Дарья Донцова - Дед Снегур и Морозочка

– Не наговаривай на отца с матерью, – покачал головой Егор Кириллович, – я их хорошо знал, достойные люди. А что за красавица рядом с тобой?

Соня обернулась ко мне.

– Познакомьтесь, Егор Кириллович, моя лучшая подруга Таня Михайлова, из Москвы приехала.

– Добрый день, солнышко, – еще шире улыбнулся Бероев, – отдохнуть решила? У нас тихо, воздух упоительный, вот только в декабре погода не радует, слякотно. Лучше летом приехать, фрукты, ягоды, рыбалка знатная.

Я чуть ли не в пояс поклонилась местному царю.

– Здравствуйте, я ненадолго, вчера с поезда, а сегодня назад отправляюсь.

– Чего так? – с хорошо разыгранным изумлением спросил Егор Кириллович.

Я постаралась изобразить смущение.

– Ну… вообще… э…

– Да ладно, Танюша, – махнула рукой Соня, – Егору Кирилловичу можно правду сказать, он смеяться не будет и не осудит. Замуж моя подружка хочет, никак жениха найти не может, в Москве одни обмылки или те, кому прописка нужна. У Танечки своя квартира, достойная зарплата, а семьи нет. Разве женщине без мужчины можно? Вот я ей и предложила к Таисии обратиться.

– Правильно, – кивнул Егор Кириллович, – отлично придумала. Танечка, не переживай, Таисия свое дело знает, к весне свадьбу сыграешь. Такая красивая девушка долго в девках не засидится.

– Спасибо, – прошептала я, – мечтаю получить штамп в паспорте.

Бероев помахал нам рукой и вдруг заботливо спросил:

– Как до вокзала доберетесь? Может, Романа прислать?

Соня всплеснула руками.

– Не заслужила я вашей заботы. Дед Георгий нас на своей таратайке отвезет.

– Ладушки, – хлопнул рукой по рулю мэр, – поеду к Малышевым, у них невестка задурила, надо с ней по-отечески побеседовать. Доброго тебе, Танечка, пути и жениха хорошего.

Джип стартовал с места, мы с Соней дошли до конца улицы, повернули налево и очутились около одноэтажного дома из серого кирпича. Софья посмотрела на часы.

– Отлично, успеешь до отъезда помыться, пообедать и отдохнуть.

Ровно в восемь вечера крепкий темноволосый и усатый мужчина, которого, на мой взгляд, никак нельзя было назвать дедом, поволок к разбитым «Жигулям» огромный чемодан.

– Ну девка, – отдуваясь, бубнил он, – приехала на сутки, а багажа взяла на год. Чего там такое тяжелое? Кровать или стол с собой прихватила?

Соня засмеялась.

– Гостинцы мои там. Варенье, фрукты сушеные, овощи консервированные, тушенка из барашка. Где Танюшка в своей столице джем из тутовника найдет или настоящие баклажаны с ореховым маслом?

Мужчина вытер лоб рукой.

– Был я в ихней Москве. Кавардак полный. Не жизнь, а карнавал идиотов. Бегут, орут, толкаются, на ноги наступят – не извинятся, а тебя же еще и отчихвостят. Еда поганая, свежего не найти. Чтобы куда доехать, надо под землю лезть, в духоте трястись. Живет народ в многоэтажных домах, дворы машинами забиты, посидеть негде, с соседями не дружат, особняком держатся, если кто в подъезде помер или ребенок на свет появился, никто вместе плакать или радоваться не станет. Вернулся я в Алаево и думаю: счастливый ты, Георгий, человек, довелось в нашем городе родиться, а не в вертепе.

Продолжая на все корки ругать столичные порядки, Георгий довез нас до вокзала, куда без опоздания прибыл поезд.

Я не церковный человек, но, когда состав медленно поплыл вперед, оставляя позади платформу и Софью, машущую рукой, мне вдруг захотелось перекреститься.

Спустя минут десять раздался стук в дверь.

– Входите, – крикнула я.

В купе втиснулась проводница.

– Ваш билет, пожалуйста.

Я протянула проездные документы и тысячу рублей.

– Хотела вместе с подругой поехать, но она не смогла хозяйство бросить. Сделайте одолжение, не сажайте никого на пустую полку.

Девушка спрятала купюру.

– У нас вагон СВ, а не плацкарта, – гордо сказала она, – если пассажир два билета приобрел, а поехал один, никто его не побеспокоит. Хотите, помогу вам чемодан на полку поднять? Он такой здоровенный, ни наверх, ни под постель не влезет.

– Спасибо, пусть в проходе останется, – поспешила я отмести любезное предложение, – подружка домашних консервов мне в подарок надавала.

– Он пройти мешает, – не успокаивалась проводница.

– Мне ходить некуда, – засмеялась я, – почитаю и спать, а утром уже Москва.

– Передумаете, зовите, – заботливо предложила она и ушла.

Я тщательно закрыла дверь на защелку, потом отстегнула ремни, подняла крышку здоровенного чемодана и спросила:

– Не задохнулась?

В чемодане лежала, свернувшись клубочком, худенькая, буквально прозрачная женщина. В ее взгляде было столько страха, что у меня от жалости заныло сердце.

