Дмитрий Серебряков - Фабрика звезд по-русски

— Кормит. Не шикую, но на хлеб хватает.

— С маслом?

— Бывает и масло. У тебя время есть? Надо встретиться поболтать. Хлеб и масло мои. Идет?

Встретились днем в маленьком частном ресторане, коих расплодилось по Москве немало. Поболтали о том, о сём. Недорого и вкусно пообедали. Уже за кофе Совин задал интересующий его вопрос. Потом ещё один, потом ещё… Разговаривали долго. И узнал Совин немало…

Стас постоянно выпасался на различных тусовках, бывающих в московских клубах чуть ли не ежедневно. Всю шоу-братию знал в лицо. Перо у него было хорошее, человеком он был не злым, не скандальным, не болтливым. И оттого был принят практически везде, напоен, накормлен, подпитан информацией, иногда весьма конфиденциального свойства.

Но никогда Стас без разрешения эту информацию не использовал. А знал он действительно много. Характеристики людям давал короткие, ёмкие и меткие. Совину доверял и при встречах частенько рассказывал любопытные истории о поп-звёздах и поп-звёздочках.

— Лена Мосина? Ты знаешь, по-моему, она девка неплохая. Только какая-то пришибленная. Да у Виталика не попрыгаешь. Серьёзный мужик! И она делает всё, что он скажет. Но своё дело он знает туго. Он же её раскрутил. Толстый, а прыти у него, как у кузнечика.

— Толстый? — удивился Совин. Он и предположить не мог, что разыскивать Толстого, а он не знал даже, с чего начинать, ему просто не придётся.

— Ну да. Некий Виталий Петрович Клевцов. За глаза его все Толстым зовут. Мужику лет тридцать. Умница — дай Бог каждому. Но и сволочь — не дай Бог. Маму родную продаст. Если предложат хорошие деньги.

— А кто он такой? Откуда вылез?

— Понятия не имею. Сам из Москвы. Начал появляться на тусовках года полтора-два назад. Услуги разные оказывал то одному, то другому. Потихоньку стал для тусовки своим. Потом где-то Лену откопал. А как Марина Снегирева погибла, Лена и начала петь ее песни.

— Он о Марине Снегиревой что-нибудь говорил?

— Говорил о какой-то удивительно талантливой девушке. Где-то в провинции откопал. Обещал вывести её на эстраду и поразить всех. Я думаю, что это и была Снегирева. Хотя фамилии этой Толстый никогда не называл. Снегирева погибла, но он и Лену нормально раскрутил. Я думаю, он такие бабки сейчас срубил, какие нам с тобой и в страшном сне не приснятся. И ещё срубит, будь уверен. Лена сейчас только на взлёте. Её время впереди.

— Слушай, Стас, а с этим Толстым все чисто?

— Не знаю. С такими денежными делами по определению всё чисто быть не, может. Но я ничего такого не слышал. Была, правда, одна история. Мальчишка молодой появился. Говорили, что стишки пописывает. Тоже пытается пробиться в поэты-песенники.

— Почему «тоже»?

— Да таких вокруг поп-звезд знаешь сколько крутится? Сто тысяч штук на одну звезду. А этот пацан с Толстым на тусовках частенько встречался. А потом внезапно пропал. Поговаривали — убили его. Причем глупо, на улице. Шпана какая-то. Забили насмерть. Их так и не нашли.

— И каким боком тут Толстый?

— В общем, никаким. Но ты спросил — я ответил.

— Понятно. А как того парня звали?

— Да хрен его знает.

— А узнать можешь?

— Поспрашиваю. Позвонишь через пару дней. А что это ты вдруг тусовкой интересуешься? Ты ведь этих ребят терпеть не можешь.

— Да как тебе сказать, есть интерес…

— Не хочешь — не говори. Твои дела.

— Да нет никаких дел, Стас. Или пока нет. Короче, если что-нибудь будет, ты узнаешь первым. И вот ещё что: ты мужик не трепливый, не надо про наш разговор никому рассказывать.

— Ну, Совин, ты прямо Шерлок Холмс! Ладно. Никому ничего говорить не буду. Мне оно ни к чему. Но насчет того, что если что-нибудь будет — помни: ты обещал. Давай плати да пошли. Мне ещё в редакцию надо.

— Ага. Я тебя хлебом кормлю. И, заметь, с маслом. А ты меня баснями, как того соловья.

— Честный бартер. Не при деньгах я сегодня. Следующий обед за мной…

— Так я через пару дней звякну?

— Звони. Пока. Я побежал.

Стас сел в свой потрепанный «москвич», который непонятно почему называл «зинзибаром». Совин давно хотел спросить о причинах такого странного имени и постоянно забывал. Забыл и сейчас. «Зинзибар» яростно зачихал, взревел и уехал, выхлопом из трубы подняв в воздух этикетку от портвейна. Грязновата была столица, грязновата…

Совин выключил диктофон, закурил и пошёл к остановке троллейбуса.

Всё. Точка. Разговор со Стасом был занесен в компьютер. Дмитрий потянулся до хруста в спине, встал из-за стола и подошёл к окну. Дома все же было лучше, чем на работе, привычнее, уютнее.

Сумерки ложились на огромный город. В домах уже зажигались огни. Во дворе со страшным звоном мальчишки гоняли палками банку из-под какого-то импортного напитка. В унисон звону за спиной Совина телевизор посоветовал хозяину «пить легенду». «Сам пей», — отозвался Совин. «Не дай себе засохнуть», — настаивал телевизор. «И то», — согласился Дмитрий, включил газ и поставил на огонь чайник. Телевизор не унимался и начал женским голосом рассказывать о молодых людях, которых можно встретить где угодно и которые ничем, кроме жвачки, не питаются. Этого профессионал-текстовик, или, на западный манер, копирайтер, Совин вынести уже не смог и выключил звук.

До того как прийти домой, Совин часа три сидел в засаде. То есть надел солнцезащитные очки и занял позицию на лавочке у одного из подъездов соседнего дома. Достаточно далеко, чтобы взгляд наблюдателя не смог его сразу обнаружить. И достаточно близко, чтобы иметь возможность наблюдать за своим подъездом. Огромный двор был одним на четыре панельные девятиэтажки, стоявшие лицом друг к другу. В центре двора — вытоптанный кусок земли с парой десятков чахлых невысоких деревьев. Здесь обычно гуляли дети и собаки из всех четырех домов. У подъездов кое-где росли редкие кустики. Породу их Совин определить не брался. Под прикрытием одного такого кустика он и сидел, внимательно разглядывая входящих и выходящих из его подъезда людей.

Разглядывая, Совин пытался вспомнить, как вели наружное наблюдение герои знакомых ему детективных романов. Для начала — отсекали, исключали из зоны внимания тех, кто врагом явно быть не мог. Дмитрий прикинул, что в его случае таковыми лицами являются женщины и дети, и начал стараться не обращать на них внимания. Получалось не очень, но стало проще концентрироваться на других, тех, кто врагом быть мог, — на мужчинах. Старики отпадали. Он начал искать во дворе тех, кто не был занят делом или прикидывался, будто что-нибудь делает. Таковых вроде бы не оказалось. В машинах никто не сидел, газет и журналов никто не читал. Не было мужчин, сокрушенно поглядывающих на часы. Похоже, что Совина никто не ждал. «Не пас», как иногда выражались герои детективов.

Время было дневное, а преступники, как известно, любят творить свои черные дела в темное время суток.

Но в современной России могли запросто пристрелить и днём.

Сделав это вполне логичное, хотя и не блестящее умозаключение, Дмитрий решился все-таки идти домой. Не век же здесь сидеть. Да и входить в подъезд лучше днем, а не вечером — лампочки давным-давно были побиты резвящейся молодежью или вывернуты малоимущими, остро нуждающимися в освещении.

К счастью, никто не ждал его и в подъезде. На малоквалифицированный взгляд Совица дверь в квартиру тоже не вскрывали.

В квартире присутствия чужих людей не чувствовалось…

Вскипел чай. Совин налил половину кружки, взял сахар и сел в кресло. Нажав кнопку на пульте, прибавил громкости телевизора. На НТВ начинались новости, одна из немногих программ, которые Дмитрий старался не пропускать. День заканчивался.

Дмитрий ещё раз осмотрел разложенные на столе устройства и хмыкнул: «Забавные штучки!»

Эти «штучки» он приобрел сегодня утром в одной из фирм, торгующей средствами самозащиты и безопасности. Изрядно потратился, конечно, но здоровье дороже. От всех опасностей эти устройства не спасут, но в трудную минуту кое в чем помогут.

Смешная, казалось бы, вещь — пневматический пистолет «вальтер». Но, во-первых, точная копия настоящего, а во-вторых, в глаз человеку попадешь — убьёшь сразу. А в лоб — и кровь пустишь, и ошарашишь как следует. Есть, конечно, шанс, что в ответ в тебя пальнут из настоящего пистолета, но в положении Дмитрия этот шанс и так присутствует. Так уж лучше иметь хоть что-то, напоминающее боевое оружие, чем ничего не иметь вовсе.

Противник — он тоже человек. Тоже жить хочет. Глядишь, и испугается, не полезет. Исполнители недавнего конфликта в подъезде — люди, скорее всего, нанятые. И характер работы таков, что за нее много не платят. А значит, и погибать за какого-то дядю им вряд ли захочется. Хлипкие рассуждения, но что-то в них есть. И хоть отчасти успокаивают.