумился Дронго. — Какое письмо?

— Его оставил сеньор Фредерик Миллер сегодня утром, перед отъездом, — пояснил портье.

Дронго взял конверт и достал из него листок.

«Дорогой друг, — прочел он, — я вынужден уехать раньше, чем рассчитывал, но надеюсь, что у тебя будет время остаться и разоблачить настоящего убийцу. Думаю, мы оба знаем его имя. Конечно, убийцей не мог быть Вадим Калимуллин. Нужно проверить, кто мог дать такую дозу снотворного Ступниковой, что она не слышала даже стука в ее дверь, и к кому она могла прийти со своими проблемами. Конечно, только к врачу. А единственный врач в этой группе — Аркадий Цевницкий. И еще думаю, что во время встречи с Калимуллиным  Цевницкий каким-то образом передал ему конфеты, чтобы его подставить. Уверен, ты сумеешь все это доказать. Мне хотелось бы, чтобы с разоблачением подлинного убийцы выступил именно ты. В конце концов, тебе нужно создавать о себе легенду. Надеюсь, ты простишь мне мой маленький сюрприз. Уважающий тебя Эркюль Фредерик Миллер».

Дронго убрал листок в конверт и улыбнулся. «Великий старик, — подумал он, — так все ловко проделал. Решил предоставить лавры более молодому коллеге, хотя сумел все правильно вычислить. Но как же здорово, что мы пришли к одним и тем же выводам». Положив письмо в карман, Дронго отправился в номер за своими вещами. Настроение у него было гораздо лучше, чем несколько минут назад.