Елена Яковлева - Принцесса разыскивает горошину

— Ну… кого-нибудь… Менеджера, консультанта… Да мало ли… В твоей конторе до фига должностей!

Маоист натужно закашлялся, осторожно отстранился и наконец выжал из себя:

— Но ты же знаешь, что на нашей фирме работают только высококвалифицированные специалисты…

— Ах ты!.. Ах ты!.. — У меня руки чесались растерзать его, и хоть это было очень даже нелегко, я не дала им воли, зато дала волю языку. Высказала все, что накипело. И про то, что нормальные начальники первым делом трудоустраивают у себя родственников вплоть до седьмого колена, а «высококвалифицированными специалистами» со стороны укомплектовывают оставшиеся должности курьеров и уборщиц. Да еще и офисы в собственных квартирах оборудуют, чтобы денежки за аренду в свой же карман капали. Впрочем, это когда квартира не одна. И не хрущевка из двух смежных комнат, без евроремонта и с видом на помойку: В которую постороннего человека стыдно запустить. А нам еще Нэлкину французскую подружку по переписке принимать, уже после того, как сама Нэлка на летних каникулах погостит у нее в каком-то труднопроизносимом парижском предместье.

Маоист, конечно, не был бы Маоистом, если бы тут же не завел свою волынку. Видите ли, он не ворюга, а честный бизнесмен. И сидит он не на газовой трубе, а на пищевке, то бишь на пищевом оборудовании, а на нем бешеных миллионов не слупишь, поскольку наша голь уж так хитра да горазда, что двадцать раз удавится, а копейки на модернизацию производства от сердца не оторвет. Ну, а в конце выступления он, как это у него заведено, попытался вселить в меня умеренный оптимизм. Дескать, будет тебе белка, будет и свисток, только чуток опосля. Еще немного покорчимся в страшных судорогах — и сразу на Канары.

— Ага, слышали, опора на собственные силы называется, — криво усмехнулась я сквозь слезы. — Маоист несчастный!

— Ну вот, опять Маоист! Сто раз тебе объяснял, что опора на собственные силы — это идеи чучхе. — Маоист постарался увести наш предельно конкретный разговор в область беспредметных философских дискуссий.

— Да какая разница, чьи это идеи, когда жизнь прахом пошла! — резонно заметила я и снова рухнула на диван. С твердым намерением никогда уже с него не слезать. До самого Судного дня. Однако не удержалась, слезла. Чтобы сбегать в газетный киоск на углу. За «городской брехушей». Так у нас в народе называют местную прессу.

Смоталась — одна нога здесь, другая там — и снова на диван. Штудировать рубрику «Работа для вас». Правда, хватило меня ненадолго. Дошла до объявления: «Автобусному парку № 3 требуются бубнильщики» и впала в коматозное состояние. В коем и пребывала месяца два, вплоть до Нэлкиного отъезда в труднопроизносимое парижское предместье.

Ну, не то чтобы я все это время так и провалялась на диване, нет, я периодически с него вставала. Куда-то ходила, что-то такое делала, паковала Нэлкины манатки, попутно читая ей пространные нотации на тему, как воспитанной русской девочке вести себя в приличном французском обществе, только в голове у меня завелся Бубнильщик, видимо, один из тех, что настоятельно требовались автобусному парку № 3, и зудел, не переставая:

— Все, амба. Твоя песенка спета… Бабуля!

Я так привыкла к нему, что порой мне казалось, что я не только слышу Бубнильщика, но и вижу его.

Уж не знаю, чем бы все кончилось, если б не… Другими словами, это, как вы уже, наверное, догадались, еще не история, а предыстория. Печка, от которой я буду перед вами выплясывать, пока не надоем. Фон, так сказать. Для разворачивания последующих событий. А они развернутся, уж будьте спокойненькие. Мало не покажется.

Ничто, ничто не предвещало… Все было рутинно, как всегда. Нет, еще рутиннее. Потому что Нэлка уехала в парижское предместье, Маоист в командировку, а Лили в отпуск, понежиться на морском песочке. Одна я прозябала в родном Чугуновске. В компании Бубнильщика, при каждом удобном случае напоминающего мне о неумолимо приближающемся климаксе. Еще и погодка была соответственная: что ни день, то дождичек. Короче, бери веревку и вешайся.

Только от смертной тоски я и потащилась на наш садовый участок. Ну, на те самые заветные шесть соток с покосившимся сарайчиком, которые в среде нищих интеллигентов в первом колене принято гордо именовать дачей. Благо Маоистова колымага по случаю его отъезда в московский «головной офис» находилась в полном моем распоряжении.

Само собой, ничего принципиально нового, а тем более интересного, кроме бурьяна, я там не увидела. Если не считать соседки — старой бабки Матвеевны и ее внучки Катьки, куда-то на время запропавшей, а теперь вдруг вновь объявившейся в родных пенатах с огромным, не оставляющим никаких сомнений по части его происхождения животом.

