Элизабет Питерс - Седьмой грешник

The Seventh Sinner

Джин так никогда и не забыла свою первую встречу с Жаклин Кирби. Еще долгие годы, вспоминая, как это было, Джин краснела до корней волос. И действительно, знакомство, начавшееся с нападения и чуть ли не оскорбления действием, пусть и без злого умысла, трудно назвать благопристойным.

Конечно, кое-какие оправдания у Джин были. Все то утро она работала в институтской библиотеке, или, по крайней мере, заставляла себя работать. Но ее постоянно что-то отвлекало. Во-первых — городской шум, автомобильные гудки, доносящиеся из-за стен, уставленных пыльными стеллажами с книгами. Все восхищаются Парижем в апреле, но май в Риме так обворожителен, что не даст углубиться в занятия даже самому усердному студенту. Город Микеланджело и dolce vita[1], столица папства и цезарей — все это, смотря по тому, что вас интересует, вы найдете в разных уголках Рима. Аспирантская стипендия, которую Джин получила в одном из самых известных в мире институтов искусств и археологии, не могла в то погожее весеннее утро заслонить для нее Рим, а голос долга никак не мог сравниться с воском, которым Улисс затыкал себе уши, чтобы не слышать пения сирен.

Другим отвлекающим фактором был Майкл, и хотя он не производил на нее столь ошеломляющего впечатления, как этот город, зато он все время был рядом. Майклу тоже надлежало работать, но чувством долга он пренебрегал так же, как и уходом за своими лохматыми каштановыми волосами, которые доходили ему до плеч. Он в нетерпении слонялся среди стеллажей, поглядывая на Джин в просветы между книгами, и старался присоединиться к ней всякий раз, как только она оказывалась где-нибудь в укромном уголке.

С трудом переводя дыхание после одной из таких встреч, растрепавшаяся Джин не могла не признаться самой себе, что она вовсе не стремится избежать этих столкновений, хотя и следовало. Ведь Майкл сразу оставил бы ее в покое — достаточно было удалиться к себе в кабинет и закрыть дверь. Тесная клетушка без окон, отведенная аспиранту-стипендиату для занятий, была обставлена по-спартански — только стол, стул да две книжные полки. И хотя вверху двери были стеклянные, они играли ту же роль, что и дубовые двери в студенческом общежитии Оксфорда: если дверь закрыта, значит, обитатель комнаты не желает, чтобы его беспокоили, и потревожить его можно только в случае пожара или восстания, охватившего весь город.

Пока Джин в задумчивости медлила возле своей двери, Майкл снова поймал ее. Его рука обвилась вокруг ее талии, и Джин, вздрогнув, пришла в себя и обнаружила, что ее недисциплинированное тело вовсе не протестует. Она отстранилась. Не хватало только, чтобы за этим занятием их застал один из членов комитета, ведь через две недели состоится заседание, где будут решать, кому из аспирантов возобновить грант на следующий год!

— Ладно... — раздраженно прошипела она. — Сдаюсь... Нет, черт побери... Я хотела сказать: «Давай-ка уберемся отсюда».

Джин так и не поняла, кто из них был повинен в катастрофе. Полы институтских коридоров блистали великолепным полированным мрамором. Выйдя из библиотеки, Джин увидела, что в коридоре нет ни души, перед ней словно открылась длинная заснеженная дорога, сверкавшая, как лед, и такая же скользкая. Она не смогла удержаться от искушения и пустилась бегом, а Майкл с восторгом бросился за ней.

Они вместе завернули за угол. И тут перед Джин мелькнуло чье-то лицо, открывшийся от испуга рот, беспорядочно вскинувшиеся в страхе руки, раздался сдавленный крик и глухой удар. Они с Майклом каким-то образом сумели остановиться и удержались на ногах, уставившись на неподвижное тело, распростертое на полу.

— Господи! — с чувством воскликнул Майкл. — Никак умерла?

Сбитая с ног женщина и впрямь признаков жизни не подавала. Джин в последнее время видела эту особу в библиотеке, но интереса к ней не почувствовала и равнодушно отнесла ее к числу летних посетителей. Наверное, она была учительницей или занималась научной работой. Как правило, на ней были строгие, хорошо сидящие платья и очки в роговой оправе, волосы она собирала в чопорный узел на затылке.

Сейчас, распластанная на полу, она выглядела совсем иначе. При падении она выронила большую сумку, и ее содержимое усеяло пол на несколько ярдов вокруг, казалось, здесь пронесся мини-ураган. Скромная юбка, обычно закрывавшая колени, задралась и обнажила ноги, при виде которых Майкл восхищенно присвистнул. Солнечный луч падал на плечи и лицо женщины, оно выглядело строгим и мертвенно-бледным — высокие скулы, решительный подбородок длинные, изогнутые губы, напоминавшие рот античной греческой статуи. Особенно красивы были волосы. От падения прическа рассыпалась, и казалось, что лицо женщины обрамляет расплавленная бронза, отливающая янтарем.

