Елена Логунова - Принц в неглиже

— Этот, что ли? — Высоко подняв пятисвечник, Ирка разглядывала мешок.

— Разве что подменили, — буркнула я, отбиваясь от соскучившегося пса.

— Ты даже не вытащила его из мешка! — укоризненно произнесла Ирка.

— Не хотела зря время терять, — оправдывалась я.

— Тогда почему ты решила, что он голый? Может, он в неглиже, — мечтательно произнесла Ирка.

Я присела на корточки рядом с ней и тоже заглянула в мешок.

— Все, что я вижу, голое. А эти твои фантазии… — Я не успела закончить фразу, потому что Ирка вдруг переменилась в лице и страшным голосом сказала:

— А вдруг он вообще там не весь?

— То есть? — Я испугалась. — Ты думаешь… расчлененка?! Да нет, что ты, он же дышит!

— Дышать-то он, может быть, и дышит, — непонятно хмыкнула Ирка.

— Хватит болтать, — одернула я ее. — Где твоя аптечка? Пациент ждет!

Ирка осторожно поставила канделябр и открыла аптечку. Подкравшийся Томка немедленно сунул туда морду.

— Фу! Пошел отсюда! — крикнула Ирка. — Ленка, убери своего зверя! Стой! Куда?!

— Не придирайся к собаке, — вступилась я. — Ты велела уйти, он и ушел. Хороший песик, Томочка, умница!

— Хороший песик спер горчичники, — сообщила Ирка.

— Ну и что? Этому парню горчичники нужны, как мертвому припарка!

— Тьфу на тебя! — Ирка зубами вытащила пробку из бутылочки, распространяя вокруг нашатырную вонь.

Я отодвинула край мешка, давая Ирке свободный доступ к телу. Она щедро окропила мешковину нашатырем и аккуратно накрыла мокрой тканью лицо пациента.

— Мертвого поднимет.

— Тьфу на тебя! — повторила я.

Пациент слабо шевельнулся.

— Вот видишь! — обрадовалась Ирка.

— Погоди! — Перехватив ее руку, я остановила реанимационный процесс. — Не спеши! Не надо вытряхивать его из мешка!

— Почему?

— Без упаковки он будет нетранспортабельный. Как мы его затащим в машину? Я не Геркулес! В нем добрых восемьдесят кило, я думаю. У меня в подвале стоит точно такой же мешок с сахаром, центнер весит.

— Отойди, дохля! — с презрением проговорила Ирка.

Она бережно затолкала полураспакованного типа в мешок, стянула края, крякнула и одним рывком взвалила ношу на спину.

— Ого! — не удержалась я.

— А ты думала! Не такие носила! — Ирка погрузила мешок на заднее сиденье. — Поехали!

— Теперь ты за рулем. Мне придется делить место с Томкой.

Я забралась вперед, Томка с удовольствием влез туда же.

— Сиди смирно, — терпеливо сказала я, снимая собачью лапу со своего плеча. — Ирка, я не поняла тебя: ты что, всех своих мужиков таскаешь на руках?

— Только в переносном смысле, — сквозь зубы процедила Ирка, срывая машину с места. — Ты забываешь, чем я себе на бутерброд с икрой зарабатываю! Мы, челноки, и не такие мешки тягаем!

Я кивнула, соглашаясь: Ирка — дама неслабая, утреннюю зарядку делает с пудовой гирей, которую я перемещаю с места на место исключительно волоком. А однажды я видела, как она жонглирует кирпичами, и это, скажу я вам, впечатляющий трюк! Ирка освоила его в стройотряде, в годы своего обучения в политехническом. Неплохое, как выяснилось, образование для коммерсанта новой формации…

Дико взвизгнув тормозами, машина ткнулась в Иркин забор.

— Ты его и выгружай, — решила я.

Ирка занесла мешок в дом, я шла следом, неся аптечку и невостребованные одеяла.

— Живой еще или как? — Ирка похлопала найденыша по бледным щекам.

— С ума сошла, так лупить! Если он еще живой, вполне может помереть от твоего хука справа! — Я оттеснила Ирку.

— А если мертвый, то ему уже все равно! — возразила она.

— Но тебе не все равно! Смотри, у него на морде твои отпечатки пальцев, доказывай потом, что не ты его укокошила!

— Тихо!

Пациент вздохнул, ресницы его задрожали.

— Давай вытряхнем его из мешка! — Ирка энергично завозилась.

— Стриптиз — без меня. — Я скромно отвернулась.

— Это еще что такое? — Удивление в голосе подруги заставило меня обернуться.

— А ты не знаешь? Это кирпич! — язвительно ответила я. И вдруг встревожилась: — Ирка! Ты же не собираешься огреть его кирпичом?

— Уже, — виновато проговорила Ирка, поспешно отбрасывая кирпич в сторону.

— Что — уже?