— Во, видала? — поделилась через забор последней информацией Матвеевна и кивнула на Катьку, расхаживающую по двору с томной коровьей грацией. — Планетяне обрюхатили.

— Так уж и инопланетяне? — усомнилась я, ибо по моим многолетним наблюдениям Катька была очень даже земной девицей, если не сказать приземленной.

— А я тебе точно говорю, не человеческое это отродье, — убежденно заявила Матвеевна. Что самое удивительное, без тени иронии.

— А какое же тогда? — Я присмотрелась к Матвеевне повнимательнее. Что и говорить, старуха она с тараканами, но не то чтобы очень большими, а такими, знаете ли, средненькими.

— Тю ты… — обиделась Матвеевна. — Талдычу тут ей, талдычу… Да опыт на ей поставили, на Катьке-то. Хотят, видать, посмотреть, что получится.

— Что еще за опыты, Матвеевна? — Хоть я и старалась казаться серьезной, губы мои самопроизвольно складывались в скабрезную ухмылочку. Знаем мы эти опыты, от которых животы вырастают.

— А ты ее спроси, — посоветовала мне бабка и позвала: — Кать, а Кать, поди сюда.

— А че? — отозвалась Катька, проплыла по двору каравеллой от слова корова и нехотя пришвартовалась к забору.

— Вот расскажи Надюхе, как было-то, — велела ей Матвеевна. — Она умная, на юристку училась…

«Да так и не выучилась», — добавила я мысленно, а вслух сказала:

— И чего там у тебя стряслось? Любовь несчастная, что ли?

— Любовь… — хмыкнула Катька. — Еще не хватало. — После чего я буквально клещами вытащила из нее совершенно неправдоподобную историю, в которой чуть ли не через слово фигурировала некая Инесса. Особа, возникшая в Катькиной жизни около года назад и сильно повлиявшая на ход дальнейших событий.

Если Катька не врет — что вряд ли, все-таки для этого хоть мало-мальская фантазия, а нужна, — то их знакомство с Инессой состоялось при весьма неординарных обстоятельствах. А именно при Катькиной попытке загнать одну из своих почек. Все равно какую, левую или правую. Заняться этим бизнесом Катька додумалась опять-таки не сама, а с подачи Томки, соседки по общежитию камвольно-суконной фабрики, имевшей кое-какие познания в анатомии и рассуждавшей следующим образом: сердце в одном экземпляре и печенка тоже, а почек, слава те господи, две, одну сторгуешь — не убудет.

Движимые стремлением разбогатеть на собственных внутренностях, Катька с Томкой развесили в людных местах объявления следующего содержания: «Продаю почку. Женскую. Без посредников». И указали телефон проходной общежития. Через два дня на горизонте нарисовалась вышеупомянутая Инесса. Предложила для начала обследоваться в клинике.

Предприимчивые подружки с ходу согласились, а через неделю Томка отсеялась — не прошла по конкурсу. Как выяснилось, здоровье у нее было подорвано разными нехорошими излишествами. Зато Катька оказалась годной по всем статьям, хоть сейчас в космос запускай. Однако почку у нее вырезать не стали, сказали, что им другой орган требуется. Матка. Катька стала судорожно соображать, есть ли у нее вообще такое, а ей популярно объяснили, что это самое все равно при ней останется.

Уверена, что людям в белых халатах пришлось сильно напрячь мозги, дабы доступным Катьке языком изложить, чего они от нее добиваются, хотя бы в общих чертах. Чтобы до нее в конце концов дошло, в чем же заключается суть обоюдовыгодной сделки. И — надо признать — кое-что им все же удалось. Катька с грехом пополам, но уяснила, что она на девять месяцев предоставляет свой живот, а ее за это поселяют в отдельную квартиру, кормят, холят и лелеют, а по истечении означенного срока компенсируют причиненные неудобства крупным денежным вознаграждением.

Еще бы Катьке такая идея не понравилась. Заполучить себе райскую жизнь без всякого кровопролития! Опять же и почка при ней. На черный день пригодится. Ведь неизвестно, как она, жизнь, повернется.

Дальше дело пошло, как Катьке и обещали. Еще неделю она провела в клинике, после чего ее и впрямь поселили в отдельной квартире, однокомнатной, зато с джакузи (!!!), воспоминание о котором (или которой?) грело Катькину душу по сей день. Инесса ее навещала, снабжала деньгами, интересовалась здоровьем и возила по врачам, бдительно наблюдающим за увеличением Катькиного живота, а он, надо отдать ему должное, рос как на дрожжах. Неудивительно, что семь месяцев такой вольготной жизни пролетели как одно счастливое мгновение, ничем не омраченное. Тем ужаснее было все потерять. А случилось это буднично. Раньше срока возникла Инесса и малопочтительно выставила Катьку за дверь, приговаривая, что ей же самой будет лучше, если она уберется подобру-поздорову. На том, собственно, и закончилась стремительная Катькина карьера суррогатной мамаши.