Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

— Вам уже лучше?

Он ничего не сказал, все остальные тоже молчали. Было так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце.

— Ты не узнаешь свою жену? Это же я! Как тебе не стыдно, упасть в ванне, как маленький мальчик, из-за того, что погас свет? Твоя женушка на тебя сердится! Ну скажи же что-нибудь!

Он пытался что-то сказать, но не мог. Сестра склонилась к нему и вытерла ему лицо. Кора гладила его руку. Он немного полежал с закрытыми глазами, потом опять начал шевелить губами и посмотрел на сестру:

— Повсюду только тьма.

Когда сестра сказала, что ему нужен покой, я увел Кору вниз и усадил в машину. Едва мы отъехали, показался полицейский и двинулся на мотоцикле за нами.

— Он нас подозревает, Фрэнк.

— Это тот же самый. Он чувствует, что-то не так, потому что видел, как я сторожил перед домом. Он этого не забыл.

— Что будем делать?

— Не знаю. Все зависит от того, догадается ли он, зачем там стояла та лестница. Что ты сделала с мешочком?

— Он все еще у меня в кармане.

— Господи всемогущий, если бы тебя задержали и обыскали, нам бы пришел конец.

Я дал ей нож и приказал перерезать завязки мешочка, высыпать из него шарики, перелезть назад, поднять заднее сиденье и засунуть под него мешочек! Тогда он сойдет за тряпку, которую все возят с инструментом.

— Теперь сиди сзади и следи за полицейским. Я буду бросать подшипники в кусты по одному, а ты смотри, не заметит ли он.

Она следила, а я левой рукой рулил, а правой — бросил первый шарик. Я запустил его в окно с такой силой, что он улетел аж на другую сторону дороги.

— Ну, что там?

— Все в порядке.

Тогда я избавился и от остальных шариков, пара минут на каждый. Он ничего не заметил.

Когда мы уезжали из дому, было еще темно. У меня не было времени осмотреть сгоревшие пробки, а тем более их менять. Когда мы вернулись, полицейский нас обогнал и опередил меня:

— Я взгляну на ваш щиток с пробками, дружище.

— Разумеется. Я сам хочу на них взглянуть.

Мы пошли туда втроем, полицейский включил фонарик. Неожиданно он как-то страшно заворчал и нагнулся. Там была кошка; она лежала на щите, задрав все четыре лапы.

— Ничего себе! Ее убило на месте!

Он посветил фонарем под крышу веранды и вдоль лестницы:

— Вот как это было. Помните? Мы ее видели. Она спрыгнула с лестницы на ваш щиток с пробками, и ее тут же убило током.

— Да, так оно и случилось. Едва вы уехали, все и произошло. Грохнуло, как из пистолета. Я даже не успел отогнать машину.

— Я в это время был уже внизу на шоссе.

— Да, я вас не видел.

— Она спрыгнула с лестницы прямо на щиток с предохранителями. Ну что ж, всякое бывает. Как этим глупым животным вбить в голову, что такое электричество, а? Куда там, это не для них.

— Это ужасно.

— Конечно, ужасно. Убило мгновенно. И это была очень красивая кошка. Помните, как она лезла вверх по этой лестнице! Хитрее кошки я не видел.

— А какая окраска.

— Да, убило мгновенно. Ну, так я пойду. Думаю, теперь все ясно. Понимаете, я ведь должен был проверить.

— Да ничего.

— Тогда до свидания. До свидания, мисс.

— До свидания.

Мы бросили все как было, забыв и кошку, и щиток с пробками, вообще все. Легли в постель, и тут она сломалась. Она рыдала, ее била дрожь, прошло два часа, пока мне удалось ее успокоить.

Потом она лежала в моих объятиях, и мы разговаривали.

— Больше никогда, Фрэнк.

— Ты права. Больше никогда.

— Мы, наверное, сошли с ума. Просто сошли с ума.

— Нам чертовски повезло, что все так вышло.

— Это моя вина.

— Моя тоже.

— Нет, это моя вина. Это я задумала. Ты был против этого. В следующий раз я буду слушать тебя, Фрэнк. Ты ловкий. Ты не такая бездарь, как я.

— Только никакого следующего раза не будет.

— Ты прав. Больше никогда.

— Даже если бы нам повезло, нас все равно бы поймали. Только посмотри, как быстро этот полицейский понял, что тут что-то не так. Почувствовал, как только меня увидел. У меня аж мурашки побежали. Раз он это понял с первого взгляда, что бы мы делали, если б грек умер.

— Впредь я не буду такой дурой, Фрэнк.

— Я тоже так думаю.

— Господи, как я испугалась! Я ужасно испугалась, Фрэнк.

— Да и я тоже.

