Ирина Мельникова - Лик Сатаны

Теперь Миронов наблюдал за Дмитричем, который, несмотря на габариты, весьма ловко перемещался по козырьку, орудовал рулеткой, что-то замерял, записывал в блокнот и, похоже, плевал и на труп, и на скопище мух. Наконец, криминалист сделал несколько фотоснимков и крикнул:

— Держите меня! — И принялся спускаться по лестнице, задерживаясь на каждой ступеньке и с тревогой поглядывая вниз.

Оба патрульных с красными от усердия лицами с трудом удерживали хлипкое сооружение, а потом подхватили Дмитрича под мышки вместе с его скарбом: чемоданчиком криминалиста и фотоаппаратом, и бережно поставили на землю.

— Что там? — подступила к нему дежурный следователь Марина Званцева, тощая блондинка в форме следственного комитета. Она-то уж на козырек не полезла, сославшись на узкую юбку, но Кирилл догадывался: не захотела созерцать облепленного мухами покойника. Теперь она стояла рядом с Дмитричем и заполняла протокол осмотра происшествия, забыв убрать с лица брезгливую гримасу.

Миронов подошел к ним.

— Чем порадуешь, Дмитрич?

— Ох, совсем не порадую, — в тон ему ответил криминалист. — Жмурик, похоже, не по своей воле свалился, Кирюша. — И зачастил тенорком: — Траектория не та. Разве что в полете отклонился. Но люди не птицы, сам понимаешь! Не дал нам боженька крыльев…

— Значит, ничего хорошего? — упавшим голосом спросил Миронов.

Понятное дело, суицидник куда лучше убиенного. Возни меньше, и дело можно было бы закрыть быстрее. Был человек, нет человека, галочка в общем списке. Десять дней на вскрытие, проверку, отказ в возбуждении уголовного дела, если, конечно, не найдутся те, кто довел дедушку до самоубийства. Тогда мороки будет не меньше, чем при поисках убийцы…

— Хорошего? — поразился Дмитрич и развел пухлые ручки. — А чего ты хотел? Черепно-мозговая, к гадалке не ходи, да и внутри полный компот. Ноги вон переломаны…

— Документы? Может, сотовый? — с надеждой спросил Кирилл.

— Угу! Ты прям как маленький, Миронов, все в сказки веришь. Щас он тебе спрыгнет с паспортом в кармане, полисом и фотокарточкой любимой тещи.

— Старенький он для тещи, — медленно сказал Кирилл.

Он вытянул из кармана сигареты, прикурил и протянул пачку Дмитричу. Тот мотнул головой, отказываясь.

— Как думаешь, столкнули? — спросил Кирилл.

— Если навскидку глянуть, то труп вроде некриминальный. Следов борьбы нет, хотя, может, его внезапно по голове ударили… Но если б он из окна квартиры вывалился или с балкона, то под ними бы и лежал, а тут явно отклонился в сторону. Ты же видишь, окна в подъезде задраены наглухо. Не мог он оттуда выпасть.

— Но если его все-таки выбросили, он на голову приземлился бы или на руки, — не сдавался Миронов. — А тут вроде на ноги…

Дмитрич мрачно усмехнулся.

— Странный ты человек, майор! Дал бы тебе пирожок за усердие, но вижу, что шибко тебе этот жмур не нравится. Но квартирку-то осмотреть все равно придется. Интересно, лифт работает? Мне ведь тоже предстоит прогуляться…

Он перевел взгляд на следователя.

— Мариночка, все зафиксировала?

— Все, — вздохнула та и протянула ему бланк протокола: — Распишитесь!

Дмитрич, не глядя, подмахнул бумаги и льстиво улыбнулся майору.

— Вы, ребятушки, сами его соскребите с козырька, пока труповозка не приехала. Только поторопитесь, вон мухоты сколько налетело на кровушку. Он, сердечный, уже присох там, после и вовсе не отдерешь! А я пока перекушу, а то за всю ночь пустым чайком только и побаловался…

Эксперт-криминалист уселся в машину, вытащил бутерброд с колбасой и принялся с аппетитом жевать. Служба службой, а завтрак — по расписанию. Майор отвернулся. Дмитрич ел жадно и неряшливо, роняя крошки, и ему было наплевать и на покойника, и на мух. Ну что тут скажешь? Разве только избитое: «Живое живым…»

Но все-таки Миронов заартачился. Больше для порядка, чтобы криминалист лишний раз не зарывался.

— Дмитрич, с какой стати мы должны его стаскивать? Если труп криминальный и мы чего-нибудь повредим, ты с нас первых шкуру снимешь?

— Миронов, не нагнетай, — поморщился Дмитрич и смахнул с живота крошки. — Что там можно повредить? Даже если вы его вниз уроните без всякого почтения, хуже покойничку не будет. «Скорая» смерть констатировала. Все, что нужно, мы с Мариночкой отметили, замерили и записали. Теперь это объект судмедэкспертизы.

Дмитрич потер ладошки и бодро прокричал пэпээсникам:

— Давайте, ребятушки, помолясь, спустим клиента.

