Корреа Эстрада - Золотая сетка

И вообще, русского Ивана стоило изучать скорее в жизни, чем в университете.

Потому-то я отложил мысль об аспирантуре и сосредоточился на том, как бы остаться в Москве и чем бы в ней заняться.

Насчет "чем заняться" проекты были: давно уже Максим подбивал меня открыть магазинчик. Предприятие требовало больших предварительных расходов, у него одного не хватало денег, а на паях все могло бы получиться в лучшем виде. Насчет "как остаться" тоже имелся проверенный ход: женитьба. Но если в партнере по бизнесу я был уверен, то надежного партнера по браку, хотя бы фиктивному, не имел. Конечно, желающих выйти замуж за иностранца было – только свистни. Но я не имел желания оказаться ощипанным, как кур в поговорке, вот в чем дело…

И тогда Максим сказал, узнав о моих терзаниях:

– Обстряпаю я тебе это дело. Близкая родственница, надежный человек, неглупа и собой недурна. Думаю, согласится Машка. Я с ней сам предварительно поговорю.

Одно только: она с "хвостом".

– Малыш? Тоже невидаль, женщина с ребенком.

– Ребенок-то ребенок, но не совсем ее и не совсем малыш.

– Это еще как?

И Максим поведал, что при его двадцатишестилетней двоюродной сестре с той же украинской фамилией Канталупа живет брат Николай, на пятнадцать лет моложе. Одна мать, разные отцы.

– Малый не прост, до чего деловой поросенок! И он действительно ей брат, а не детский грех.

Брат или сын, мне-то что. Хоть бы и родила в пятнадцать, нашли, чем удивить.

Главное, что если так опекает ребенка, значит, человек ответственный. И Максим за кого попало ручаться не стал бы, родня там или не родня. Я согласился на встречу и переговоры.

Дня через три Максим появился у меня, сопровождая даму. Жгучая брюнетка с чем-то неуловимо азиатским в лице прошла в мою одинокую келью и приветствовала меня на залихватском испанском. Это и была Маша, Мария.

Она не смотрелась на свои двадцать шесть и, хоть не показалась красавицей сразу, была очень симпатична. Небольшого роста, коротко стрижена и сложена хорошо, и не худышка. Но мне еще никто не сумел доказать, что манекенщица толщиной с карандаш лучше девушки, у которой все при всем. Добавьте чувство юмора, хорошо подвешенный язык и непринужденные, уверенные манеры. Так что я даже попенял другу, отчего он скрывал такое сокровище. Максим развел руками:

– Не имел возможности представить кузину за наличием ее отсутствия в Москве.

Оказалось, Мария (она, оказывается, терпеть не могла, когда ее называли Машей!), окончила институт иностранных языков, тогда еще имени Тореза. По окончании получила контракт на пять лет на Кубу. Она была специалистом супер: английский, французский, итальянский и испанский. Но поскольку влиятельной родни не имела, то заграница ей досталась не престижная. В те времена все перли посмотреть капитализм, а Куба с лозунгом "Социализм или смерть" уже не котировалась.

Девчонка, однако, не привередничала, получила прикомандирование к какому-то геологическому проекту и поехала. При этом она сумела взять с собой маленького братишку, оформив над ним опекунство на том основании, что оба родителя инвалиды.

Я тихо заподозрил, что ей это не даром обошлось. Но спрашивать не стал.

О Кубе Мария вспоминала с нежностью, за пять лет лишь раз навестив свою страну и родню. Но кончился контракт, испортились отношения между странами, экспедицию свернули. Вместе с братом она оказалась в переменившейся до неузнаваемости Москве. Водворилась у деда с бабкой в Кучино и стала присматривать себе работу.

Для специалиста с такой квалификацией найти работу в Москве, где на каждом шагу встречались офисы совместных предприятий, найти работу труда не составляло.

Однако, устроившись в какую-то контору, она обнаружила, что все переводчицы обязаны иметь смежную профессию из числа древнейших. Это настолько подразумевалось, что никто не счел нужным предупредить новенькую, и в результате, набив какому-то боссу морду, Мария ушла со скандалом.

– Сильно ты его? – поинтересовался я.

– Так, слегка, чисто символически.

– Знаем мы это "слегка"! – хихикал Максим. – Она в детстве меня так колотила!

Сама маленькая, а ручонки как молоточки!

– А что прикажешь делать, если слов не понимает? Я не ханжа, но я ведь и не проститутка!

