Наталья Андреева - Нагадали мне суженого

– Ну вот, Анечка, теперь все у тебя в порядке. Одевайся.

– Тогда почему у меня нет детей? – спросила я, натягивая трусы.

– Рано еще. Этот вопрос ты задашь мне годика через два-три. Поживи со своим супругом половой жизнью. Да как следует.

И я жила. Но до секса, если честно, дело у нас доходило редко. Потому что наше утро начиналось так:

– Сегодня, Полкаша, у тебя на работе случится ЧП и тебя лишат премии, – говорила я.

Или:

– На днях ты сломаешь ногу. А если повезет, только руку.

Ложась в постель, он тут же делал вид, что спит, потому что боялся услышать:

– В следующем году во вторник у тебя не встанет. И тебе придется серьезно лечиться.

Но развелся он со мной лишь после того, как услышал:

– Напрасно ты взял в кредит дорогую машину. И месяца не пройдет, как ты попадешь в аварию. Ты ее хотя бы застраховал?

Через три недели он пришел домой грязный и злой, с кровоточащим порезом на левой щеке и с порога сказал:

– Все. Хватит. Ты ведьма. Накаркала. Ну почему ты никогда не говоришь мне ничего хорошего?! Что я, к примеру, выиграю в лотерею миллион?!

– Потому что не выиграешь. Ты всю свою жизнь проживешь в этой квартире, даже работу не сменишь, а что касается личной жизни…

– Замолчи!!! – заорал он. – Хоть на это я могу повлиять!!! Завтра же пойдем разводиться!

– Да пожалуйста!

– Лично мне даже не надо быть ясновидящим, чтобы предсказать, что ты никогда больше не выйдешь замуж!

– Позволю себе с тобой не согласиться.

На этом мы с «хоть кем-нибудь» и расстались. Чутье подсказывало мне, что он не прав в том, что касается моего замужества. Но я точно знала, что мужчина моей мечты это не Аксенкин. Поэтому не искала с ним знакомства. Надо отдать ему должное, он тоже меня не замечал. Единственный во всем городе игнорировал мои пророчества.

– Кто здесь хорошо разбирается в живописи? – важно спросил Аксенкин.

– Я! – закричала Капка.

Я не выдержала и сбежала в самый дальний и темный угол. Пожалуй, я единственный человек в этом городе, кто знает, что Моне и Мане два разных художника, с первого взгляда отличает картину импрессиониста от работы абстракциониста и не вздрагивает при словах «барбизонская школа живописи». Не потому, что мы, провинциалы, тундра непроходимая. Просто именно в нашем городе живопись непопулярна. Вы попробуйте поговорить с местными жителями о театре! О! Тут они любому москвичу сто очков вперед дадут! И все благодаря Александру Николаевичу!

Но живопись…

– Посоветуйте мне что-нибудь для моей коллекции.

– С удовольствием, Нил Стратонович! Пройдемте…

– Где я вас видел?

– В нашем Народном театре я играю все главные роли.

– А… Офелия… То-то я смотрю, лицо мне ваше знакомо…

Дальше я слушать не стала. Во-первых, как Капка кадрит мужиков, я знаю наизусть. Во-вторых, меня словно молнией ударило. Как только я увидела эту картину, то забыла про все остальное. Это был натюрморт. Надо сказать, весьма странный, недаром его задвинули в этот дальний и темный угол. Хотя я бы повесила его на самое видное место, поскольку разбираюсь в живописи. Потому что он гениален, этот натюрморт. На нем изображены восхитительные старые вещи. Белая с синими полосками ваза, честно сказать, больше похожая на ночной горшок, гиря и связка ржавых ключей. И еще это был мой шанс попасть на телеэкран. Потому что, как только я на него взглянула, мой дар ясновидения проявил себя во всей своей силе. Я смотрела на картину и видела труп.

Я пошла в полицию в свой обеденный перерыв, еле-еле дотерпев до понедельника. Мне и в голову не пришло, что все государственные учреждения в нашем насквозь провинциальном городе работают в одном режиме. И если у меня обед, то у них тоже. В отделении полиции все двери оказались заперты, кроме одной. Поскольку деваться было некуда, я туда вошла. Он тоже обедал, мужчина, сидящий за столом. Перед ним стоял термос, рядом с термосом лежал огромный охотничий нож, а на газете живописно были разложены полбуханки хлеба, полбатона полукопченой колбасы и кусок сыра. Этот потрясающий натюрморт так меня вдохновил, что я не попятилась назад, в коридор, а, напротив, сделала пару шагов вперед.

– Здравствуйте!

– У меня обед, – вздохнул он.

– У меня тоже, – храбро ответила я.

– Проходите, Анфиса, садитесь.

Он так и сказал: Анфиса! Я очень обрадовалась и одновременно удивилась:

– Откуда вы меня знаете?!

– Да кто ж вас не знает? – тяжело вздохнул он. – По крайней мере человек десять в этом городе всерьез собираются вас убить. И мы, как полиция, держим все на контроле.

