Наталья Александрова - Руки кукловода

Надо отдать должное мамуле и ее гостю: после совместного чаепития они удалились в мамулину комнату и предались там воспоминаниям юности, а меня оставили в покое. Я быстренько выудила из Интернета все, что касалось музыкальных новинок, и накатала рецензию на новый детективный роман Мымриной «Затерянный в супермаркете». На сегодня работу можно было считать законченной, но отчего‑то я не испытывала никакого морального удовлетворения.

Я выключила верхний свет и легла на диван. Было скучно, не хотелось ни читать, ни смотреть телевизор. В такие минуты я сама себе противна. Некрасивая, заурядная личность, к тому же абсолютно бесталанная. Гожусь только на то, чтобы давать краткий обзор новинок видеорынка. Ничего не читаю, кроме дурацких детективов, и те приходится просматривать наспех, а иногда просто заглядывать в конец, иначе никакого времени не напасешься. Мне двадцать пять лет, но на примете нет ни одного приличного мужика, с которым хотелось бы не то чтобы жить вместе, но хотя бы встречаться чаще, чем раз в две недели. По поводу замужества даже мамуля никогда не заводит никаких разговоров, она понимает, что для этого ее дочь вряд ли когда‑нибудь созреет.

Провалявшись в полутьме минут сорок, я решила, что хватит заниматься самобичеванием, и вскочила с дивана. Вдохнула свежий вечерний воздух из открытого окна и подумала, что если бы все на самом деле обстояло так плохо, как я сейчас представила, то выход у меня был бы только один – немедленно выброситься из этого самого окна на улицу, а учитывая, что мы живем на втором этаже, вряд ли удалось бы достичь желаемого эффекта.

На самом деле со мной все не так уж плохо. Насчет красоты, как утверждает мамуля, – все относительно. То есть, если уж меня совсем припечет, можно отдаться в мамулины опытные руки и она сумеет сотворить из своей непутевой дочки что‑то приятное для глаз. Дальше, я вовсе не одинока, меня любят в редакции, и еще есть куча приятелей. Насчет мужчин: только не подумайте, что я старая дева! Все в этом смысле нормально, все произошло в свое время, просто я считаю, что любовь в жизни – не главное. И пишу я не так плохо, просто Гюрза придирается – такая уж стерва уродилась. И если сейчас встряхнуться и сделать несколько звонков, то можно закатиться с компанией в ночной клуб или в ресторан.

Успокоившись, я послушала еще немного, как на улице заливается сигнализация в машине соседа, закрыла окно и легла спать.

Вернувшись на следующий день с работы, я обнаружила в доме кучу гостей. Очень мило: мамуля даже не удосужилась предупредить.

Мамуля сбилась с ног и летала как заведенная из кухни в комнату. Увидев меня, она прощебетала что‑то и упорхнула, а в коридор выплыла Ираида.

– Сашок, привет! – Она подставила щеку для поцелуя.

Я ткнулась носом в тугую щеку, в который раз поразившись ее упругости. Ираида – старинная мамулина приятельница, сколько себя помню, вечно она толчется у нас в доме. Сама по себе Ираида ровным счетом ничего из себя не представляет – работает где‑то изредка непонятно кем, но есть у нее постоянное хобби: Ираида коллекционирует мужей. Сейчас она на перепутье после четвертого, но, зная Ираиду, все уверены, что скоро быть ей замужем за пятым. Внешность у нее яркая и довольно‑таки вульгарная, она любит носить блестящие платья, какое‑нибудь монисто на шее и огромные серьги в ушах, которые покачиваются и звенят при ходьбе, как китайские колокольчики. Все четыре предыдущих Ираидиных мужа были абсолютно разными: первый – физик, доктор наук, он сейчас в Штатах, второй или третий – директор кафе «Сарацин», что на Большом проспекте (директор сейчас в Израиле, а вместо кафе в том помещении находится зоологический магазин «Кошачьи подарки»). Был среди мужей нищий запойный художник, и, уж не помню, кто еще, но у всех этих мужчин была одна, вернее, две общих черты: во‑первых, они все по очереди женились на Ираиде, а во‑вторых, все они, несмотря на разницу в общественном положении, были людьми очень незаурядными. Ираида, несмотря на кажущуюся внешнюю недалекость, обладает сверхъестественным нюхом на интересных мужчин. Она выискивает их где угодно и умеет заинтересовать своей персоной настолько, что многие решаются на ней жениться. Правда, продолжались все ее браки недолго – максимум лет пять, но все же количество мужей о чем‑то да говорит.

Трудно себе представить более несхожих людей чем Ираида и моя мамуля, но тем не менее дружба их продолжается, как я уже говорила, много лет. Думаю, что мамулю с ее стильностью и хорошими манерами не может не отталкивать Ираидина вульгарность, но ее, как и всех нас, привлекают Ираидины жизнерадостность и неиссякаемый оптимизм. Ираида просто налита жизненной энергией, она бьет из нее через край.