— Знаешь, чего я хотела, когда погас свет? Чтобы ты был рядом со мной, Фрэнк. В ту минуту я была не дикой кошкой, а маленькой девочкой, которая боится темноты.

— Но ведь я там был, а?

— И я люблю тебя за это. Если бы не ты, то я не знаю, что бы с нами стало.

— Но нам все-таки повезло, да? Насчёт того, что он поскользнулся?

— И он этому поверил.

— Ты только дай мне шанс, и увидишь, как я умею разговаривать с полицейскими. Нужно просто знать, что им сказать, и все. Нужно все продумать и при этом по возможности быть поближе к правде. Я-то знаю. Я-то с ними наговорился.

— Ты нас просто спас. Ты меня всегда будешь спасать, правда, Фрэнк?

— Единственный человек, который для меня что-то значит, — это ты. Ты моя девочка.

— Ясно, я твоя девочка. Ладно, Фрэнк. Отныне я буду тебя слушаться. Ты будешь думать, а я работать. Я умею работать, Фрэнк. И хорошо. У нас вместе все получится.

— Разумеется.

— А теперь давай спать.

— Думаешь, ты сможешь уснуть?

— Мы впервые будем спать вместе, Фрэнк.

— Тебе это нравится?

— Это великолепно, просто великолепно!

— Поцелуй меня на ночь.

— Это дивно, целовать тебя на ночь!

На другой день нас разбудил телефон. Трубку сняла она, а когда вернулась, глаза ее сверкали:

— Фрэнк, угадай, какие новости?

— Какие?

— У него поврежден череп.

— Тяжело?

— Нет, но они оставят его в больнице. Примерно на неделю. Сегодня ночью мы сможем спать вместе.

— Иди ко мне.

— Не сейчас. Нужно встать. Нужно открыть заведение.

— Иди ко мне, не то я тебя взгрею.

— Ты сумасшедший.

Это была счастливая неделя.

По вечерам она ездила в больницу, но все остальное время мы были вместе. Работы было полно. У нас все время было открыто, мы старались, и дела шли неплохо. Разумеется, нам повезло, когда в один прекрасный день заявилась сотня детишек из воскресной школы на трех автобусах и потребовала уйму еды для пикника в лесу, но и без того мы бы достаточно заработали. В кассовой книге не было ни одной записи, которая могла бы нас выдать, поверьте мне.

И вот однажды мы поехали к нему вместе и после этого отправились на пляж. Взяли ей напрокат желтый купальник и красную купальную шапочку, и, когда она вышла из кабинки для переодевания, я ее не сразу узнал. Она выглядела как девочка. Тогда я впервые заметил, как она молода. Мы возились в песке, а потом заплыли далеко от берега и качались на волнах. Мне нравилось подставлять волнам голову; она предпочитала встречать их ногами. Мы лежали лицом друг к другу и держались под водой за руки.

Я взглянул на небо. На нем ничего не было видно.

Я подумал о Боге.

— Фрэнк?

— Да?

— Завтра он возвращается. Знаешь, что это значит?

— Знаю.

— Мне придется спать с ним вместо тебя.

— Придется, если ты не хочешь уйти со мной, пока он не вернулся.

— Я надеялась, что ты это скажешь.

— Только ты, я и дорога впереди, Кора.

— Только ты, я и дорога впереди.

— Как двое бродяг.

— Как пара цыган, но зато вместе.

— Это главное. Зато вместе.

На следующее утро мы собрали свои вещички. То есть она собрала. Я купил себе костюм, поэтому надел его, и все сборы. Кора сложила свои вещи в шляпную коробку. Когда все было готово, она подала ее мне:

— Отнеси в машину, пожалуйста.

— В машину?

— Разве мы не берем машину?

— Если не хочешь провести первую же ночь за решеткой, то нет. Украсть жену — это ерунда, но украсть машину — это преступление против собственности.

— Ага.

Мы двинулись. До остановки автобуса было около двух миль, их надо было пройти пешком. Когда мимо проезжала машина, мы выставляли руки, как рекламный индеец перед закусочной, но ни одна не остановилась. Одинокого мужчину всегда подвезут, и одинокую женщину тоже, если она такая дура, чтобы ловить попутку. Но мужчина вместе с женщиной практически не имеют шансов. Когда проехало машин двадцать, она остановилась. Мы прошли едва четверть мили.

— Фрэнк, я не могу.

— В чем дело?

— В том.

— В чем, в том?

— В дороге.

— Ты с ума сошла. Просто устала, и все. Слушай, подожди здесь, а я внизу поймаю кого-нибудь, кто довезет нас до города. Ничего другого нам не остается. Потом все уже будет в порядке.

— Нет, не о том речь. Я не устала. Я просто не могу. Ни шагу больше.