Татьяна Рябинина - Одним ангелом меньше

— Вопрос риторический! И потом, пока еще не подкидыш, побудь куратором. Вот чует мое сердце, будет она наша. Начальство — за. Дамочка, кстати, вся такая из себя, упакованная по самое не хочу. Ничего не взяли, вроде не изнасиловали. Перерезали горло, и все. Короче, Ваня, запоминай адрес. Ребята из ОВД с семи утра ковыряются, соседей пытают. Костя тоже там. Тебя ждут.

— Вот так сразу и меня? — скривился Иван. — А чем вам Костик нехорош?

— Ваня, ну мы же договорились, — укоризненно сказал Бобров. — До лета Костя у тебя стажером.

— Не понимаю я вас, Пал Петрович. Большой ведь мальчик уже. И не с улицы пришел. Может сам прекрасно работать, иначе не взяли бы.

— У нас покруче будет, — как всегда в ответ на подобные возражения ответил Бобров.

— Ладно, еду, — Иван положил трубку и взял со стула джинсы.

Через десять минут потрепанная зеленая «восьмерка» была вызволена из «ракушки», и он прикидывал, как быстрее доехать до Кузнецовской.

Дом, где произошло убийство, смотрел окнами в парк. Когда-то давным-давно Иван приезжал сюда на каток. Играла музыка, в середине ледяного поля стояла огромная елка. А парк казался огромным и таинственным, как сказочный лес. Сейчас все было скучным и обыденным. Обычный серый день, обычная работа. В его выходной, вернее отгульный день.

У искомого подъезда все еще были натянуты ленты ограждения, рядом с которыми, пугая зевак неприступным видом, стояли двое сержантов, неподалеку, заехав на грязный газон, примостилась «труповозка». Чуть дальше толпились любопытные. Молодой милиционер в форме, видимо, участковый, что-то объяснял двум оживленно жестикулирующим старушкам.

Иван поставил машину рядом с «труповозкой» и пошел к подъезду. Навстречу ему вышли оперативник из ОВД и Костя Малинин, старший лейтенант, недавно перешедший к ним из управления Центрального района. Бобров сам нашел его и сманил к себе, но к серьезной работе в одиночку пока не допускал, словно тот был стажером из школы милиции. Костя обижался, но терпел. Впрочем, долго обижаться он все равно не умел.

Размахивая руками на манер ветряной мельницы, Костя оживленно говорил по сотовому. Заметив Ивана, он быстро закончил разговор.

— Здоров, Вань. Выдернул-таки тебя Бобер. Вот только сообщил, что ты едешь. Ты уж извини, больше некого было — все или в бегах, или в гриппе.

— Как будто тебя не хватило бы.

— А я еще маленький в одиночку работать, — не слишком весело усмехнулся Костя.

Из-за невысокого роста и румянца во всю щеку он действительно выглядел подростком, хотя через месяц ему должно было исполниться двадцать восемь.

— Ничего, не расстраивайся. Как говорится, молодость хороша тем, что быстро проходит, — противным голосом классной дамы изрек Иван.

Костя фыркнул и без особого успеха попытался пригладить темные волосы, взъерошенные, как перья, у драчливого воробья.

— Ее пока не увезли, оставили тебе посмотреть. Да и эксперт еще возится. Ты его должен знать, это Семеныч.

— Кто же не знает Семеныча! А следователь где?

— С какой-то соседкой беседует.

Иван вошел в подъезд и начал подниматься по крутым ступенькам на третий этаж. Вход в дом был не со двора, а с улицы, что для этого района считается редкостью. Шаги гулко возвращались многократным эхом. Внешняя сетчатая дверь допотопного лифта, встроенного в лестничный пролет, была открыта настежь, лужа крови внутри уже побурела. Сладковатый запах бил в ноздри. Поморщившись, Иван подошел ближе. Женщина лежала рядом с лифтом, на носилках, накрытая простыней, на которой проступили отвратительные пятна. Рядом на ступеньках, подстелив под себя какую-то рогожку, сидел и курил маленький сутулый старичок — судмедэксперт Гаврилов.

С Валерием Семенычем Иван был знаком уже много лет, они неоднократно сталкивались по работе, и ему отлично было известно, что после осмотра, закончив писать протокол, Семеныч всегда долго курит. Пока не накурится, к нему лучше не приставать.

Семеныч, живая легенда всех питерских криминалистов, когда-то был первоклассным патологоанатомом, из тех, которым не надо и вскрытия делать, чтобы определить причину смерти, — достаточно беглого осмотра. Но по каким-то своим сложным причинам, которые гласно не обсуждались, он переквалифицировался в судмедэксперты.

