Леонид Володарский - «Снег» из Центральной Америки

— Сеньор Лимол, я нарушил приказ, не сумел сдержаться, но ничуть не жалею об этом. Этого американца надо пытать, а потом пристрелить как собаку.

— Об американце забудь, как будто его здесь нет. Его участь и условия возможного освобождения решит руководство Фронта, в состав которого, если мне не изменяет память, товарищ Артуро Ринкон не входит. Второе: есть решение о твоем направлении в горы, в партизанский отряд департамента Монте-Халиско. Третье: собирайся и уматывай, даю тебе увольнительную до полуночи. Посиди в парке, поешь где-нибудь, сходи в кино, на футбол.

Ринкон решил, что увольнительная — это прекрасно, не всю же жизнь сидеть здесь, надо развеяться, погулять. Страсть к дешевым приключениям, любовь погулять оставалась в Ринконе от его уголовного прошлого — он был грабителем, участвовал в нескольких совместных «мероприятиях» с боевиками «Вооруженной борьбы левых», крайне левой организации анархистского толка, перешел к ним, показал себя неплохим боевиком-подпольщиком. Когда все оппозиционные режиму силы объединились, на его качества обратило внимание руководство созданного Фронта освобождения. Артуро включили в группу, готовившую и осуществлявшую операцию похищения Мэрчисона, хотя Фернандо Лимол и высказался против кандидатуры Артуро, зная его страсть к рисовке и нежелание подчиняться приказам, что пришлись ему не по душе. Лимола поддержали еще двое, против них проголосовали восемь членов руководства.

Перед уходом Артуро Ринкон нарушил одно из основных правил поведения членов группы, похитившей Роберта Мэрчисона: он подошел к потайному шкафу, достал оттуда вальтер ППК, повесил его под мышку, а к лодыжке клейкой лентой прикрепил маленький пистолет 22-го калибра. Выходить на улицу с оружием, нелегальной литературой, всем, что выдало бы подпольщика, было строжайше запрещено, могла быть поставлена под удар вся операция — никто не мог знать, как схваченный поведет себя в руках палачей Хорхе Очоа и американских специалистов с их препаратами. Артуро Ринкон в очередной раз нарушил приказ.

Планы у него были самые обширные: сначала сходить в кино, потом выпить пива и поесть в любимом ресторане с подружкой, потом поехать к ней. Планам Ринкона было суждено сбыться лишь частично. Выйдя из кинотеатра, где он посмотрел американский приключенческий фильм «Индиана Джонс и храм зла», Артуро не спеша направился к ресторану, где договорился встретиться со своей знакомой. В это время квартал был оцеплен, началась облава.

С несколько секунд солдаты и полицейские заблокировали улицу — поперек мостовой встали грузовики и «джипы», выстроились две цепи солдат. Полицейские в штатском под руководством агентов службы безопасности проверяли документы и обыскивали задержанных. Артуро Ринкон был спокоен: в двух метрах был сквозной подъезд, причем проход находился на втором этаже… Открыв дверь, Артуро наткнулся на автоматный ствол — перед ним стоял солдат и двое в штатском с пистолетами.

Ринкон опомниться не успел, его развернули лицом к стене, заставили вытянутыми руками упереться в стену, грубо отодвинули назад ноги, наспех обыскали, нашли вальтер.

— Надеть наручники, — приказал лысоватый штатский, пряча в кобуру на поясе пистолет.

— Я их оставил в управлении, ведь по тревоге подняли, — начал оправдываться его напарник.

— Ладно, куда он денется, — проворчал лысоватый, забыв, что они не очень тщательно обыскали задержанного, — пошли.

Солдат подтолкнул Ринкона стволом автомата, сбоку, чуть сзади, держа на пальце за скобу найденный вальтер, шел лысоватый, его напарник чуть приотстал.

Еще два шага, и мы на улице, подумал Артуро.

— Слушайте, мне камешек попал в ботинок. Вынуть можно?

— Валяй, — разрешил солдат.

Артуро опустился на колено, нащупал пистолет 22-го калибра, выпрямился, сделал шаг в сторону, ударом локтя сбил с ног солдата, два раза выстрелил в лицо лысоватому, два раза в его напарника, успел подхватить упавший с пальца лысоватого свой вальтер, ударил ногой лежащего солдата, бросился на второй этаж, пробежал по лестничной площадке, услышал, как в подъезд ворвались несколько человек, вихрем слетел вниз по лестнице, вылетел на параллельную улицу — тоже облава. Стоявший перед ним морской пехотинец начал поднимать автоматическую винтовку, Ринкон выстрелил два раза, поймал краем глаза другого морского пехотинца (первый уже падал), но выстрелить не успел стоявший сзади агент службы безопасности выпустил Артуро в спину очередь из автомата «узи».

Артуро Ринкон полетел вперед, словно гигантский кулак ударил его сзади, рухнул на мостовую. Вытянутая далеко вперед правая рука сжимала теперь уже ненужный пистолет. Вокруг тела образовалась лужа крови. Кто-то из агентов службы безопасности швырнул в нее окурок сигары, который зашипел и погас. Подъехала машина, в нее бросили труп. Скоро облава закончилась, задержанных увезли, поливальная машина смыла с мостовой кровь.

Один из бойцов Фронта освобождения видел, как убили Ринкона. К вечеру Фернандо Лимол знал, что Ринкон погиб. Это вносило большие трудности в планы подпольщиков — Артуро Ринкон единственный умел обращаться с видеоаппаратурой, именно он должен был снимать последние, самые важные для подпольщиков допросы сотрудника ЦРУ Роберта Мэрчисона. Через две недели предстоял избирательный фарс, выборы под прицелом армии, полиции, службы безопасности. Разоблачение Мэрчисона в канун этих выборов показало бы всему миру истинное лицо нынешнего режима и его покровителей из США. Теперь в операцию нужно было вводить нового человека.

К рассвету, после долгих сомнений и колебаний, выбор был сделан: в операцию подполья был введен Хосе Агилар, кличка Сократ. Так его прозвали за отдаленное внешнее сходство (борода) с бразильским футболистом Сократесом. В свое время он имел радиомастерскую, однако попался с нелегальной литературой; чтобы не сесть в тюрьму, с мастерской пришлось расстаться; сейчас Хосе трудился мастером на заводе по сборке японских видеомагнитофонов.

Старший инспектор столичной полиции Рэймонд Уилсон проснулся бодрым, выспавшимся и сразу вспомнил о работе, которой сейчас было невпроворот. Уилсон шел по следу крупных торговцев кокаином, что означало неизбежный выход на Соединенные Штаты, куда отправлялся этот наркотик, вошедший там в моду. Начальство инспектора знало, что для него служебный долг превыше всего, и, чтобы не доставить неприятности важным лицам, приказало Уилсону докладывать о каждом шаге расследования. Но сейчас полиции было не до этого — все силы брошены на розыски Мэрчисона и его похитителей. Начальник службы безопасности Хорхе Очоа пытался привлечь Уилсона к розыскным операциям, но старший инспектор уголовной полиции, не отказываясь, проявил демонстративное безразличие к этим мероприятиям. Решено было оставить его в покое — все знали, что Рэймонда Уилсона невозможно убедить в необходимости сотрудничать со службой безопасности в вопросах, относящихся к политике. Нажать на него было затруднительно: подданный Великобритании, работающий в уголовной полиции по контракту, он с трудом поддается на уговоры и угрозы, безотказно действующие в отношении соотечественников.

— Мой контракт не предусматривает работы с политической полицией, объявил Уилсон с оскорбительной британской вежливостью Хорхе Очоа, — но, если вы настаиваете… я выдвину определенные условия. Во-первых, полная самостоятельность и доступ к вашим архивам. А во-вторых, увеличение жалованья на пятьсот долларов в месяц и единовременная выплата десяти тысяч долларов за риск. Что вы ни говорите, а мне совершенно ясно, что похищение Мэрчисона — акция Фронта. Участвуя в вашем расследовании, я подвергаюсь риску: вдруг партизаны захотят мне отомстить?

Этот язык Очоа и его подручные понимали лучше всего.

— Конечно, он прав, — заявил своему ближайшему окружению сам Хорхе Очоа. — Но деньги запросил непомерные. Да и речи не может быть о допуске этого шотландца к нашим архивам. Обойдемся без него. Хотя он мог бы весьма и весьма облегчить нашу задачу.

Рэймонд Уилсон все точно рассчитал: он заранее знал, что таких денег ему национальная служба безопасности никогда не заплатит.

Уилсон был полицейским до мозга костей, его дед и отец работали в полиции. Дед — в Глазго, отец, Томас Уилсон, начинал там же, пошел добровольцем в интернациональные бригады в Испанию, отвоевал, в Великобритании в полицию его уже не взяли, жене-испанке не дали гражданства. Тут началась вторая мировая война, Томас Уилсон ушел добровольцем в армию, где его ждала совершенно необычная служба для бывшего полицейского: оказалось, он прирожденный парашютист-десантник. Томас прошел всю войну без единой царапины, а это было непросто. Он сражался в Северной Африке, его выбрасывали с парашютом во Францию, Югославию, он участвовал в высадке в Италии, Нормандии. После провала крупнейшей десантной операции союзников, арнемской, Томас Уилсон последним вырвался из окружения, перевез на захваченной немецкой надувной лодке раненых десантников, и с этого момента что-то в нем надломилось. Но десантники продолжали бросать жребий и тянуть соломинки за право лететь с лейтенантом Уилсоном на задание в одном самолете — он не только возвращался сам, но и приводил с собой других. Все время на земле, в Англии, он ходил по семьям погибших, считая это своим долгом. Других занятий у него не было. Даже жена, которую он любил больше жизни, заметила, что, хотя все осталось по-прежнему, Томас все больше замыкался в себе.