Людмила Милевская - Выстрел в чепчик

В общем, Маруся набирала вес, а все мы, ее друзья, с гнетущей тревогой обсуждали эту проблему, все больше и больше приходя к выводу, что из косметической проблема выросла в социальную и надо срочно что-то делать. Строились даже версии рискованно циничные.

Роза, к примеру, героически предложила отбить у Маруси Ивана Федоровича. Все напомнили ей, что она замужем за Пупсом и может пострадать ее семейная карьера, но Роза с пафосом сообщила, что ради подруги она готова на все, тем более что Иван Федорович ей не так неприятен, как всем остальным.

— Я готова начать действовать! — заявила Роза.

И все представили, что с ней будет, когда Маруся узнает об этих замыслах. Кстати, друзья наши, несмотря на природную вредность, об этом плане Марусе не сообщили до сих пор. Никто не пошел на убийство. Никто не пошел и на самоубийство и не решился Ивана Федоровича соблазнять, как предлагала Роза.

Слава богу, до этого дело не дошло, потому что Иван Федорович неожиданно посередине полнейшего счастья вдруг перестал кричать: «А щеки! Щеки!»

Перестал он их и кусать, а потом и вовсе стал задумчив.

И вот тут-то случилась вторая трагедия — Маруся начала худеть. Учитывая набранную ею массу, это было поначалу не так заметно, как ей хотелось бы, но когда мы поняли, что происходит, — ужаснулись. Никто не помнил Марусю худой, как не помнил никто, была ли она когда-нибудь худой вообще. Все сразу стали говорить, что худеть Марусе нельзя.

— Этак и я растолстею, — выразила опасения Тося. — Раньше, глядя на Марусю, я приходила в ужас, который избавлял меня от аппетита, а теперь как же?

От кого я буду в ужас приходить?

— С этим не будет проблем, — заверила Тосю Роза. — Почаще смотрись в зеркало, и ужас тебе обеспечен, а вот Марусю надо спасать. Окружим ее заботой, повиснем на этом Иване Федоровиче и не дадим ему уйти из семьи.

И мы набросились на худеющую Марусю. Пока спасали Марусю, Иван Федорович и вовсе исчез. Горе Маруси обрело такую силу, что внезапно прорезался дивный аппетит, с которым Маруся и начала есть.

Преимущественно мои бутерброды с балыком. Поскольку с тех пор, как исчез Иван Федорович, Маруся практически не выходила из моей кухни, у меня возникли проблемы, несопоставимые с горем Маруси, — над моей семьей навис голод. Евгений не успевал набивать продуктами холодильник.

— Кстати, куда делись бутерброды? — возмутилась Маруся, запихивая в рот последний.

— Разве не знаешь? — изумилась я. — Ты их съела.

Все. До одного.

— Правда? — удивилась Маруся. — Ну…

Она на секунду замялась, видимо, это как раз то время, которое понадобилось для победы ее жадности над ее же совестью.

— Ну сделай еще бутербродов, — продолжила Маруся. — Я прямо вся чего-то нервничаю.

— Балыка больше нет, — отрезала я.

— Да? Нет балыка? — удивилась Маруся, будто это нормально, когда человек каждый день покупает по килограмму балыка.

Женька ругается, говорит, что продавщицы уже косо смотрят на него.

— Нет балыка?.. Нет балыка?.. — обиженно мямлила Маруся.

Легко понять ее горе.

— У меня — нет, — заверила я. — Но зато сколько хочешь есть в магазине. Если приспичило, можешь сходить. Это совсем рядом.

— Ну, порежь там еще чего-нибудь, раз нет балыка, — словно вмиг потеряв слух, небрежно бросила Маруся.

— Чего? — теряя остатки терпения, спросила я.

— Ну колбаски там московской или ветчинки.

— Маруся, у меня нет ничего, — рассвирепела я. — Ты знаешь, я не жадная, но ты уже неделю от меня не выходишь, и почему-то все время тебя тянет на деликатесы. Раз такой аппетит, лопай все подряд. Хочешь, дам манной каши?

Маруся отшатнулась и воскликнула с глубоким отвращением:

— Нет, нет! Каши не надо, я полнею от нее.

— А от жирного балыка, значит, не полнеешь.

— Я не виновата, старушка, что у меня от нервов аппетит, — принялась оправдываться Маруся. — Так много горя у меня и так мало радости, — добавила она, кивая на мой холодильник.

Мне стало стыдно. Пришлось послать бабу Раю за балыком.

— Что-то не пойму, — сказала я, когда баба Рая принесла балык и были готовы бутерброды. — Ты сейчас что, худеешь или полнеешь?

— Когда нервничаю, могу жрать сколько угодно и все равно худею, — заверила меня Маруся, меча в рот сразу два бутерброда. — Так ты поедешь к его бабе или не поедешь?

