Лесли Пирс - Чужая жизнь

— Моя сестра утверждает, что он замечательный, — ответила Фифи. — Она весь фильм проплакала.

Дэн усмехнулся.

— Так вот что нужно, чтобы девушка сочла фильм замечательным!

— Наверное, — согласилась Фифи. — Но мы можем пойти в другой кинотеатр, если хочешь.

— Нет, слишком холодно для прогулок, — ответил он и посмотрел на ее туфельки на шпильках. — Кроме того, я не думаю, что ты сможешь в этом далеко уйти.

Фильм был невыносимо печальным, и, хотя Фифи изо всех сил старалась не заплакать, так как боялась, что у нее потечет тушь, она ничего не смогла с собой поделать. Когда они вернулись в фойе, Дэн отвел Фифи в сторону, достал носовой платок из нагрудного кармана и вытер ей лицо.

— Вот так-то лучше, — сказал он, целуя ее в нос. — Это было несколько неожиданно! Я не думал, что ты настолько чувствительна, чтобы плакать.

— Мне стало безумно жалко Джо! Она была такой простушкой, и ее никто не любил, — оправдывалась Фифи. — А ее мать — это просто бесчувственная корова.

— Я встречал подобных людей, — серьезно сказал Дэн, когда они вышли из кинотеатра. — Для меня этот фильм оказался очень реалистичным.

— Твоя комната такая же ужасная, как и та, в которой жила Джо? — спросила Фифи, когда они направились в паб в центре города, чтобы немного посидеть, прежде чем она уедет домой. Паб был переполнен, так что сесть было негде, и Фифи стала мечтать об укромном местечке, где они могли бы побыть вдвоем.

— Она намного меньше, — ответил Дэн, размахивая фунтовой банкнотой перед носом у бармена. — Но вот кухня смогла бы сыграть главную роль в драме из жизни кухонных раковин — судя по виду, ее, кажется, не чистили несколько месяцев.

— Ты не говорил, что у тебя есть кухня, — удивилась Фифи.

— Мне приходится делить ее со всеми остальными жильцами, — ответил он. — И я бы не рискнул приготовить там что-либо кроме чашки чая, из опасения чем-нибудь заразиться.

Фифи заказала молочный коктейль, а Дэн пинту горького пива, и Фифи начала расспрашивать, где же он в таком случае ест и стирает вещи.

— Есть же забегаловки и прачечные, — беззаботно ответил он. — Я привык так жить.

Пока Фифи ехала на автобусе домой, ее голова была занята попеременно то поцелуями Дэна, то мыслями о том, как он сейчас возвращается домой в эту ужасную комнату. Она не впервые проваливалась в сладкий туман от поцелуев, хотя ей и не встречался никто, кто бы целовался лучше Дэна. Но она впервые задумалась о том, в каких условиях приходится жить ее избраннику.

Именно желание быть с Дэном и беспокойство о нем подтвердили опасения Фифи: она действительно по уши влюбилась. Она не могла думать ни о чем, кроме их следующей встречи. Ее сердце бешено колотилось при встрече с Дэном, а от прикосновения его руки она вся вспыхивала. Но при мысли о том, что ему приходится самому стирать и гладить рубашки, работать на улице под проливным дождем и возвращаться в дом, где даже некому было приготовить ему чашку чая, Фифи чуть не плакала.

Каждый день после работы она спешила на встречу с ним в кафе, расположенное неподалеку от дома, где он жил. Фифи не обращала внимания на то, что Дэн часто был весь покрыт кирпичной пылью или коркой цемента, или мокрый до нитки — ей было необходимо его увидеть. Просто посидеть рядом, выпить чаю и поболтать с ним полчаса было намного лучше, чем несколько дней дожидаться настоящего свидания.

Похоже, Дэн чувствовал то же самое. Иногда он звонил ей на работу из таксофона и говорил, что просто хотел услышать ее голос. Пока Фифи находилась рядом с ним, она чувствовала себя на седьмом небе от счастья, но когда Дэн был далеко, она ходила как в воду опущенная. Особенно тяжело было сохранять их встречи в тайне, так как Фифи хотелось рассказать о Дэне всем, особенно своей сестре Патти, но она не осмеливалась, опасаясь, что сестра может проболтаться родителям.

Почти каждый день Фифи твердила себе, что ей уже двадцать два года, а значит, она вполне может сама выбирать, с кем ей встречаться. Она даже мысленно репетировала, как сообщит обо всем семье за ужином. Но каждый раз, когда Фифи собиралась с духом, ее мама бросала какую-нибудь саркастическую реплику или была в плохом настроении, и решимость Фифи бесследно исчезала. Чем дольше это продолжалось, тем труднее становилось лгать, чтобы скрывать свидания с Дэном. Она также испытывала чувство вины по отношению к Дэну, так как он наверняка догадывался, почему она не дала ему номер домашнего телефона и почему ни разу не пригласила его к себе домой и не познакомила с друзьями.