— Уже огрела! Я не хотела, взялась снизу за мешок, тряхнула — а это и выпало.

— И куда выпало? — прокурорским тоном спросила я. — То бишь куда попало? На голову?

— Да нет, не на голову. На спину. Ну, почти на спину…

— А. — Я немного успокоилась. — Тогда нестрашно. Он вроде бы дышит?

— Сейчас послушаю!

Мы затаили дыхание и услышали: громыхая и подпрыгивая на колдобинах, по проселку сайгаком скакала карета «Скорой помощи».

Кому как, а мне с приездом «Скорой» полегчало: пожилой врач внушал доверие, и я с готовностью переложила на него ответственность за здоровье пациента. Мое внимание всецело заняло упорное стремление Томки непременно забраться внутрь фургона. Пока я пасла свою собаку, доктор принял решение госпитализировать нашего голыша.

— Увезли болезного, — пробормотала Ирка.

— Куда его? — запоздало поинтересовалась я, когда габаритные огни фургона растворились в ночи.

Из темноты доносился затихающий лай Томки, сопровождавшего «Скорую» по собственной инициативе.

— В Первую городскую больницу, — ответила Ирка, поднеся к глазам бумажку с адресом и телефоном.

— Вот и славно, — сказала я. — Спокойной ночи! Увидимся утром.

Все только начиналось.

Упомянутое утро кое-кто начал тревожно.

— Где Серж?

— Не знаю, — честно ответил Бурундук.

Хозяину врать нельзя, это правило соблюдалось железно.

— Так, — озабоченно бросил Беримор. Пальцы его сами собой пробежались по клавиатуре, и на экране компьютера появились буквы: «Так». Дурная привычка: Беримор в любой ситуации сохранял непроницаемое выражение лица, но руки его порой выдавали.

— Когда ты его видел в последний раз?

На этот вопрос Бурундук тоже ответил правдиво:

— Вчера. — Немного подумал, напряженно сведя брови, уточнил: — Вечером, часов в шесть.

— Где?

— В мешке.

— Где-е?! — Беримор приподнял брови. Палец его так и застыл на кнопке с символом Е.

— В мешке, — повторил Бурундук, с интересом косясь на экран.

— В каком мешке? — Беримор поздно сообразил, что спросить надо было иначе. Бурундук отвечал только на конкретно поставленный вопрос.

— В обычном, — охотно пояснил он. Хозяин молчал, Бурундук решил, что сказанного ему мало, и добавил — Значит, так: мешок новый. Серый. С одной заплаткой, а так хороший, крепкий мешок — для сахара там, для муки, для картошки…

— Или для Сержа, — буркнул Беримор. — Почему в мешке?

— Ну как — почему? — Интерес хозяина к деталям его работы Бурундуку польстил. Он охотно делился маленькими секретами — В нем намного удобнее: и тащить легче, и внимания не привлекает. Конечно, можно еще в чемодан засунуть или там в ковер завернуть, но такой большой чемодан денег стоит, а ковер в одиночку не унести…

— Бож-же мой! — пробормотал Беримор.

Он схватил левой рукой сигарету, а правой — зажигалку. Не сводя глаз с безмятежного лица Бурундука, слепо повел одну руку навстречу другой, и пламя золотой зажигалки «Zippo» опалило розу в букете.

— Сядь, — бросил он Бурундуку. — Давай по порядку.

Тот с удовольствием плюхнулся в мягкое кожаное кресло, сложил ладони на коленках и приготовился излагать по порядку.

Бурундуком Васю Зверева окрестили не жулики-разбойники где-нибудь на зоне или в воровской малине, а назвал так отличник и умница Петя Мишин — еще в стенах родной средней школы № 14. Петя был личностью известной и популярной. Его математические способности широкую общественность волновали мало, но у Пети был и другой ценный дар: он придумывал удивительные клички, красивые и звучные, как родовые имена породистых аристократов, да еще и прилипающие намертво. Потапыч, то есть Мишин, — это была «фирма» почище Кардена или Диора. В разгар апокалипсиса большой перемены, когда банальные призывы: «Вова! Вова!» — бесследно тонули в оглушительном шуме, достаточно было веско произнести: «Вервольф!» — и безымянная мелюзга в почтительной тишине расступалась перед гордым носителем звучного имени.

Ссориться с Потапычем опасались: кому охота именоваться Шваброй или Вошкой! Даже педагоги слегка заискивали перед ним, ибо одна особенно крикливая учительница получила в пожизненное пользование кличку Лайка.

Вася Зверев этим обстоятельством недальновидно пренебрег. Втайне сгорая от желания сделаться обладателем красивой и звучной клички, он дерзко заступил Потапычу дорогу в школьном коридоре, оттеснил плечом верного Петиного телохранителя — восьмиклассника Бармалютку — и сказал:

— Здорово, Потапыч!