— Об этом не может быть и речи, — рассердилась я. — Нет на свете такого мужика, за которым стоило бы бегать. Я тебя, Маруся, не узнаю. Что ты раскисла?

Только и разговоров, что об этом… Тьфу! Даже говорить не хочу о ком. У тебя что, дел нет больше?

Маруся опешила:

— А чем бы занялась на моем месте ты?

— На твоем месте? — Я задумалась. — Поменяла бы мебель в спальной, твоя уже никуда не годится, а раз ты свободна, теперь все может быть, вполне может случиться новый жених. Слушай, я на днях видела такой роскошный гарнитур! Передать не могу. Белый. Весь белый. Белый шкаф, белая кровать, белый туалетный столик и даже пуфик белый.

— Белый цвет меня полнит, — вздохнула Маруся.

— Но ты же худеешь!..

— Не всегда же будет так. Вот Ваня вернется, и снова начну толстеть.

Я хотела рассердиться, но не успела — раздался телефонный звонок. Это была Роза. Она так бойко защебетала своим высоким тонким голоском, что у меня зазвенело в ушах.

Роза говорила долго, но так долго не могла молчать Маруся. Пришлось ее немного развлечь.

— Это Роза, — шепнула я, прикрыв трубку.

— Что ей надо?

— Понять не могу, она очень возбуждена, кричит про какое-то горе…

Маруся пришла в изумление:

— Горе? У Розы?

— Ну да, а что здесь такого?

— Да она же гинеколог.

— И что из того?

— Вот если бы я была гинекологом, — сразу же размечталась Маруся, — то сидела бы себе в джакузи и в потолок поплевывала, ну прямо вся и поплевывала бы.

Признаться, я понять не могла, в чем здесь причина.

Чем гинеколог отличается от прочих людей и почему он может поплевывать в потолок, а Маруся нет — я этого совсем не поняла, но выяснять было некогда.

Роза требовала, чтобы я срочно к ней приехала.

— Срочно! Срочно! — кричала Роза.

— Срочно не могу, у меня Маруся горем убивается, — призналась я.

— Ничего страшного, — сказала Роза. — Вези и ее, убьется у меня, здесь ничем не хуже.

Я посмотрела на Марусю, которая, рискованно качнув табурет, прямо всей собой пыталась постигнуть смысл происходящего, из чего, естественно, ее больше всего интересовало то, что она слышать не могла.

— Поедешь со мной к Розе? — спросила я.

— А что? Что у нее? — сразу же возбудилась Маруся.

И тут же, уже плохо владея собой, она вырвала из моих рук трубку и завопила так, будто собиралась докричаться до Розы без всякой телефонной связи.

— Роза! Роза! — вопила она. — Что?! Что?! Говори быстрей, а то я прямо вся сейчас упаду!

Угроза, видимо, подействовала на нашу умную Розу, потому что она мгновенно что-то сказала, после чего Маруся, вскочившая до этого со своего табурета в порыве завладеть трубкой, тут же обратно на табурет и осела.

— Розу пытались убить, — промычала Маруся, капая крупными слезами прямо в свое декольте.

Мы запрыгнули в «жигуленок» Маруси и помчались к Розе. Для такого события (не могу не отметить) Роза держалась молодцом, чего никак нельзя было сказать о Марусе, которая выла ну просто неприлично. Из-за ее воя я ничего не могла толком понять и в конце концов разозлилась.

— Маруся, — закричала я, — ну что ты воешь? Это же не бразильский сериал, которыми ты окончательно расшатала свои нервы, это жизнь, и выть здесь некогда и даже опасно. Здесь надо вовремя свою задницу убирать из-под чужих зубов.

Маруся мне ничего не ответила, а Роза, с завистью глядя на Марусю, сказала:

— Если бы у меня были ее размеры, я бы тоже выла, потому что такую задницу уже даже можно и не убирать. Будь у меня такая задница, — размечталась Роза, — я бы вышла замуж за богатого азербайджанца или армянина, сидела бы себе в джакузи и в потолок поплевывала бы, а не таскалась бы каждый день на работу в это опротивевшее мне отделение гинекологии.

Маруся от удивления выть перестала и предприняла немало усилий, чтобы обратить наконец свое пристальное внимание на предмет, который вверг в зависть нашу добрую Розу.

Пока Маруся мучилась от любопытства, я с укором посмотрела на Розу. С укором, потому что Роза свою работу очень любила и не променяла бы ее ни на какого богатого армянина с джакузи. К тому же Роза была маленькая, и ее зависть к Марусе была мне просто непонятна, нет, не потому, что задница Маруси плоха, вовсе нет, а потому, что Роза для задницы Маруси была маловата.

«Это черт знает что такое! — внутренне вдруг возмутилась я. — О чем думаю, когда нашу Розу совсем недавно пытались убить!»

— Роза, — закричала я, пользуясь отсутствием Марусиного воя, — расскажи же мне наконец, что с тобой произошло? Неужели тебя и в самом деле пытались убить?