Хеннинг Манкелль - Человек, который улыбался

Вдруг он резко остановился и прислушался. Или показалось? Потом сообразил – он ничего не слышал, сработала интуиция, один из ее встроенных сигнальных механизмов, предупреждающих об опасности. О какой опасности? Он стоял и вслушивался в темноту. Все было тихо. Ничего, кроме легкого шума ветра в ветвях. «Что-то со светом, – вдруг понял он. – Я ищу темноту, и она тут как тут, словно ждет моего появления». Но было уже поздно. Он повернулся, чтобы бежать, но его ослепил яркий свет фонаря, направленный ему прямо в лицо. Он поднял руку с рацией, чтобы защититься от света, и в этот момент кто-то крепко обхватил его сзади. Валландер попытался вырваться, но снова опоздал. В голове что-то взорвалось, и он потерял сознание.

На секунду, не больше. Потому что он все время осознавал, что с ним происходит. Чьи-то руки подняли его и понесли, он слышал голоса, чей-то смех. Сначала его несли по лестнице, потом она кончилась, открылась какая-то дверь, его, по-видимому, внесли в дом и положили на что-то мягкое. Сквозь веки не проникал свет, и он не мог определить: в самом ли деле темно, или у него темно в глазах после удара. Когда он открыл глаза, выяснилось, что он полулежит на диване в очень большой комнате, даже зале. Пол каменный, скорее всего мраморный. На длинном столе – компьютеры со светящимися экранами. Он слышал шорох вентиляторов, где-то, невидимый ему, пощелкивал телекс. Он старался не шевелить головой из-за невыносимой боли в левом виске. Вдруг за его спиной кто-то заговорил. Он хорошо знал этот голос.

– Апофеоз идиотизма, – сказал Альфред Хардерберг. – Человек совершает поступки, которые ни к чему хорошему привести не могут.

Валландер медленно повернулся и увидел Хардерберга. Тот улыбался. Как всегда, безупречно сшитый костюм, сверкающие черные туфли.

– Три минуты первого, – сказал Хардерберг. – Несколько минут назад кто-то пытался с вами связаться по рации. Кто, не знаю, да мне и не интересно. Могу только догадаться, что кто-то вас ждет. Поэтому предлагаю вам выполнить свой долг. Естественно, вы не будете подавать сигнал бедствия. Давайте перестанем заниматься глупостями.

Валландер нажал кнопку вызова. Анн Бритт ответила незамедлительно.

– Все в порядке, – сказал он. – Очередная связь через час.

– Ты нашел Стрёма? – спросила она.

Он не знал, что сказать. Повернувшись к Хардербергу, он с удивлением увидел, что тот ободряюще кивает.

– Да. Я его нашел. Следующий сеанс ровно в час.

Он положил рацию на диван.

– Женщина, – сказал Хардерберг. – Могу предположить, что она где-то поблизости. Мы, разумеется, могли бы ее найти, но не станем.

Валландер, сжав зубы, приподнялся на диване.

– Я пришел, чтобы сообщить вам, что вы подозреваетесь в совершении ряда тяжких преступлений, – сказал он.

Хардерберг задумчиво смотрел на него.

– Я пока откажусь от своего права на адвоката, – сказал он. – Продолжайте, комиссар Валландер.

– Вы подозреваетесь в соучастии в убийстве Густава Торстенссона и его сына Стена Торстенссона. Кроме того, вы подозреваетесь в соучастии в убийстве шефа вашей охраны Курта Стрёма. Далее следует попытка убийства секретаря адвокатской конторы фру Дюнер, а также покушение на мою жизнь и жизнь следователя полиции Анн Бритт Хёглунд. Есть и еще пункты обвинения, в частности загадочная смерть ревизора Ларса Бормана. Но этим будет заниматься прокурор.

Хардерберг не торопясь устроился в кресле:

– То есть, комиссар Валландер хочет сказать, что я арестован?

Валландер почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и снова опустился на диван:

– У меня нет формального постановления о вашем аресте. Но это ничего не меняет.

Хардерберг наклонился в кресле, легонько постукал себя кулаком по подбородку и снова выпрямился.

– Я облегчу вашу задачу, – сказал он. – Я признаюсь.

Валландер смотрел на него непонимающе.

– Вы совершенно правы, – сказал Хардерберг. – Я признаю себя виновным по всем пунктам.

– И в убийстве Ларса Бормана вы тоже признаетесь?

– Естественно.

Валландер почувствовал, что ему страшно. На этот раз чувство было еще более осязаемым, чем раньше, словно ледяные пальцы сдавили ему горло. Все шло не так, как он рассчитывал. Надо попытаться как можно скорее убраться из замка, пока не поздно.

Альфред Хардерберг внимательно смотрел на него, словно пытался проникнуть в ход его мыслей. Чтобы выиграть время и попытаться придумать, как незаметно дать понять Анн Бритт, что он попал в переделку, он говорил так, словно они сидели в комнате для допросов. Он так и не мог понять, куда клонит Хардерберг. Знал ли он с самого начала, что Валландер проник на территорию замка? Что сказал Курт, прежде чем его убили?

– Истина… – вдруг сказал Хардерберг, прервав его мысли. – Существует такое понятие в рядах шведской полиции?

– Это и есть наша работа, – ответил Валландер. – Отличать истину от лжи.

– Хороший ответ, – похвалил Хардерберг. – И все же неверный. Потому что абсолютной истины, так же как и абсолютной лжи, в природе не существует. Есть определенные соглашения, что считать истиной, а что ложью. Эти соглашения можно отстаивать и можно нарушать.

– Если кто-то берет в руки оружие и убивает другого человека, это не что иное, как истинный факт.

В голосе Хардерберга появились раздраженные нотки:

– Не стоит говорить банальности. Я ищу истину, которая лежит гораздо глубже.

– Для меня убийства хватает, – сказал Валландер. – Густав Торстенссон был адвокатом. Вы его убили. Попытка замаскировать убийство под аварию провалилась.

– Интересно, как вы догадались, что это была не авария?

– В грязи лежала ножка от стула. А в багажнике – стул без ножки. Причем багажник был заперт.

– И всего-то. Небрежность.

Хардерберг бросил негодующий взгляд в сторону двоих, прячущихся в тени.

– Почему? – спросил Валландер.

– Лояльность Густава Торстенссона начала давать сбои. Он стал замечать то, чего не должен был замечать… Мы иногда развлекаемся в замке тренировками в стрельбе. Мишенями служат куклы. Мы посадили такую куклу на дорогу. Он остановился – и умер.

– И таким образом вы укрепили его лояльность?

Хардерберг кивнул с отсутствующим видом, резко встал и подошел к экрану одного из компьютеров. По нему бежали ряды цифр. Валландер сначала подумал, что это курсы акций в какой-нибудь из стран мира, где уже наступил день. Но ведь сегодня воскресенье, а биржи в воскресенье закрыты. Что же это такое?

Хардерберг вернулся в кресло.

– Что касается сына, мы просто-напросто не могли определить, как много он знает. Мы держали его под наблюдением. Он посетил вас на Юланде – и опять же мы не знали, что он вам сказал. Или что он сказал Берте Дюнер. Вы сделали блестящий ход, комиссар Валландер. Но мы, конечно, сразу догадались, что вы хотите заставить нас поверить, что разрабатываете другую версию. Вы недооценили нас, и это меня обижает.

Валландера начало тошнить. Этот нечеловеческий холод, исходивший от человека в кресле… он никогда в своей жизни не встречался ни с чем подобным. И все-таки любопытство заставляло его спрашивать дальше.

– В машине Густава Торстенссона мы нашли пластмассовый контейнер. Я подозреваю, что его подменили в момент убийства.

– Зачем было его подменять?

– Наши техники утверждают, что в этом контейнере никогда ничего не хранилось. Но мы знаем, для чего используют такие контейнеры.

– Для чего же?

– Мы поменялись ролями, – сказал Валландер. – Вы задаете вопросы, а я на них отвечаю.

– Уже очень поздно. Почему бы не придать нашему разговору, который все равно ничего не значит, характер игры?

– Эта игра с убийствами, – сказал Валландер. – Такие контейнеры используются для хранения и транспортировки человеческих органов для трансплантации. А чтобы добыть эти органы, иногда прибегают к убийству.

На какую-то долю секунды Хардерберг замер. Это продолжалось лишь мгновение, но Валландер успел уловить его реакцию. Значит, и это тоже.

– Я делаю дела там, где можно получить выгоду, – медленно сказал Альфред Хардерберг. – Если есть рынок человеческих почек, я покупаю их и продаю. Это всего лишь пример.

– А откуда их берут, эти почки?

– У умерших.

– У убитых вами людей.

– Я никогда не занимался ничем другим, кроме купли и продажи, – терпеливо сказал Хардерберг. – Происхождение товара, попадающего в мои руки, меня не интересует. Я его просто не знаю.

Валландер растерялся.

– Думаю, я никогда не встречал людей, подобных вам, – наконец сказал он.

Хардерберг резко наклонился к нему.

– А вот тут вы солгали, комиссар, – сказал он. – Потому что вы прекрасно знаете, что мы есть. И я даже уверен, что в глубине души вы мне завидуете.