Невольно я посмотрел на нее с уважением. Я знал, что в московских фирмах среди молодых служащих женского пола лечь под начальника не считается не то что чем-нибудь зазорным, но даже и из ряда вон выходящим. Скорее за глупость посчитают как раз отказ. Но, так или иначе, Мария осталась ни с чем и пришла обсуждать со мной деловое предложение относительно фиктивного брака.

– В принципе согласна, но с одним условием. Берете меня в долю в вашей лавочке.

Я не с пустыми руками, за пять лет сумела прикопить немного баксов. Мне же надо жить и Кольку кормить! Штампом в паспорте сыта не будешь.

Денег было у нее не густо, но условие устроило. Мария мне сразу понравилась. В ней почувствовались сразу и житейская хватка, и ум, и добропорядочность, а главное – упругая, почти осязаемая энергия. И, как мне показалось, она знала толк в нестандартных ходах, хотя в математике была ни бум-бум. Согласитесь, это так нестереотипно – расквасить нос миллионеру вместо того чтоб вытянуть из него деньжат! Я подумал, что это типичный ход Ивана-дурака. Она же не обдумывала поступок, замахиваясь на начальственное рыло, это было решено и взвешено давно в глубине души, что на наглость надо давать отпор. А результат импульса получился блестящий: она вышла за меня замуж.

Но это потом. А тогда, признаюсь, был просто очарован.

Занимал меня также вопрос о ее брате. С этой вихрастой, ушастой и конопатой личностью я первым познакомился из всей невестиной родни. И поскольку мой шурин в немыслимой истории, произошедшей с нами, оказался полноправным действующим лицом, да к тому же на одной из первых ролей, стоит о нем сразу рассказать подробнее.

Я увидел его впервые погожим деньком у парка Горького, где он прогуливался вместе с ожидавшей меня сестрой. С виду показался типично русским Колькой: рыжеватые вихры от макушки в разные стороны, на нос словно нарочно кисточкой насажали светло-желтых точек, великоватая кепочка, тормозя на оттопыренных ушах, наезжает на глаза, серо-зеленые, блестящие и плутоватые. И смотрели эти глаза оценивающе и цепко, так что становилось слегка не по себе.

Он сам с независимым видом подал руку и представился как Нико. Испанский его звучал как прирожденный – неудивительно, учитывая, что пять из своих одиннадцати он провел в испаноговорящей стране. Английский был похуже, хоть Мария усиленно с ним занималась. Вот русский как раз хромал, особенно по части грамматики, и это тоже неудивительно, поскольку на Кубе он учился не в посольской или консульской школе, а в местном примарио (начальная школа на Кубе – прим. автора). Сестру, смуглую брюнетку, он если чем и напоминал, так только манерой: непринужденно-уверенной, не по годам.

Впоследствии я обнаружил, что он со всеми взрослыми держал себя как ровня.

Причиной этого было, конечно, то, что он рос не с родителями, а с сестрой, которая сюсюкать не любила и не вела себя с ребенком, как с маленьким. Минимум опеки, максимум самостоятельности и ответственности и море любви, тщетно скрываемое. Души Мария не чаяла в младшем брате.

Результат такого воспитания впечатлял.

Конечно, Колька был слегка задавака. Но он знал, насколько опережал своих забалованных сверстников. Я не говорю о двух иностранных языках и умении обращаться с компьютером (этим-то как раз никого не удивишь на нынешней Москве!).

Для него не было проблемой приготовить поесть, причем не только себе, убрать, постирать (каждый ли взрослый мужчина этим может похвастаться?), пришить себе пуговицу или что-то смастерить с помощью пилы, молотка и так далее. А самое главное, он четко ориентировался в проблемах, его нежному возрасту несвойственных. Так, например, он с хода уяснил суть договора между мной и Марией и вздохнул:

– Жалко! Нет, дело стоящее, спорить не с чем. Ее, дуреху, жалко. По-настоящему когда ей теперь замуж? У ее ровесниц дети со мной в одном классе учатся, а она все со мной возится.

И все это на сочном кубанито, какого я после Кувалды и не слыхивал. Мы в это время сидели за мороженым, и на нас оглядывались со всех сторон. Наверно, колоритно смотрелся маленький русачок в компании двух лиц "южной национальности".

Вскоре после того, как познакомился я с Нико, представилась возможность узнать, откуда на лице славянки Марии такой восхитительный азиатский налет. После того, как мы подали в загс заявление и документы (кое-что пришлось раздобывать в посольстве, но это не составило труда), меня пригласили в Кучино. В дом, где моя нареченная жила с дедом и бабушкой.

Мария, обычно деловая и спокойная, немного мялась и беспокоилась, заехав за мной в общежитие: