Елена Логунова - Хижина тети Томы

Я не питаю иллюзий по поводу своей внешности. И лицо, и фигура у меня самые обыкновенные. Без существенных дефектов, но и без особых достоинств. Если бы я пережила кораблекрушение и оказалась на острове, тамошний Робинзон был бы вполне счастлив, но мужчины, имеющие возможность более широкого выбора, обычно отдают предпочтение не мне. Именно поэтому я в свое время без раздумий вышла замуж за первого же желающего: боялась остаться старой девой. Спасибо Сашке, в девках я не засиделась, но и в супружеской постели не залежалась, потому что он уже через полгода после свадьбы всерьез начал задаваться вопросом, который с самого начала мучил меня: почему он сделал мне предложение? Спросить я стеснялась, но, когда Сашка сам заговорил на эту тему, быстро согласилась считать наш брак ошибкой, подлежащей немедленному исправлению.

Собственно, в непрезентабельный курятник тети Люси меня привела именно работа над ошибками. В приступе активного самоедства и при подстрекательстве мятежной Тяпы я решила изменить свою жизнь резко и до неузнаваемости. Развелась с Сашкой, нахамила заботливым родителям и уехала из города в курортную тмутаракань – спать в курятнике, батрачить за кров и стол на чужую тетю и искать на каменистом пляже стекляшки и смысл жизни.

Неизбежное ведро я пристроила под кустиком и пошла вдоль моря с одной легкой пластмассовой бутылкой. Диаметр ее горлышка соответствовал максимальному размеру стекляшек, пригодных для витражных работ.

Вода была спокойной. Зеленые, голубые, опаловые и янтарные стекляшки попадались во множестве, я увлеклась, смотрела главным образом себе под ноги и заметила лежащего на гальке человека, только подойдя к нему вплотную.

Мужчина в мокром белом костюме был похож на миллионера, смытого с борта яхты. Он лежал неподвижно, как неживой, на спине, с закрытыми глазами, широко раскинув руки и ноги. Сдуру я подумала, что передо мной утопленник, хотя могла бы сообразить, что море совершенно спокойно, и, значит, выбросить на берег волной его не могло. А если парень вышел из воды самостоятельно, то он точно не утопленник.

Вместо того чтобы здраво рассудить и пройти мимо, я отбросила в сторону сомнения и бутылку со стеклами, упала на колени и принялась оказывать предполагаемому миллионеру первую помощь, как того требовали мое врожденное благородство и установленный у входа на пляж плакат-комикс «Спасение утопающих».

Что ни говори, а искусственное дыхание рот в рот – очень действенный прием! Я только начала реанимационный процесс, как лжеутопленник открыл глаза, сомкнул руки за моей спиной и сделал рывок. Мы перевернулись, и он оказался сверху. Такая перемена мест слагаемых меня дико напугала, я хотела заорать, но не смогла, потому что миллионер здорово меня придавил, и от безысходности я выпалила прямо в настороженные зеленые глаза:

– Ты, козел-собака! У меня заболевание, передающееся половым путем!

Этому приему морального устрашения меня еще на первом курсе обучила соседка по общаге Райка Лебзон. В ее версии, правда, использовались более крепкие ругательства, да и сам текст был короче и выразительней: «Б…, с…, у меня сифилис!» При этом «б…» и «с…» почему-то упоминались непременно во множественном числе. Видимо, подсознательно Райка твердо рассчитывала на групповуху, которую впоследствии и получила в повседневное пользование, устроившись на работу в израильский бордель. Ничего, довольна жизнью, прислала мне как-то письмецо, в котором с теплым чувством благодарности вспоминала первую родину и сообщала, что владение языком ей очень пригодилось. Не знаю, правда, что именно она имела в виду.

У самой-то у меня лингвистические способности умеренные, хотя великим русским матерным я, например, тоже владею – чисто теоретически. У меня только практики нет, слова на «б» и «с» я произнести не могу, стесняюсь.

Мысли о Райке с ее Израилем и русском языке со всеми его буквами образовали в моем мозгу фон, на котором пламенными письменами высвечивались истерические телепатемы: «Ай-яй-яй! Помогите, спасите, помилуйте!» Это визжала насмерть перепуганная Нюня. Со мной всегда так: в пиковой ситуации сознание расщепляется, и, пока трусиха Нюня стучит зубами, нахалка Тяпа зубы скалит.

Подмоченный миллионер, очевидно, тоже был из породы нахалов. В ответ на сообщение об огорчительном нездоровье моей половой сферы он усмехнулся, недоверчиво заломил соболиную бровь и авторитетно сообщил:

– Чтоб вы знали, милая, слабоумие посредством сексуального контакта не передается!

