Анатолий Степанов - Привал странников

- А если бы ты у меня на картине милицейским консультантом был, позволил бы такое про нашу жизнь?

- Не-е, - с удовольствием сообщил Смирнов.

- То-то и оно, - успокоился Казарян.

- А ты со мной борись, - предложил Смирнов. - Гласность уже и демократия.

Забыли об участковом Юрии Трындине. Трепались, спорили, крича, о сегодняшней жизни, вспоминали старое, а из старого - самое смешное. Знали-то эти трое друг друга, считай, с войны.

В девять вечера явился капитан Махов. Леонид. По приглашению хозяев уселся со всеми на кухне, опрокинул рюмочку, попил чайку. Смирнов его не торопил с рассказом, рассматривал, вспоминал его. Сырым мальчонкой помнил. Леонид понял, что его изучают, и поэтому был вызывающе надменен.

- Вы меня просили зайти, и я зашел, Александр Иванович, - покончив с чаем, сказал он, давая понять, что делает Смирнову одолжение.

- Спасибо, Леонид, - благодарно отозвался Смирнов. - Знаю, что ты человек занятой, а я - бездельный пенсионер, но я сегодня говорил с участковым Юрием Трындиным.

Леонид посмотрел на Смирнова, потом - на Романа и Алика.

- Ты нас не стесняйся, Леонид! - ободрил его Казарян и откинулся на стуле.

- Ты их не стесняйся, Леонид, - сказал Смирнов. - Казарян из нашей конторы человек, а Спиридонов есть Спиридонов. Должен бы его знать, коль ящик смотришь.

- Как же, знаю. Очень приятно познакомиться. - Леонид мягчал.

- Тогда рассказывай, - уже командно предложил Смирнов.

- Скорее всего несчастный случай, - начал Леонид и для продолжения рассказа решил закурить. Казарян протянул пачку "Мальборо". Леонид милостиво принял знак внимания, взял сигарету и прикурил от спиридоновской зажигалки. - Дому этому, номер шесть, вот-вот на капиталку становиться. Ну, и, естественно, отношение к нему наплевательское со стороны домоуправления. Кровля ветхая, ее сто лет не меняли, а зачем менять, коли капиталка скоро? Полез Трындин к тайнику, от окна отделился и заскользил вниз вместе с кровельным листом, державшимся на соплях. А края крыши рядом.

- Тайник-то там действительно был? - спросил Смирнов.

- Был, Александр Иванович, был! - оживился Леонид (о деле заговорил). - Серьезная такая укладочка, аптечная, с понтапоном. По рыночным их ценам - тысяч на семь-восемь.

- Куш! - с уважением констатировал Роман.

- Как ты думаешь, Леонид, зачем этот добровольный осведомитель сдал тайник Трындину? - спросил Смирнов.

- Всего вероятнее одно: узнав о тайнике, сам взять опасался, будучи уверенным, что хозяева следят за марафетом неусыпно. Думаю, конкурент.

- Может быть, может быть. - Смирнов покряхтел, прилег подбородком на замысловатую рукоять своей роскошной палки. - А почему Трындину?

- Юра последнее время за наркоманов местных взялся, всерьез взялся. Выявил, кто просто так шуткует, кто всерьез на игле сидит. Даже схемку составил по участку: кто, где, когда, как. Серьезный паренек был. Эх, Юра, Юра!

- Значит, несчастный случай, - вяло напомнил Смирнов.

- Ничего нет, Александр Иванович, чтобы о другом думать. Сам понимаю, что наворот какой-то подозрительный: тайник, записка, несчастный случай. Леонид поднялся из-за стола, подошел к окну, из которого была видна крыша дома номер шесть. - Облазил все, все собственными руками ощупал до самого последнего гвоздика - ничего подстроенного, ничего сомнительного.

- Что делать собираешься?

- Ну, еще экспертизы впереди: медицинская, по записке. Вероятно, следственный эксперимент следует провести.

- Но ты-то уверен, что несчастный случай?

- На девяносто девять процентов.

- Почему же не на сто?

- Один процент на сверхъестественные чудеса.

- А бывает?

- Сам не видел, но, говорят, бывает.

Алик присматривался к Леониду, а Роман уже присмотрелся, знавал в свое время подобных, - сидел, покуривал, размышлял сам по себе.

- Так что же все-таки собираешься делать? - повторил свой главный вопрос Смирнов.

- Пойду по наркоманам, по их связям. Судя по тайнику, группа сбита весьма и весьма серьезная.

- А тайник? Тайник серьезный?

- Да нет, кустарщина, времянка. Судя по всему, одноразовый.

Встал и Смирнов, подошел к окну, глянул через окно на крышу и тронул Леонида за плечо:

- Что ж не поинтересуешься, о чем мы с Трындиным сегодня разговаривали?

- Жду, когда вы сами скажете, Александр Иванович.

Кухня окном своим выходила на другую сторону, и поэтому Смирнов повел Леонида на балкон.

