Евгения Изюмова - Помоги себе сам!

И вот наступил момент, когда Галка стала почти взрослой, то есть окончила одиннадцатый класс и получила, естественно, аттестат о среднем образовании. В знак своего, так сказать, совершеннолетия, она категорически запретила матери идти на выпускной вечер, который их класс решил отметить в ресторане. Анна вздохнула, выделила из своего скромного бюджета нужную сумму, скрепя сердце отпустила дочь праздновать, однако ведь и она жаждала отметить такое великое событие и кликнула нас на девишник.

Время близилось к полуночи, мы уже давным-давно распили бутылку вина, съели все закуски, просмотрели все телепередачи, а Галки не было.

Светочка, самая тощенькая, кстати, бездетная женщина, уехала, а я осталась, потому что мы с Анной жили почти рядом - на одной улице. Да и тема неисчерпаемая - дети - нас сближала.

Анна, женщина дородная, исходила потом от неизвестности, где сейчас находится её ненаглядная девочка. Наконец она, вся в нервах, часа в два ночи полезла в ванну, сказав, что так скорее успокоится, а я продолжала сидеть перед осточертевшим телевизором - при всей своей любви к подругам, я не любила долго находиться в гостях. Мне уже к исходу второго часа становилось скучно, тем более что трезвела быстро. Впрочем, я никогда не пила крепкие спиртные напитки, и не мудрено, что голова у меня светлела буквально через час.

Анна плескалась в ванной, даже что-то пела: у неё из нашей компании - самый сильный и звонкий голос. И тут раздался звонок. Я поспешно открыла дверь и увидела на пороге Галку, а двое пареньков, которые привели её, тут же стремглав убежали.

Я охнула: Галка была так пьяна, что удивительно, как она добралась до дому. Зато в глазах плескался противоречивый коктейль из чувств. Там была гордость, что она приобщилась к взрослому племени через выпивку, мол, и я могу, и в то же время прямо-таки через край выплескивался страх, что её могучая мамочка может за это провести известную ей экзекуцию.

- Тетя Жанна, - пролепетала девчонка и шумно вздохнула, - я накирялась как распоследняя метёлка, и пьяная, как свинья, а может, и хуже.

- Вижу, - ответила я. - Можно сказать и так.

- А где мама?

- В ванной нервы лечит.

- Ага, она всегда так делает, - согласно кивнула Галка и рухнула мне на руки - едва успела ее подхватить.

- Эй, держись, - сказала я, но тут же поняла, что сказала в пустоту - Галка крепко спала.

Я поспешно отволокла её в спальню, брякнула на постель, торопливо раздела, укрыла одеялом и поспешила на свое место перед телевизором. И вовремя, потому что Анна в этот момент вплыла в комнату и сразу забурчала, дескать, где эта несносная девчонка.

- Да пришла уже, - вступилась я за Галку, - легла сразу спать.

- И даже не поужинала? - удивилась Анна.

- Господи, какой ужин, если человек из ресторана пришёл? - засмеялась я. - Вот устала она - это правда, да и как не устать, если, наверное, весь город обошли пешком, сама ведь помнишь, как куролесили в выпускной вечер.

Но это - мы, а вот какую головомойку Анна устроит утром своей доченьке, мне даже думать было страшно, однако девчонку было жаль, и я предложила:

- Ань, давай у тебя переночую, а то домой неохота идти - парни разъехались.

- Ночуй, - равнодушно откликнулась подруга и раскинула для меня раскладушку в своей комнате.

Утром я проснулась первая: Анна свои нервы успокаивала ещё и богатырским сном, так что я совершенно не боялась, что проснётся раньше меня. Услышав какое-то шабарканье в кухне, я пошла туда. Там бродила, словно лунатик, Галка.

- Ты чего? Спала бы ещё, мать тоже спит, на работу ведь не надо, - посоветовала я.

Она глянула на меня потухшими бесцветными страдальческими глазами и пожаловалась:

- Тетя Жанна, голова у меня просто раскалывается.

- Конечно, а как может быть иначе, если ты приползла вчера на бровях, - съехидничала, однако надо девчонку выручать: мать, увидев зелёную опухшую рожицу, влепит ей по мягкому месту от всей своей широкой души, заключённой в обширное тело. - Чем это ты вчера накачалась?

- Ой, и вспоминать не хочется, - печально промолвила Галка, - сначала шампанское, потом вино какое-то, потом ребята водку купили, мало им, понимаешь, показалось! - она возмущенно распахнула глаза, словно это не она приплелась домой пьяная в сопровождении одноклассников.

- А ты… - осторожно задала ей новый, очень важный, вопрос: - кроме выпивки никак больше не приобщилась к взрослой жизни? - и, затаив дыхание, посмотрела ей в глаза.

- Тётя Жанна! - возмутилась девчонка. - Я похожа на дуру?

