Шарль Эксбрайя - Лгуньи

— Дай им волю, так скоро уже не будешь хозяином и в собственном доме. Старые добрые нравы умирают, а жаль! Но оставим это. Что вас привело ко мне?

— Преступление на перевале Вильфранш.

— Грязное дельце! А уже узнали, кто это сделал?

— Да.

— Да?

В этом «да» полицейскому послышались нотки беспокойства.

— Ваши друзья.

— Э, минутку! Тут что-то не так. Во-первых, какие такие друзья?

— Парни из банды Консегуда, ваши дружки.

— Какая банда? Какие дружки?

— Кабрис, Аскрос, Пелиссан и т.д.

— Позвольте, господин инспектор, тут вы ошибаетесь.

— Вы думаете?

— Или же в «Нис Матен» напечатали враки, или они просто плохо информированы.

— Почему?

— Потому что в газетах пишут, что преступление было совершено после обеда.

— Ну и что?

— А то, что парни, которых вы назвали, весь день были здесь и уехали только поздно вечером. Стало быть, они не могли этого сделать.

— Возможно, они отлучались, а вы не заметили… Часа им вполне хватило бы.

— Нет, я все время был с ними.

Наступило долгое молчание. Хозяин «Веселого матроса» из-под опущенных ресниц наблюдал за Кастелле, а тот, не глядя на собеседника, тихо произнес как нечто, само собой разумеющееся.

— Ты лжешь.

— Я клянусь вам…

— Ты лжешь, но это не имеет никакого значения. Мы предполагали, что ты будешь лгать, — сказал полицейский, вставая.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, — запротестовал Юбер.

— Это ты ошибся, Юбер. Я не знаю, сколько они тебе заплатили или сколько пообещали… Но, сколько бы ты ни запросил с них, ты продешевил. Долгие годы в тюрьме никакими деньгами не возместить.

— Долгие годы в тюрьме?

— А ты как думал? Ты что, считаешь, что комиссар Сервион позволит безнаказанно убивать своих друзей? И не исключено, что он сунет в один мешок и тех, кто убил его земляков, и тех, кто помогал им, обеспечивая ложное алиби. Ну что ж, чао! До скорой встречи, Юбер.

Это была жалкая похоронная процессия, хотя пришли все обитатели «малой Корсики». Глядя на этих древних старцев, люди думали, что умер кто-то из дома престарелых, и недоумевали, почему хоронят сразу троих. Гробы несли корсиканцы, пришедшие проводить в последний путь своих земляков, которым уже никогда не видать родного острова. Базилия оставила детей у приятельницы и шла одна. За Базилией шли Поджио — самые старые, за ними — Прато, Пастореккиа и, наконец, — Мурато, самые молодые. За ними шли Сервион и Кастелле с женами.

Отпевали покойников в церкви Христа на улице Друат, куда все эти славные люди каждое воскресенье ходили к мессе. Сервион любил этот мрачноватый храм. Будучи глубоко верующим человеком, он частенько приходил сюда подумать, помолиться, попросить у Господа помощи в своей нелегкой работе.

Старики сбились в кучу, как пугливые козы. Комиссар стоял немного в стороне, искоса поглядывая на своих друзей. Они были обломками иных времен, иной земли. Он любил их. Он не позволит этим подонкам Консегуда обижать их!

Большая старая лошадь, такая же древняя, как и те, кто шли за ней, медленно двинулась от церкви к площади Сен-Франсуа, затем по бульвару Жана Жореса поднялась к площади Гаррибальди и направилась к Замковому кладбищу, на котором Пьетрапьяна приобрели участок, когда поняли, что уже никогда не смогут вернуться на Корсику.

Старики выстроились у ворот кладбища рядом с Базилией, как одна семья. Пожимая им руки, Сервион чувствовал, что они избегают смотреть ему в глаза, как будто сторонятся его. Он предложил отвезти их домой, но они отказались, видимо, по распоряжению Базилии, которая после смерти мужа взяла на себя роль главы клана. Комиссар вернулся в кабинет, с горечью думая о поведении своих друзей.

Женщины разогрели остатки обеда, уложили мужей, утомленных долгой ходьбой до Замкового кладбища и обратно. Теперь они могли спокойно заниматься своими делами. Дождавшись ночи, они вышли из своих домов, не забыв хорошенько запереть двери.

К счастью, все дома стояли рядом. Вскоре старухи собрались у своей подруги, которая просила их ничего не говорить своим мужьям. Базилия приложила палец к губам, призывая к тишине, чтобы не разбудить сироток, спавших в соседней комнате. Она пригласила подруг к столу, на котором стояла керосиновая лампа.

Антония Мурато пришла последней и стала оправдываться:

— Я никак не могла уложить Жана-Батиста.

Когда все уселись, Базилия внимательно посмотрела на подруг. Испещренное морщинами лицо Барберины; все еще гладкое лицо Антонии; лицо Альмы, напоминающее печеное яблочко, на котором блестели маленькие, как черные бусинки, глазки; почти не тронутое возрастом лицо Коломбы, которое сохранило многое от красивой девушки, какой она была когда-то.

— Вы догадываетесь, почему я вас собрала, — сказала Базилия.

Женщины глухо и протяжно застонали.

— …и я не пригласила ваших мужей, потому что это мы все должны решить между собой, а ваши супруги могут испугаться…

Женщины внимательно слушали, а Барберина даже приставила ладонь к уху, чтобы ничего не пропустить.

— Но вы не обязаны слушаться меня. Если вы не согласитесь со мной, вы вернетесь домой, и мы к этому разговору больше не будем возвращаться… Вы просто забудете… Я все сделаю сама. На это, конечно, уйдет больше времени, но я все равно добьюсь своего. Я уверена, что милостивый господь не даст мне умереть, пока я не закончу…

Женщины заговорили все разом. Тогда Базилия сказала:

— Мы, корсиканцы, не из тех, кто прощает. Око за око! Это долг чести! Неотомщенный покойник еще более мертв… И близкие его не достойны уважения!

Послышался одобрительный шепот. Детство этих старух было заполнено рассказами о вендетте. Они знали, что за кровь платят кровью, и считали, что иначе и быть не может.

Базилия стукнула по столу своим сухоньким кулачком.

— Я надеюсь, что вы мне поможете наказать подонков, которые убили Антуана, Анну и Доминика.

— Но мы не знаем их, — пробормотала Барберина.

— Я их знаю!

— Почему же ты не назвала их полиции?

— Потому что я сама должна отомстить за своих близких! Я не доверяю полиции! Она слишком мягко наказывает бандитов… а кроме того, есть еще адвокаты, судьи… Нет, мои мертвые не обретут покоя, пока мы сами не убьем тех, кто убил их.

— А откуда ты знаешь этих бандитов? — спросила Антония.

— Когда-то Антуан занимался делом какой-то Анаис Кабрис… грязной девки, которая шантажировала приличных господ и вымогала у них деньги, грозя рассказать семье…

— Боже мой, неужели есть такие женщины? — воскликнула Альма.

Все любили Альму, но считали ее простушкой, поэтому не обратили внимания на ее слова.

— Однажды вечером Антуан положил на стол фотографии и сказал: «Смотрите, вот банда, которой я сейчас занимаюсь… банда Гастона Консегуда. Анаис, которую я собираюсь засадить в тюрьму, жена Фреда Кабриса, первого помощника Консегуда». Он показал нам фотографии этого человека и его приятелей. Он назвал их имена… Это они убили Доминика, Антуана и Анну. Я видела их… Фред Кабрис. Эспри Аскрос, Барнабе Пелиссан, Мариус Бандежен и Жозе Бероль.

— Что мы должны сделать? — спросила Коломба.

— Помочь мне убить их!

— Ты с ума сошла, Базилия! — вскрикнула Антония. — Разве ты не видишь, какие мы? Мы уже одной ногой в могиле, голубушка. Эти подонки одним пальцем уложат нас всех.

— Да, они сильнее нас, а мы будем хитрее. Если вы согласны мне помочь, вам нужно только слушаться меня… Мы их всех достанем, одного за другим.

— Но мы никогда не видели этих бандитов, — проворчала Барберина.

— Вы с ними познакомитесь, потому что они скоро начнут здесь ошиваться.

— Господи Иисусе! — воскликнула Альма.

— А что им тут делать? — спросила Антония.

— Я думаю, они в конце концов захотят выяснить, где я была во время убийства. Они начнут расспрашивать соседей. А вы всем, кто будет вас расспрашивать, отвечайте, что ничего не знаете…

— А почему они будут расспрашивать, где ты была? — спросила наивно Коломба.

— Когда они узнают, что я была в домике, они будут вынуждены убить меня… а может и детей…

— Боже, какой ужас! Базилия, не говори так! — воскликнула Коломба.

— Пойми, они не могут оставить в живых свидетеля преступления! Ведь мне достаточно пойти к комиссару Сервиону, и эти негодяи закончат свою жизнь на каторге.

— А почему бы тебе не рассказать все комиссару?

Базилия резко встала и сурово глянула на Коломбу.

— Где это ты видела, Коломба Пастореккиа, чтобы кто-нибудь из наших поручал полиции мстить за своих близких.

Коломба опустила голову. Все с осуждением смотрели на нее. За весь вечер она не вымолвила больше ни слова. Даже когда Базилия объясняла ей, что нужно делать, она только кивнула головой.

Пять старых женщин расстались поздно ночью. Выходя на улицу, они тихонько смеялись и подталкивали друг друга, как школьницы, убежавшие с уроков. Игра, которую предложила Базилия, внесет волнующие переживания в их унылое существование. А то, что они сделают все сами, а мужья ничего не будут знать, давало им возможность взять реванш за вечную супружескую покорность. А то, что в конце последует смерть людей, совершенно не трогало их. Они уже давно жили на грани жизни и смерти, и их не пугала ни жизнь, ни смерть.