– Убить?!

– А вы как думали? Кофе будете?

– Не знаю.

– Садитесь, раз пришли. Я сделаю вам бутерброд.

Я села. Он взял в руки охотничий нож и принялся кромсать колбасу. Каждое его слово было для меня точь-в-точь как удар ножом для этого полукопченого батона:

– Ну что? Неужели случилось? Пишите заявление.

Я так растерялась, что даже забыла, зачем пришла.

– Кто, где, когда, – деловито стал перечислять он. – Вам угрожали по телефону или письменно? Какими словами и в какой форме? Разберемся, – заверил он.

– Боже мой, неужели все так страшно?

– Хуже, чем вы думаете.

– Но я ничего такого не делала! По крайней мере в последнее время.

– Да? А зачем вы сказали моему соседу по даче, что у него все банки с огурцами взлетят?

– Не знаю. Показалось мне. То есть я увидела это во сне.

– И ведь взлетели! – весело сказал он. – Все до одной! Представляете, что творится у него в подполе? А вонища какая! Даже у меня на участке дышать нечем! И все благодаря вам!

– Я-то здесь при чем?

– Он порчу побежал снимать. Вы представляете, как снимают порчу?

– Приблизительно, – упавшим голосом сказала я.

– Какая-то полуграмотная бабка посылала в ваш адрес проклятия, тыкала иголкой в ваше фото. Или в куклу, которую состряпала из какой-то дряни. Не боитесь?

– Нет. Постойте-ка, – сообразила я. – Сегодня утром на коврике перед входной дверью я нашла куриные кости.

– Вот видите! – обрадовался он. – Действует! И что вы с ними сделали?

– Господи! Выкинула, конечно! Собрала и по дороге в библиотеку бросила в мусорный контейнер.

– Руки покажите, – потребовал он.

Я показала.

– Странно, все в порядке. Стригущего лишая не наблюдается, кровоточащие язвы тоже отсутствуют. Или еще не подействовало? Труп неустановленного пока животного будем заносить в протокол? – деловито спросил он.

– Вы думаете, это не курица?! Неужели они убили кошку?! Или даже собаку! Какой ужас! Так это было жертвоприношение!

– Темные люди, – усмехнулся он. – Средневековье. Но вы тоже хороши. Чего вы везде суетесь со своими пророчествами?

– Я давно уже никому ничего не говорю!

– И тем не менее весь город в курсе. Ладно, пишите заявление. Я вас защищу.

– Мне от вас другого надо, – потупилась я.

– И чего же именно? – развеселился он. – Секса?

Он так и сказал: секса. Через «е».

– Нет, конечно! Дело в том, что в нашем городе скоро случится загадочное убийство. Или уже случилось.

Я думала, он сейчас заорет: «вон!!!»

Кто-нибудь другой так бы и поступил. А этот ничего. На вид он даже не совсем противный, хотя и не кремовый торт. И еще он называет меня Анфисой.

И тут, как назло, зазвонил мой мобильник! С субботы Капка обрывает мой телефон! Она ведь назвалась экспертом по живописи, в которой ни бум-бум! Разумеется, без моей помощи Аксенкин ее мигом разоблачит.

Я не понимаю, на кой он ей сдался? На вид Аксенкин противный, а что касается денег, то Капка и сама богатая. Во-первых, все ее бывшие мужья исправно платят алименты. А один даже уехал на Север к нефтяникам, и оттуда на Капкино имя ежемесячно приходят денежные переводы, которым завидует весь город. Потому что сумма – секрет Полишинеля, почтальонша по дороге к Капкиному дому всем встречным-поперечным показывает извещение, а у того ее мужа, что уехал на Север, как назло, прекрасный почерк.

Во-вторых, Капке регулярно дает деньги Карпуша. Как только видит дочку, тут же лезет в карман и достает оттуда купюру или две со словами: «Внучка́м на конфеты». Деньги у Карпуши есть всегда, своими золотыми руками он делает их буквально из воздуха. И Капка их берет, «чтобы не про́пил».

Это «внучка́м на конфеты» – «чтобы не про́пил» происходит чуть ли не ежедневно. Город у нас небольшой, деятельный Карпуша дома не сидит, да и Капка живчик, поэтому они время от времени друг на друга натыкаются. Даже если вовсю стараются избежать встречи, все равно натыкаются. И куда деваться? Денежные купюры перетекают из Карпушиного кармана в Капкин.

– Права, дочка, не отдам, так пропью.

В-третьих, Капка работает. Воспитателем в детском саду. Место не денежное, но зато Капка каждый день приносит домой еду, и все ее дети находятся под бесплатным присмотром. Младшие ходят в садик, где она работает, старший учится в школе, которая находится через дорогу от этого садика. У Капки есть полевой бинокль, доставшийся ей от второго мужа, военного. В этот бинокль она прекрасно видит сидящего за партой сына, а если не видит, тут же звонит директору, с которым у нее, кажется, начинается роман: