Елена Логунова - Наследница Шахерезады

© Логунова Е., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

23 января, 18.15

Из динамиков потекли волшебные звуки вальса Штрауса.

– Парампампампам! Пам-пам! Пам-пам! Опаздываем! Минут! На два… – Мой внутренний голос зачастил, машинально стараясь попасть в такт музыке. – Парампампампам… Пампампам! Не успе! Ю пе! Ресесть! Парарарарам!!!

Бравурный аккорд ознаменовал посадку, пассажиры в салоне лайнера зааплодировали.

Я беззвучно выругалась.

На стыковку в Вене у меня было тридцать минут, осталось десять. За окошком виден был подкативший автобус, значит, пассажиров не выпустят по «рукаву» и я совершенно точно не успею на рейс в Прагу, парампампам его так распарампампампам!

Бортовое радио металлизированным голосом фройляйн стюардессы озвучило объявление на языке Шиллера и Гете, которого я не знаю, но чуткое ухо дипломированного филолога уловило слово «Прааг».

Что, что там про Прагу?!

– Пассажиры, следующие транзитными рейсами в Прагу, Париж и Брюссель, подойдите к представителю аэропорта у трапа, – повторила железная фройляйн по-английски.

Язык Шекспира и Диккенса я знаю слабо и разговариваю на нем с монголо-татарским акцентом и только в случае крайней необходимости, предпочитая лишний раз не позориться. Но понимаю почти все, как та собака из анекдота.

«Фас! – отдал мне мой внутренний голос команду, понятную любой собаке. – Взять этого представителя аэропорта!»

Я энергично протолкалась к выходу, некультурно вонзая локти в бока куда менее торопливых пассажиров и автоматически извиняясь на разных языках:

– Сорри… Простите… Извините, пшепрашам, меа кульпа, миль пардон, мадамы и господамы!

Что-то не то я говорила, но меня тоже нужно было понять и простить – я ужасно нервничала.

Фройляйн проводница любезно мне улыбнулась. Я подарила ей незабываемый сверкающий оскал в стиле «вампиреныш на тропе войны» и с грохотом скатилась по ступенькам трапа к сотруднику аэропорта – тетеньке в оранжевом жилете.

На моей родине такие яркие апельсиновые тужурки носят дорожные рабочие, но австрийская тетенька держала в руках не совковую лопату, а планшет с трепещущей бумажкой. Свободной рукой она направляла в микроавтобус тех пассажиров, которые знали пароль: «Прага», «Париж», «Брюссель».

– Прага! – гаркнула я, стукнув себя в грудь кулаком с зажатым в нем посадочным талоном.

Тетенька кивнула, оторвала от моего талона купон и подтолкнула меня к микроавтобусу.

Фу-у-у-уххх… Глядишь, еще успею!

Дяденька, на полу пальто которого я приземлилась в машине, вежливо пробурчал мне что-то успокаивающее, я слабо улыбнулась и мысленно призвала тетку в жилетке поторопиться. Наконец она уловила мои нервические телепатемы, запрыгнула за руль, и микроавтобус резво помчался к зданию аэровокзала.

– Парампампампам, пам-пам, пам-пам, – нервными часиками затикал мой внутренний голос, пока я гипнотизировала напряженным взглядом приближающиеся раздвижные двери.

– Паспортный контроль, – объяснила оранжевая тетя, подводя нашу маленькую группу опаздывающих торопыг к пограничной будке на две каморки.

В одной сидела женщина, в другой мужчина.

«К мужику иди, они к бабам добрее», – торопливо посоветовал мне внутренний голос.

Как будто я этого не знала!

Я когда-то работала в школе, где коллектив почти сплошь женский, и прекрасно знаю, как нетерпимы друг к другу дамы. Единственный случай, когда я предпочитаю обращаться за помощью не к мужчине, а к женщине, – визит к гинекологу.

В данном случае раздевание мне вроде бы не грозило, и я смело протянула свою краснокожую российскую паспортину молодому человеку в форме.

Роковая ошибка!

Я успела подумать, что у служивого чуткие пальцы пианиста и неприятно въедливый взгляд троллейбусного контролера, и тут же услышала:

– Ихь пасс ист нихт гюльтиг!

«Какой, на фиг, гульфик?!» – сварливо озадачился мой внутренний голос.

А я, кажется, внезапно стала понимать немецкий!

– Как это – паспорт недействителен? Он до четвертого февраля! – парировала я по-русски, тыча пальцем в соответствующие циферки в документе.

Полицай-пианист-контролер покачал головой:

– Драй монате!

«Какие, на фиг, манатки?!» – запаниковал мой внутренний голос, ни разу не шпрехен зи дойч.

А я поняла: въедливый юноша обнаружил, что мой загранпаспорт заканчивается раньше чем через три месяца.

По правде говоря, он заканчивался куда раньше чем через три месяца – уже через неделю после моего возвращения из поездки. Но визу-то мне дали, значит, это не такое уж важное условие!

Во всяком случае, в турагентстве, которое срочно за немалые денежки сделало мне эту визу, меня уверяли, что проблем со въездом в Шенгенскую зону у меня не возникнет.

– Но у меня же есть виза, вот!

Я ловко перевернула страничку и продемонстрировала въедливому юноше зелененькую нашлепку за подписью атташе Константиноса Ксенидиса.

Ну да, это атташе консульства Греции, но какая разница? Шенгенская виза есть шенгенская виза, уверяли меня в турагентстве.

– Гречиш визум? Унмёглих! – Несговорчивый полицейский не перестал мотать головой, при этом амплитуда качаний заметно увеличилась. – Нихт! Нихт!

«Правильно в Австрии обращаются к местным полицейским – «хер полицай», очень подходит им это ругательное название!» – злобно молвил мой внутренний голос.

– Хер полицай! – сказала я с чувством. – Ай маст ту би ин Праг! Ит из вери, вери импотент!

– Нихт!

«Вот же импотент чертов», – выругался мой внутренний голос.

Хер полицай добавил к упражнению для шейного отдела позвоночника взмах рукой, и нетерпеливо дожидавшаяся меня тетя в жилете поспешно убежала.

Раздвижные двери сомкнулись за ней и группой счастливцев, благополучно продолжающих свои путешествия.

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – напророчил мой внутренний голос.

Въедливый полицейский юноша покинул свою кабинку и поманил меня за собой.

«А ведь говорили тебе, что ничего хорошего из этой затеи не получится», – хныкал мой внутренний голос, пока я брела за полицейским юношей секретными тропами, где не ступала нога добропорядочного пассажира.

Мы пришли в помещение, где было довольно много народа: с десяток граждан в пестрых одеждах с чемоданами и детьми – и человек пять в такой же черной форме, как у моего сопровождающего.

«Это кутузка?!» – ужаснулся мой внутренний голос.

– Всего лишь полицейский участок, – пробормотала я, тщетно стараясь успокоиться.

В полицейском участке – или как называется это милое место? – меня приземлили на свободный стульчик. Рядом резвились детишки – девочка в розовом балахоне и мальчик в спортивном костюме и странном головном уборе из платка или шарфа, свернутого в тугую шапочку с узлом-помпоном на макушке.

Интересно, что это за этнический чепец?

– О своей голове подумай, идиотка! Требуй адвоката! – сварливо посоветовал внутренний голос.

– Какого адвоката? Нет у меня никакого адвоката! – сердито прошептала я.

– А зря! – припечатал внутренний голос.

Тут я с ним поспорить не могла, адвокат бы мне сейчас весьма пригодился.

Мысленно я просмотрела списки друзей и знакомых, но адвоката вспомнила всего одного. Это мой бывший одноклассник, безответная любовь моих школьных лет, ныне скучноватый лысоватый доктор юридических наук, проживающий в далекой Тюмени. Сомневаюсь, что он с готовностью придет мне на помощь за тридевять земель в… (тут я посмотрела на часы) половине седьмого вечера по венскому времени. В Тюмени-то уже глухая ночь!

Я опять посмотрела на часы: ох, уже без четверти семь!

Последний на сегодня рейс на Прагу улетает через час, и не похоже, чтобы со мной на борту!

23 января, 18.15

«Плох тот стажер, который не мечтает стать генералом», – регулярно внушала Якобу Шперлингу его любящая муттер.

До того, как ее единственный сын поступил на службу в полицию, фрау Шперлинг внушала отпрыску, что плох тот школьник, который не мечтает стать профессором, и тот музыкант, который не мечтает концертировать с Венским филармоническим оркестром, однако в искусстве и науке карьера у Якоба не сложилась. Не хватило усидчивости, дотошности и похвального внимания к мельчайшим деталям, а также объема памяти, в которую упорно не помещались просторные скучные тексты и нотные партитуры.

Увы, и до высокого генеральского звания стажеру Шперлингу было почти так же далеко, как до полной луны, каковую он и созерцал рассеянным взором поверх монитора в окне над летным полем.

Желтый круг ночного светила то и дело пересекали темные силуэты взлетающих лайнеров. Якоб Шперлинг мечтал вознестись к высотам власти столь же стремительно и неудержимо, как самолет. Он даже придумал уже, каким образом может ускорить свой подъем на следующую ступеньку карьерной лестницы: поймать шпиона или обезвредить террориста – всего-то делов!