– Да? А как же, по наследству? – возразила я.

Глупо было затевать дискуссию с противником, имеющим ощутимое преимущество в весе и занимающим стратегическую высоту на моем собственном теле, но Тяпа пошла вразнос и совершенно хамски добавила:

– Как, например, в вашем случае!

– Наглая особа! – как мне показалось, с одобрением констатировал миллионер. – Как вас зовут, нахалка?

– Тя… Таня! – застенчиво ответила Нюня, а Тяпа, отправленная на задворки души своевременным пинком, в полете тявкнула: «Секс – это еще не повод для знакомства!»

– А секса и не было! – машинально возразила ей воспрянувшая Нюня, по недосмотру сказав эти слова вслух.

– Ну, это дело поправимое! – заявил бойкий миллионер и совершил корпусом волнообразное движение, более грациозный вариант которого демонстрируют на суше дрессированные тюлени.

Тут уже Нюня с Тяпой взвыли в два голоса, а я дернулась и успешно стряхнула зазевавшегося миллионера на гальку.

Нужно ли добавлять, что он треснулся башкой о камень, закрыл глаза и затих, после чего мне вновь пришлось делать ему искусственное дыханье.

– А целуешься ты классно! – заявил мой пациент через минуту. Затем он открыл глаза и светски спросил:

– Не возражаешь, если мы перейдем на «ты»?

После поцелуя, за качество исполнения которого я получила столь высокую оценку, возражать было поздно. К тому же комплимент мне польстил, классно целоваться по методу «рот в рот» я училась на пластмассовом манекене в кабинете военно-медицинской подготовки, и доктор Карагезян всегда критиковала мою вольную манеру обнимать воображаемого пострадавшего за шею.

– Я Рома, – сказал мой новый знакомый и улыбнулся так, что я загляделась.

Глаза у Ромы были зеленые, как морские стекляшки, скулы широкие, нос прямой, а подбородок раздвоенный. Волосы русые, с рыжиной, аккуратно подстриженные «под горшок». Незатейливая прическа Ивана-дурака шла ему необычайно, и мне внезапно захотелось взлохматить эти густые рыжеватые волосы пятерней.

– Что смотришь? Нравлюсь? – улыбнувшись еще шире, спросил меня наглец.

– Смотрю, купальный костюм у тебя оригинальный! – съязвила я в ответ. – От Кардена?

– От Диора, – важно ответил он. Потом сел и сосредоточенно охлопал себя по карманам. – Ч-черт! Где все? Бумажник, мобильник, ключи, очки? Неужели сперли?

– Или ты их сам потерял во время заплыва, – подсказала я куда менее вероятную версию.

Как местная шпана пылесосит карманы приезжих, которые по пьяни или по глупости устраиваются поспать на пляже, нам с Софи в первый же день в красках рассказала тетя Люся. После знакомства с условиями проживания в ее курятнике нас посетила было мысль обосноваться в самодельном шалашике на скалистом берегу, в чем тетя Люся была материально не заинтересована.

– А почему это я мокрый? – вдруг озабоченно спросил Рома, и я фыркнула.

Мужики – занятные существа! К сексу они, видите ли, готовы сразу по приходе в сознание, а вот реальность, данную им в малоэротичных ощущениях, воспринимают замедленно.

– Спроси еще: «Где я?» – насмешливо подсказала я.

– Тоже хороший вопрос! – согласился Рома, растрепав свою шевелюру именно так, как это хотела сделать я.

Он с неподдельным интересом осмотрел пустой берег и чистую морскую даль, пробормотал: «Похоже на Крым?» – и уставился на меня с немым вопросом.

– Крым и Рым, – сказала я, не зная, верить ли в Ромину амнезию. Что, если он притворяется беспамятным в расчете на новый сеанс оздоровительных поцелуев? – Ты, случаем, не алкаш?

– А разве похож? – Он забеспокоился и попытался разгладить ладонями помятые брюки.

Я сделала поправку на несомненное качество костюма:

– Или ты сильно пьющий миллионер? Перебрал шампанского с трюфелями и упал за борт собственной яхты?

– Такой вариант мне больше нравится, – признался Рома, встав на ноги и вытянув шею в тщетной попытке заглянуть за горизонт, где могла прятаться его бесхозная яхта.

– Дыхни! – потребовала я. – Фу-у-у!

– Так уж прям и «фу»? – обиделся Рома. – А чего ж ты тогда целоваться лезла?

Объяснять дураку, что я делала ему искусственное дыхание, не имело смысла – все равно не поверит. Он хоть и дурак, но красавчик, а красавчики твердо убеждены в том, что обыкновенная женщина душу продаст, чтобы добраться до белого комиссарского тела.