– Извини, если сильно трясли, – сказала я, – но иначе никак не получилось. Эй, ты жива?

– Да, – раздалось из чемодана, – мы уже в поезде?

– Приближаемся к Москве со скоростью восемьдесят километров в час, а может, даже сто, – бойко отрапортовала я, – вылезай.

– Лучше здесь останусь, – прошептала женщина, – мне страшно.

– Все неприятности позади, – оптимистично пообещала я, – можешь спокойно устраиваться на свободной полке.

– Боюсь, – затряслась моя спутница, – вдруг кто войдет? Нет, нет.

– Дверь заперта, – попыталась я ее успокоить, – на все задвижки.

– Нет, нет, – твердила она.

– Хочешь, опущу на окне штору? – спросила я.

– Да, пожалуй, – согласилась Лена.

Я потянула вниз дерматиновое жалюзи.

– Теперь лучше?

– Вроде да, – прошептали из темноты.

– Леночка, – ласково сказала я, включая в купе свет, – забудь об Алаеве и Бероеве, тебя впереди ждет только хорошее.

Елена вздохнула и заплакала.

– Не знаю, думаю, ничего хорошего не будет, мне следовало остаться в лаборатории.

– И там умереть? – разозлилась я.

– Я уже давно мертвая, – пролепетала Лена, – похоронена, никому мое воскрешение счастья не принесет.

– Ну раз уж ты вылезла из могилы, так хоть поешь, – предложила я.

Лена села.

– Мы далеко от Алаева отъехали?

Я глянула на часы.

– Сорок минут катим.

– Ой, – обморочным голосом отозвалась Лена, – лучше я пока здесь полежу.

Едва договорив, она снова упала на дно чемодана-гиганта и захлопнула крышку. Я легла на полку и закрыла глаза. Любому нормальному человеку поведение Елены покажется более чем странным, но мне понятно, почему она отказывается вылезать и намерена провести всю дорогу до столицы в укрытии. Вы тоже посочувствуете несчастной, когда узнаете, что с ней произошло.

В середине ноября Чеслав собрал нашу группу у себя в кабинете и неожиданно спросил:

– Кто смотрел сериал «Непобедимый»?[2]

В комнате повисла тишина, потом мой муж Гри признался:

– Ну, я видел пару серий.

– Вау, ты фанат Моркова, – не упустила случая подколоть коллегу Марта, – брутальный мужчина, бицепсы-трицепсы, горячий взгляд, грудь колесом. А как он стреляет! С пяти шагов в гору попадает!

Гри кашлянул.

– Мне Морков не интересен, в «Непобедимом» снималась Нина Арабелян, я хотел посмотреть на ее работу.

– Понятненько, – протянула Марта и исподлобья посмотрела на Чеслава, – ясненько.

Меня моментально ущипнула ревность.

– Кто такая Арабелян? Ты никогда о ней не упоминал! Почему я ничего не знаю?

– Хороший вопрос, – одобрила Марта, – как правило, его задают мадамы с шестым номером бюста, выуживая с заднего сиденья машины мужа лифчик, рассчитанный на грудь первого размера.

– Нина моя сокурсница, – как всегда спокойно сообщил Гри, – а я стараюсь не пропускать работы своих знакомых.

– Ах, знакомых! – с непередаваемой интонацией повторила Марта. – Понятненько. Ну и как тебе тупой сериал?

– А тебе? – ринулся в бой Гри.

– Я не смотрю кино для дебилов, – отправила мяч назад Марта.

– Тогда откуда ты знаешь, что в фильме снимался Морков? – припер ее к стенке Гри.

– Прекратите, – приказал Чеслав, вешая на доску фотографию очень красивого парня, одетого в камуфляжные брюки и майку-алкоголичку. – Кто может сказать пару слов о кумире домохозяек?

Естественно, руку подняла Марта.

– Говори, – велел начальник.

Карц положила ногу на ногу и затрещала сорокой:

– Прежде чем сообщить слухи, что бродят по тусовке, хочу напомнить Гри: люди никогда не были на Марсе, но тем не менее всем известно, что земля там красного цвета. Необязательно смотреть кино, чтобы знать, кто в нем играл.

– Навряд ли почву Марса можно назвать «землей», – я не упустила шанса ущипнуть нашу светскую львицу.

– Ближе к делу, – сухо пресек перебранку Чеслав.

– Иес, босс, – отрапортовала дочь олигарха. – Внимание, сообщаю сухую информацию. Тимофей Морковкин москвич, сын директора крупного завода и актрисы. Его мамуля не добилась особых успехов, но имела репутацию крепкой профессионалки, ясное дело, единственный сыночек пошел в театральный институт, а потом, думаю, не без помощи родительницы, очутился в театре «Маяк». Худруком коллектива является Иван Гумилев, в свое время народ болтал, что Вера Морковкина, маменька Тимофея, имела с Иваном более чем дружеские отношения. Но поскольку эта история случилась до моего появления на свет, в доисторические времена, то правды я не знаю. Тимофей – кудрявый блондин высокого роста, глаза голубые, голос обволакивающий. Гумилев сделал из него романтического героя, идеального Ромео. Но публике Морковкин не понравился, слишком он был правильный, липко-нежный, идеальный. Тань, можно сожрать зараз кило халвы?