— Его еще опознать надо, — проворчал Миронов, с неудовольствием прикидывая, каким образом снять мертвеца с козырька. Хоть и невысоко, а неудобно.

— Ну, тем более спускайте. Не потащишь ведь свидетелей на козырек, — хохотнул Дмитрич.

Миронов смерил его угрюмым взглядом.

— На руках его прикажешь снести? Небось сам в сторонке постоишь?

Дмитрич снова хохотнул, и толстое пузо затряслось.

— И что? Постою рядом с Мариночкой, — и скосил хитрый глаз на блондинку в погонах, которая отошла в сторону и разговаривала с врачом «Скорой».

Тот уже стоял одной ногой в кабине неотложки и тыкал пальцем в исписанную докторскими каракулями бумагу — заключение о смерти, и что-то снисходительно объяснял.

Дмитрич перевел взгляд на Миронова и абсолютно неискренне посочувствовал:

— Не горюй, майор, но ваше дело холопье! Чего ж ему на солнышке тухнуть? А вы прям как маленькие! Чай не впервой? Давайте, давайте, за простой нам не платят!

Миронов обреченно выругался и призывно замахал рукой ребятам из наряда ППС.

Естественно, никто в восторг от предстоящего действия не пришел. Парни, молодые, недавно отслужившие в армии, заметно побледнели и переглянулись, но перечить начальству не посмели. Грозный рык майора привел их в движение, и наряд с поскучневшими лицами направился к козырьку. Толпа оживилась и придвинулась ближе.

Дальше было еще интереснее. Покойник, как и предсказал Дмитрич, на жаре успел присохнуть к бетону. Один из полицейских поднялся наверх и, потоптавшись около трупа, попытался поднять его. Тело поддалось, но с трудом. Толпа дружно ахнула, когда полицейский, кривясь, подхватил труп под мышки.

— Кидать, что ли? — крикнул он Миронову.

— Я тебе кину! — пригрозил тот. — Аккуратненько, по лесенке…

Аккуратненько не получилось. Труп, который первый полицейский придерживал сверху, выскользнул и съехал вниз по лестнице прямо в объятия второго, оттолкнувшего покойника с испуганным криком. В этот момент открылась дверь подъезда, и в проеме появился сытый мужичок в светлом костюме и белых туфлях. Труп свалился ему прямо под ноги.

Полицейский, позеленев лицом, торопливо рванул в сторону, зажимая рот ладонью. Мужичок взвизгнул, как болонка, сиганул с крыльца и, наступив в лужу крови, протаранил толпу зевак, которые, впечатленные зрелищем, в едином порыве вновь подступили к подъезду.

Пока патрульный неэстетично блевал в чахлый куст сирени, а мужик в светлом костюме, чертыхаясь, вытирал о траву щегольские туфли, над головами звонко щебетали птицы, над одуванчиками вовсю гудели пчелы и порхали бабочки, в воздухе весело кружился пух, а со стоянки то и дело отъезжали машины. И никому, по сути, даже зевакам, не было никакого дела, что чья-то душа уносилась сейчас стремглав в небеса, а может, маялась, неприкаянная, где-то рядом, витая в запахах летнего утра.

— Чем еще повеселишь оперскую душу? — мрачно поинтересовался Миронов.

Дмитрич словно не расслышал и склонился над трупом. Похоже, он совсем не реагировал на тяжелые запахи крови и тех выделений, от которых организм избавляется в момент смерти. Оклемавшиеся постовые держались в сторонке.

Миронов, конечно, мог бы высказаться по этому поводу, но лишь посмотрел на часы. Прошло минут сорок, как участковый с напарником направились в обход по квартирам, но до сих пор не позвонили. Видать, не нашли свидетелей, что, впрочем, неудивительно, если учесть, что в некоторых квартирах по причине рабочего дня никого уже не было.

Зрителей у подъезда поубавилось. Однако самые стойкие только что не дышали Дмитричу в затылок, разглядывая покойника.

Тут из подъезда вышли участковые, покосились на труп и направились к Миронову. Следователь, завидев их, переместилась к нему поближе. Она была на голову выше майора, и ему это не нравилось. Впрочем, как и сама девица — узколицая, остроносая и скуластая. Таких барышень он называл «бледной немочью» и заносил в списки ограниченного пользования, то есть общался с ними исключительно в интересах службы.

Оба полицейских, старательно вытаращив глаза, доложили, что исправно обошли подъезд, но в большинстве квартир им не открыли, а в оставшихся вразумительных ответов на вопросы они не получили. Никто ничего не слышал, не видел и погибшего не узнал. Да и кто бы сомневался? Шестнадцать этажей, восемь подъездов — еще та громадина. И квартир, естественно, сотен пять или чуть больше, что ровным счетом ничего не меняло. Дом к тому же лишь лет пять как был сдан в эксплуатацию, а в городских, даже более старых высотках жильцы частенько не имеют ни малейшего представления о том, кто живет с ними по соседству.