— Неужели мы ее убили? — спросил Майкл.

— Не смеши... Надеюсь, что нет.

Внезапно глаза пострадавшей широко открылись, открылись сразу, никакого трепета век Джин не заметила. Глаза были ясные и зеленые — необычного для глаз цвета — и казались прозрачными, словно морская вода. Взгляд сосредоточился на Джин, в нем ясно читалась откровенная недоброжелательность, и это было тем более пугающим, что само лицо оставалось совершенно спокойным.

Сжатые губы слегка шевельнулись.

— Еще и это, о Господи! — грустно произнесла женщина.

Джин, сначала с ужасом подумавшая, что у женщины не иначе как сотрясение мозга, теперь отказалась от этого диагноза. Но ясно, какое-то повреждение мозга все-таки налицо. Джин опустилась на колени.

— Старайтесь не разговаривать, — стала убеждать она женщину. — И не двигайтесь. Вы ничего себе не сломали? Может быть?..

— Я сломала?! — Она перевела сердитые зеленые глаза на Майкла, переминавшегося с ноги на ногу. — А двигаться я и не собираюсь. Могу лежать так хоть до позднего вечера. Похоже, это самое безопасное место. Если только здесь не ходят по трупам.

Джин присела на корточки.

— По-моему, вы в порядке.

— В полном. Не могу сказать, что мне хорошо, но я чувствую себя не хуже, чем обычно... Я всегда так изъясняюсь. А вы кто?

— Джин Сатмен, Майкл Кэзи, — ответил Майкл. — Может быть, помочь вам встать?

— Нет, — отчетливо проговорила жертва.

Майкл сел на пол.

— А вас как зовут? — спросил он светским тоном.

— Жаклин Кирби.

— Тогда привет!

— Привет!

Джин перевела глаза с Майкла, сидевшего на полу скрестив ноги, подобно индусскому факиру, на Жаклин, все еще распростертую на мраморе и, по-видимому, решившую оставаться в таком положении до скончания века, и расхохоталась. Жаклин и Майкл неодобрительно смотрели на нее, и, глядя на их кислые физиономии, она заливалась смехом еще сильнее. Наконец, когда она успокоилась, Жаклин сурово сказала:

— Если вы кончили смеяться, не могли бы вы собрать мои вещи?

— Ну конечно, — ответила Джин и мягко добавила: — Может быть, вы все-таки подниметесь на ноги, мисс... или миссис... или доктор... если не возражаете.

— Учитывая непринужденность нашей встречи, можете называть меня просто Жаклин. Почему вы настаиваете, чтобы я встала? Мне очень удобно.

— Ей все равно, удобно вам или нет, — спокойно пояснил Майкл. — Она просто спешит удалить следы своего преступления, прежде чем мимо пройдет кто-либо из начальства. Ведь совсем скоро состоится собрание, на котором будут решать, кто из нас получит стипендию на будущий год.

— Ах вот оно что, — задумчиво сказала Жаклин.

Джин, которая, усердно ползая по полу, уже подобрала пудреницу, ручки, почтовые открытки и маленькую бутылочку — как потом оказалось, с мятной настойкой, резко выпрямилась.

— Это звучит как шантаж, — заметила она. — Вы же не собираетесь... Не так ли?

— Боюсь, что нет, — с сожалением ответила Жаклин. — Ну ладно. Можете помочь мне, Майкл.

Майкл стал ее поднимать, бросив последний оценивающий взгляд на длинные ноги. Жаклин это заметила и мягко отстранилась от Майкла, который, как бы желая счистить с нее пыль, поглаживал ее по спине.

— Спасибо вам. Спасибо за все... — сказала она. — Представление закончено. Пора снова стать самой собой.

Жаклин собрала пламенеющие волосы, рассыпавшиеся по спине, и стала закручивать их в узел.

— Зачем вы это делаете? — возмутился Майкл. — Пусть бы они падали, как им вздумается. У вас очень красивые волосы, леди.

— Знаю, — холодно ответила Жаклин. — Это единственное, чем я могу гордиться, но распущенные волосы не вяжутся с моим теперешним обликом. Джин, вы нашли мои шпильки?

— Вот они.

Жаклин сунула шпильки в копну волос, похоже, наугад, но тяжелый узел, как ни странно, укрепился на месте. Джин поднялась с полу и протянула Жаклин сумку.

— А пластыри? — сказала Жаклин. — Вон же они — за горшком с пальмой. — И добавила: — А под бюстом Аристотеля тюбик с леденцами.