– Как жизнь? Что‑то бледненькая, хахаль бросил? – забросала меня вопросами Ираида.

Я не обиделась бы на нее, если бы даже и вправду меня только что бросил хахаль – Ираида никогда не говорит людям гадости из любви к искусству.

– Устала что‑то, – пожаловалась я просто так, чтобы что‑то ответить.

– Это нехорошо, с этим надо бороться, – всерьез озаботилась Ираида, – мужика заведи себе поздоровее – все как рукой снимет.

– Где его взять‑то? – уныло возразила я. – На дороге не валяется…

– На дороге только дерьмо валяется, – согласилась Ираида, – хорошую вещь на дороге не найдешь.

– Помогла бы, что ли, – машинально бормотала я, снимая ботинки.

– Сама сейчас на безрыбье, – вздохнула Ираида, но я‑то видела, как горят у нее глаза охотничьим блеском, а лучи обаяния, исходившие от нее, можно было наблюдать в темноте невооруженным глазом.

Из кухни выглянул Петр Ильич. Был он без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, мамулин клетчатый передничек смотрелся на нем, как фиговый листок на носороге.

– Сашенька, детка! – обратился он ко мне. – Где у вас штопор?

Я только хотела ответить, как мимо пронеслась Ираида с криками: «Я знаю, я сейчас найду!». Она смела меня под вешалку и исчезла в кухне. Ошеломленно потирая ушибленный бок, я скрылась в своей комнате.

На мониторе компьютера был прикреплен листок бумаги с нарисованным на нем черным фломастером восклицательным знаком. Это были ценные указания от мамули: переодеться, причесаться, подкраситься, соорудить на лице приветливую улыбку и немедленно выйти к гостям. М‑н‑да, пожалуй, сегодня не спасут никакие джинсы, хоть серо‑буро‑малиновые. Мамуля заботливо выложила для меня длинную черную юбку, ею же когда‑то и купленную, и темно‑сиреневый джемперочек. Ну что ж, не будем спорить с мамулей, тем более что мне абсолютно все равно, что надеть. Откровенно говоря, раньше я всегда считала, что сиреневый цвет хорош только в одном случае – на благоухающих весной кустах сирени, но в нынешний сезон все с ума посходили от сиреневого. Сиреневые костюмы, сумочки, сиреневые куртки с сиреневым же мехом и даже сиреневые легковые автомобили! Что ж, не будем отставать от моды.

Я принарядилась, зачесала волосы и, внимательно оглядев свитерочек, подобрала ему в тон губную помаду – валялась какая‑то в ящике с незапамятных времен. Поглядевшись напоследок в зеркало, я сама поразилась полученному эффекту. Яркие губы очень оживляли лицо, и глаза приобрели этакий таинственный блеск… Пожалуй, мамуля не так уж неправа, что придает такое значение косметике и одежде.

Застолье было шумное и веселое: моя мать умеет принять гостей. Я скромно сидела в уголке, потому что мамулины знакомые не вызывают у меня интереса – другое поколение, сами понимаете. Я вообще не люблю застолий, потому что не ем мяса. Не подумайте, что выпендриваюсь или комплексую по Фрейду – мол, в детстве в деревне зарезали любимую курочку или поросеночка. Я вообще в деревне была два раза в жизни, и никаких курочек там и в помине не было. Просто в моем раннем детстве родители с удивлением обнаружили, что у меня стойкое отвращение к мясу. Тошнит меня от всего мясного похлеще, чем беременных!

Проблемы начались в детском саду: там никто не хотел со мной возиться и пытались заставить есть насильно. Родители таскали меня по врачам, пока один старенький профессор не сказал им в приватной беседе, чтобы оставили ребенка в покое. Ну не принимает организм мяса, так еще неизвестно, может, это мы все ненормальные, а не девочка!

До сих пор не могу представить, как можно есть эти ужасные жилистые куски чего‑то красно‑коричневого…

Вот такая я уродилась. Одна аллергия, одна фобия, а в остальном, прекрасная маркиза, как поется в старой песенке, все хорошо, все хорошо!

Так что я смирно сидела, отгородившись графином с клюквенным морсом, навалив полную тарелку помидорного салата и стараясь не глядеть в тарелки остальных гостей, которые жадно поедали шашлыки, лично приготовленные Петром Ильичем.

Вообще гвоздем вечера, несомненно, был Петр Ильич, то есть мамуля позвала гостей, чтобы продемонстрировать всем именно его. Что уж такого замечательного она в нем отыскала, понять не могу, но даже голос ее, когда она обращалась к своему Петеньке, звучал по‑иному: в нем появлялись интимно‑воркующие нотки. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, но, в конце концов, какое мне до этого дело! Мамуля хоть и любит повоспитывать, никогда не диктует, с кем мне проводить время, так могу ли я выражать свое недовольство?