Дик Френсис - В мышеловке

– То, из-за чего ты убиваешься, – терпеливо уговаривал его я, – это уже не Регина. Пойми, Дональд, то, что лежит в холодильнике, уже не Регина. Настоящая Регина – в твоем сердце, в твоей памяти. Единственная возможная жизнь, которую ты можешь ей дать, это помнить о ней. Ее бессмертие – в твоей жизни. И своим отказом от жизни ты убиваешь ее вторично.

Он резко повернулся и вышел. Я слышал, как он пересек холл, и догадался, что он направляется в гостиную. Через минуту я пошел за ним. Створки дверей были закрыты.

Я открыл двери и вошел. Он сидел на стуле на своем обычном месте.

– Убирайся… – вяло произнес он.

«Какой прок в том, – подумал я, – что человека сбрасывают с балкона, стреляют в него, швыряют о камни, а в итоге он не может спасти своего кузена».

– Я забираю картину с собой в Лондон, – громко и безапелляционно заявил я.

Он забеспокоился и вскочил на ноги.

– Нет!..

– Да. И немедленно!

– Ты не сделаешь… Ты отдал ее мне…

– Ее нужно вставить в раму. Иначе ее скрутит и перекорежит.

– Ты не заберешь ее.

– Ты тоже можешь поехать ко мне.

– Я не могу уехать отсюда!

– Почему?

– Не будь идиотом! – взорвался он. – Ты сам знаешь почему. Потому что…

– Регина будет там, где будешь ты. Стоит подумать о ней, как она будет с тобой.

Никакой реакции.

– Она была необыкновенная. Ужасно, что ее не стало. Но она заслуживает того, чтобы ты сделал для нее все, что возможно.

Опять ничего.

– Она не в этой комнате, а в твоих мыслях. И ты можешь взять ее с собой куда угодно.

Ничего.

Я подошел к камину и снял картину. Лицо Регины улыбалось, полное жизни.

«Но левую ноздрю следовало бы нарисовать несколько мягче…» – подумал я.

Дональд не пытался останавливать меня. Я тихо коснулся его руки.

– Давай выведем твою машину и поедем ко мне в Хитроу. Немедленно!

Дональд продолжал молчать.

– Вставай! – коротко приказал я. Он начал тихонько плакать.

Я глубоко вздохнул и взглянул на часы.

– Хватит! – сказал я через пару минут. – А бензин у тебя есть?

– Мы сможем заправиться… на шоссе… – ответил он, мучительно шмыгая носом.