Но Дэн никогда ее об этом не спрашивал. Он проклинал себя за то, что у него не было машины, потому что тогда они могли хотя бы побыть наедине в теплом и сухом месте. Он не мог пригласить ее к себе, так что им оставались только пабы и кинотеатры. Но им вовсе не хотелось пить или смотреть фильмы, им просто хотелось говорить, целоваться и обниматься. Но на улице было холодно, часто шли дожди, и невозможность побыть наедине измучила их.

Одним субботним утром (к тому времени они с Дэном встречались уже больше двух месяцев) Фифи стирала свою одежду в кухне. Ее мать, сидя за столом, чистила столовое серебро и говорила о том, что собирается купить новые шторы мальчикам в комнату, но Фифи особо не прислушивалась к ее словам, так как все ее мысли были заняты Дэном.

— Не понимаю, зачем тебе возиться с этими новыми шторами, — сказала Фифи, когда увидела, что Клара смотрит на нее в ожидании ответа. — Они же все равно ничего не заметят.

— По-моему, ты думала, будто и твои мать с отцом не заметят, что ты завела себе нового ухажера, — едко проговорила Клара. — Ну и когда ты нам о нем расскажешь?

Фифи закашлялась, но продолжала тереть свой кардиган в мыльной воде. Она уже давно предполагала, что ее мать о чем-то догадывается. Все тайное рано или поздно становится явным. Но Фифи не испытывала облегчения от того, что теперь об этом можно говорить открыто. Она знала, что мать обязательно вычислит все ее промахи.

— Его зовут Дэн Рейнолдс, ему двадцать пять лет, он каменщик и приехал сюда из Свиндона, — выпалила она, все еще не поворачиваясь к матери лицом.

— Ясно. Ну и что с ним не так, раз ты ничего нам о нем не рассказывала?

— Ничего. Я просто не хотела опережать события, — сказала Фифи, покраснев, так как вспомнила о поцелуях и ласках Дэна, о часах, проведенных у магазинов и на безлюдных аллеях. Временами она так увлекалась, что не стала бы возражать, даже если бы Дэн взял ее стоя, прямо у стены, или положив на землю.

— А где живет этот каменщик? Ты же не ездишь поездом в Свиндон на каждое свидание?

Ее мать таким тоном произнесла слово «каменщик», что сердце Фифи екнуло.

— Он снимает комнату на Глоучестер-роуд.

Клара презрительно засопела.

— Мама, не нужно этого делать, — Фифи отвернулась от раковины. — Нельзя судить о человеке, прежде чем его увидишь.

— Мне кажется, что ты уже составила о нем мнение и поэтому не познакомила его с нами, — возразила Клара.

— Я так и знала, что ты так на это отреагируешь! — возмущенно воскликнула Фифи. — Тебе просто нельзя что-либо рассказывать. Дэн мне действительно очень нравится, он самый обаятельный и добрый мужчина, которого я когда-либо встречала. Пожалуйста, не надо на него наговаривать!

— Как я могу на него наговаривать, если я его даже не видела, не говоря уже о беседе? Фифи, ты и правда временами какая-то странная!

— Речь идет не о моей странности, а о твоем снобизме! Ты задираешь нос перед всяким, чья профессия не слишком престижна. Да, Дэн всего лишь каменщик, вдобавок он еще и сирота, он воспитывался в приюте. Но он хороший человек. Он усердно работает, не напивается и не лезет в драки, у него нет проблем с полицией, и я его люблю.

Фифи ненавидела себя за то, что позволила матери заставить себя оправдываться. Неожиданно ситуация вышла из-под контроля. Фифи планировала ввести Дэна в семью постепенно, так, чтобы присущее ему обаяние очаровало ее близких прежде, чем она скажет, что намерения у них серьезные. Теперь она упустила этот шанс.

— Полагаю, он член одной из тех воинствующих уличных банд?

— Нет! — выпалила Фифи. — Почему ты вдруг решила, что он вооруженный кастетом хулиган в пижонской куртке?

— Мне не пришлось бы строить догадки, если бы ты сразу после знакомства привела его к нам в дом.

— Я хотела сама узнать его получше, прежде чем отдавать его на растерзание инквизиции, — огрызнулась Фифи. — Я с радостью приведу его домой, но, мама, пожалуйста, будь с ним помягче!

— Ума не приложу, что ты имеешь в виду, — удивленно сказала Клара. — Я что, избила хоть одного твоего кавалера?

— Нет. Но иногда ты перегибаешь палку. Вспомни, как я познакомила тебя с Гарольдом, студентом-медиком. Ты обратила его в бегство, засыпав градом вопросов о его отце.