- Вон в том доме, - Смирнов показал в каком, - до вчерашнего дня помещалось кооперативное кафе "Привал странников". Мы вчера втроем в нем весьма мило пообедали. А сегодня утром его как и не бывало. Вот по этому поводу мы с Трындиным сегодня очень удивлялись. Вчера заведение по всем правилам - с вывеской, тентом, занавесочками, а сегодня корова языком слизала.

- А был ли мальчик-то? - расхоже вопросил Леонид.

- Был, был, Леня. И не один мальчик-то. Поинтересуйся, а?

- Поинтересуюсь.

- И мне сообщи.

Капитан Махов записал телефон и ушел.

- Не наработался, Саня? - спросил Алик.

- Не наработался. - Смирнов налил себе коньяку, выпил рюмочку. Думал, что наработался, оказывается, нет. Да и время сейчас такое работать.

- Но не нам, - сказал Алик.

- Это почему же - не нам?

- Сегодня - это уже не наше время. Мы свое время отдали неизвестно кому, проиграв пятьдесят шестой.

- Пятьдесят третий, Алик, - возразил Смирнов. - В пятьдесят третьем надо было готовиться к пятьдесят шестому. А мы служили, полагая, что все идет как надо. Но ведь еще не поздно, братцы!

- Еще не вечер, еще не вечер, - гнусаво спел Роман.

- Сколько тебе лет, Саня? - ласково поинтересовался Алик.

- Шестьдесят пять.

- И старческой любви позорней сварливый старческий задор, продекламировал Казарян.

Смирнов задохнулся от злости и глазом прицелился: не дать ли Ромке в рыло? Алик положил ладонь на его сжавшийся кулак, а Казаряну сказал:

- Зачем же наотмашь?

- Ну, Ромка, это я тебе припомню, - выпустив пар, пообещал Смирнов.

- Так узнавать в ОДТС насчет хлорвинилового кирпича? - как ни в чем не бывало поинтересовался Казарян.

- Узнавать.

Поздним утром, предварительно досмотрев "Крестного отца", Смирнов тщательно запер бордовую дверь (Алик по суетным своим делам убежал раньше), спустился на лифте и вышел на волю. Та сторона переулка была солнечной, и он поспешно поковылял туда, в тепло. Поковылял потому, что был без палки. Греясь на солнышке, ждал шального такси и разглядывал помещение бывшего "Приюта странников". Там все было так, как вчера. Таксомотор забрел в этот переулок минут через десять. Расслабленно вздохнув, Смирнов приказал:

- На улицу Горького.

Таксист был недоволен - на лице было написано, - но ничего не сказал: инвалид влез. По набережной до Каменного моста, вдоль Александровского сада, вокруг гостиницы "Москва". Только начали подниматься к Советской площади, как Смирнов решил:

- Здесь.

За все про все - рубль двадцать. И - в магазин "Подарки". На втором этаже нашел то, ради чего сюда приехал. В особой подставочке ежом торчали самшитовые трости. Долго трепал нервы продавщице, тщательно подбирая трость поудобнее. Выбрал наконец, заплатил непомерную цену и сквозь толпу провинциалов, через двери пробился на улицу Горького. После любимой невесомой камышовой самшитовая была тяжестью, кочергой, оружием. С палкой можно и муниципальным транспортом. Смирнов спустился в метро и доехал до Комсомольской площади.

Уже в электричке решил, что надо ехать до Болшева. Раз квартира номер 178, значит, дом здоровенный, такие Калининград ближе к Костину строит. Тайнинская, Мытищи, Подлипки. Мелькнул внушительный горб водовода, пробежал мимо сильно поредевший Комитетский лес, и вот оно, Болшево.

На остановке доброжелательные бабы подсказали, на каком автобусе ехать. Доехал и разыскал дом 16 "а". Здесь. Пятый подъезд, пятый этаж. Позвонил. Не опасаясь, открыла пожилая, огорченная на всю жизнь женщина.

- Мне бы товарища Шакина повидать, - объяснил цель визита Смирнов.

- Твой товарищ "козла" забивает, - ответила женщина и захлопнула дверь.

Во дворе, узком и необжитом, было пусто. Пришлось обратиться с вопросом к подъездным старушкам, которые охотно объяснили, куда ему идти.

Приют доминошников находился в зачахнувшей рощице, на которую наступали новостройки.

Двенадцать игроков, семеро болеют. Итого - девятнадцать. Отставляются пятеро допенсионного возраста бездельников. Теперь ручки-ручоночки. Восемь представителей класса-гегемона. По ручкам. Представителей тоже в сторону. Четверым около семидесяти и выше. Двое. Один с большущим родимым пятном во всю щеку. О такой примете Трындин рассказал бы в первую очередь. Вот он, Шакин. В шестьдесят один год уходят на пенсию в двух случаях: или уходящий не хочет работать на учреждение, или учреждение не хочет, чтобы он работал. Здесь определенно второй вариант. Плюгав, мелок в движениях, на лице, как каинова печать, все признаки сильно и регулярно употребляющего. Выберет такого представительствовать в официальных органах компания шустрых и неглупых деляг? Ой, нет! Что ж, просчитано и такое.