Иван нетерпеливо посмотрел на эксперта. Семеныч невозмутимо кивнул и в очередной раз затянулся. Вздохнув, Иван приподнял простыню и почувствовал глубоко в животе противный мятный холод. Весь перед песцовой шубы погибшей был залит кровью, которая местами уже превратилась в запекшуюся коричневую кольчугу. На мертвом лице женщины застыло удивление. Красивая блондинка, молодая. Бриллиантовые серьги в ушах. Косметика на бледной до синевы коже выглядела карнавальной маской.

Во как интересно! Вся левая стенка и угол лифта заляпаны кровью, ну, это понятно, когда артерия повреждена, кровь струей хлещет, напор, как из крана. Но ни на лице, ни на волосах крови нет, так, мелкие брызги. Девица упала лицом вперед и сползла по стенке, насколько позволяла площадь лифта, голова при этом оказалась приподнятой. Но упала-то она в другой угол! Это что же получается? Убийца ее сам аккуратно уложил, да еще туда, куда кровь почти не попала? Ведь если бы девушка падала сама, то кровь на стенке была бы смазана.

Случайность? Или он сделал это умышленно, чтобы лицо оставалось чистым? Однако особенно чистым его не назовешь: тушь под глазами размазалась грязными потеками, как будто перед смертью погибшая долго плакала. Хотя… Дождь ведь шел.

— Значит, так. — Опер, представившийся Севой, быстро просмотрел записи в блокноте. — Колычева Марина Сергеевна, тридцать лет. Проживала в тридцать девятой квартире на четвертом этажа, одна. В полседьмого ее обнаружил сосед с этого этажа. Лифт стоял именно здесь, с открытой дверью. Он заглянул, а там… вот. Позвонил по «02». Мы его уже расспросили и отпустили. Ребята жильцов обошли. Как всегда, никто ничего не видел и не слышал. Семеныч говорит, она где-то между двумя и тремя часами умерла и очень быстро. Сонную артерию перерезали. Самая глухая ночь, даже парочки и лунатики уже дрыхнут. К тому же дождь все время шел. У нее, между прочим, шапка и шуба мокрые, бродила где-то без зонта. Жилец со второго этажа сказал, что слышал сквозь сон, как дверь лифта открылась и закрылась, но не знает когда. Ночью, говорит.

Костя, который стоял рядом, поглядывая через Севино плечо в блокнот, потер переносицу, покачался с носка на пятку.

— Во, Семеныч обкурился! Что скажешь, Семеныч?

Иван в который раз поразился способности Кости моментально входить в контакт с любым, самым закрытым и недоверчивым субъектом. В отделе он проработал чуть больше двух месяцев, но уже был на дружеской ноге чуть ли не со всем управлением. А с Гавриловым, преядовитым стариканом и мизантропом, в принципе, встречался до этого всего раза два, да и то мельком.

Семеныч перегнулся через перила и неожиданно зычно гаркнул:

— Эй, пацаны, забирайте клиентку, заждалась небось.

Санитар и водитель унесли носилки. Откуда-то сверху спустился следователь и подошел к оперативникам. Пожал Ивану руку, коротко и сухо отрекомендовался: Чешенко. Семеныч поднял со ступенек свой чемоданчик, протер очки платком.

— Ну, что вам еще сказать, мальчиши? Поеду-ка я в потрошильню, пороюсь, может, внутри чего интересное найду. Надо кой-чего проверить. А в общем, и так все ясно. Никакой борьбы, никакого сопротивления. Под ноготочками чисто, одежка в порядке. Насиловать тоже не стали — бельишко на месте. Если только добровольно, но это проверять надо. Прижали артерию плотненько — там и следочек есть такой. Потеряла девушка сознание, тут ей сонную аккуратненько и перерезали. Как в процедурном кабинете. И к чему только такие сложности? Хочешь резать — так и режь от души, а не выпендривайся. Псих какой-то.

— Ножом перерезали? — спросил следователь.

— Может, и ножом, только очень тонким и острым, с коротким лезвием. Типа очень остро заточенного десертного ножичка. А скорее всего опасной бритвой или чем-нибудь медицинским, вроде скальпеля. Или ланцета. Счастливо оставаться! — Эксперт дурашливо щелкнул каблуками и начал спускаться вниз, но остановился: — Был в столице лет так пятнадцать назад один молодчик, сатанист. Тоже сонную аккуратно разрезал, кровь пил, а потом черные мессы служил. Но он жертвы свои вез на кладбища, там убивал, а потом к крестам привязывал вверх ногами.

— Вот только сатанистов нам и не хватало! — простонал Иван.

Он задумчиво прошелся по площадке, еще раз зачем-то заглянул в лифт.

— Мне шеф по телефону сказал, не взяли ничего? — спросил он Костю, усевшегося на оставленной Семенычем рогожке.

— Да вроде нет, — наморщил нос тот. — Вообще-то черт ее знает, что у нее с собой было. Кольца на месте, брюлики в ушах, в сумке паспорт, ключи от квартиры, денежек прилично, эдак четыре мои зарплаты. По-моему, Семеныч прав — псих какой-то. Когда грабить хотят, так не извращаются.