- Нет, не похожа, - облегчённо вздохнула я, однако и покритиковала, - но завихрений в твоей голове больше, чем умных мыслей, - затем посоветовала: - Иди-ка умойся, а потом лечиться будем.

Я поставила на газ чайник, налила тёплую воду в пол-литровую банку и заставила Галку выпить её до дна. Потом прогнала в туалет, велев: «Пальцы в рот, и никаких капризов!» Впрочем, подталкивать не пришлось - Галка помчалась в туалет вприпрыжку, зажимая рот, и вернулась на кухню, шатаясь.

- Ой, как мне дурно, ну и мандыгар, - пробормотала она, рухнув на табурет. - Ой, как мама увидит меня такой, у-у! - она позеленела ещё больше.

Я осмыслила новое сленговое словечко «мандыгар» и пришла к выводу, что если его перевести с молодежного на нормальный русский литературный язык, то это, наверное, значит обычное похмелье. А то, что Галка страдала жесточайшим похмельем, не было ни секунды сомнений.

- Ладно, как говорят хохлы, перемаем и это лихо, - утешила я девчонку и подала ей чашку кофе.

Та хлебнула и чуть не выплюнула питье.

- Что это за гадость? - возмущенно отставила она чашку в сторону.

- Гадость ты вчера пила, - внушительно сказала я, - а это - лекарство. Кофе с солью. Пей, не отравишься! Зато похмелье снимет как рукой. Есть хочешь?

Девчонка мученически глянула на меня и отрицательно затрясла головой:

- Не-а… Не лезет ничего.

- Ну и не надо, ты выпей кофе и ступай спать. Проспишься, и всё будет хорошо.

Проводив новоявленную пьянчужку в постель, я тоже выпила кофе с булочкой, правда, настоящий, не солёную гадость - в этом я была солидарна с девочкой. Потом вновь улеглась на раскладушку, решив тоже отоспаться - воскресенье как-никак.

Дома меня ждала телеграмма от Гельки.

Гелька в детстве, а ныне Ангелина Павловна - подруга «дней моих весёлых», то бишь беззаботного детства и беспокойного, прекрасного, окрашенного в розовый цвет, девичества.

Мы учились не просто в одном классе, мы все десять лет шушукались, сидя за одной партой. В начальных классах нас за это в наказание по очереди выставляли на всеобщее обозрение возле доски. Потом безуспешно пытались рассадить в разные углы кабинета: пробыв в «ссылке» пару дней, мы вновь самостийно воссоединялись к всеобщему удовольствию класса, потому что каждый урок целую неделю начинался с препираний нашего дуэта с преподавателями, на что уходила треть времени. Всё завершалось горючими слезами Гельки, и взрослые от нас отступались, впрочем, наши шептания не мешали в учёбе - мы с Гелькой были крепкими хорошистками. В старших классах уже никто из преподавателей не обращал на нас внимания: в классе шуршал постоянный всеобщий сдержанный шепоток. Мы подрастали, влюблялись, разочаровывались, обсуждали кинофильмы, друг друга и ребят из параллельного класса. Для этого нам всем было мало перемен, и обсуждение, конечно, продолжалось во время уроков.

Вместе мы после школы укатили в неведомые края из родного городка, окончили каждая свой институт, сыграли свадьбы в один день, почти одновременно разошлись, только Гелька не имела детей, а со мной остались двое мальчишек.

Выйдя вторично замуж, Ангелина уже пять лет жила в Воркуте, и я часто о том сожалела - Гелька была единственным человеком, с которым я могла обсуждать абсолютно все проблемы. Даже просто присутствие рядом рассудительной Ангелины успокаивало меня, и мысли мои, как правило, двигались в нужном направлении. И вот Ангелина, моя умница Гелька, приезжает!

Я глянула на часы: до прилёта подруги осталось всего два часа, и хорошо, если успею в аэропорт к моменту приземления самолета, потому вылетела стрелой на улицу.

Накрапывал мелкий нудный дождь, а я безуспешно «голосовала», стоя на перекрёстке, ёжась от сырости и проклиная себя за то, что впопыхах не прихватила зонтик. Впрочем, голосовать-то было некому: ни автобуса, ни маршрутки, ни обычного такси, словно весь транспорт провалился сквозь асфальт.

Лишь неподалеку застыла «Нива», чуть поодаль от неё переминались с ноги на ногу две весьма красноречивого вида девахи, из тех, кого в нашем городе звали «цветами на обочине». Они хмуро посматривали на меня и о чём-то совещались.

Я уже впадала в панику, решая, вернуться домой - Ангелина и сама могла найти дорогу, - или же всё-таки попытаться добраться до аэропорта. Но мне так хотелось обнять дорогую подругу, как говорится, у трапа самолета, что я упорно мокла под дождём, ожидая какого-то чуда. И чудо «возникло» в образе жвачного, стриженого под «ноль», охломона. Он размеренно двигал челюстями и потому говорил невнятно: