Дарья Донцова - Рыбка по имени Зайка

– Ну и где мой кофе? Тася! Немедленно подогрей круассаны.

Достигнув двери «помывочной», я перевел дух, повернул ручку и вздрогнул: у зеркала в ярко-красном халате стояла маменька.

– Просто безобразие, – с чувством произнесла она, откладывая щетку для волос, – ужасно! Ты спишь, словно буйвол! Уже полдня прошло.

Я удивился, родительница никогда не выбирается из постели раньше полудня, а сейчас часы показывают десять утра.

– У тебя мигрень? – осведомился я.

Николетта испепелила меня взглядом.

– Чушь! Иди в столовую.

– Мне пора бежать, – возразил я.

– Куда? – сдвинула выщипанные брови Николетта.

– На работу.

– Ерунда! Нора в Швейцарии.

– Она затеяла ремонт, мне велено следить за ходом процесса. В двенадцать встречаюсь с прорабом.

– Перенеси свидание.

– Но почему? – стойко отбивался я.

Николетта бросила взгляд в зеркало, томно улыбнулась и торжественно произнесла:

– Скажи, Вава, что ты знаешь обо мне?

– Ну, многое.

– Нет, – с видом древнегреческой богини заявила маменька, – есть в нашей семье страшные тайны, скрытая ото всех информация. Даже Павел, с которым я промучилась столько лет, не владел ею. Теперь настало время прочитать вслух страницы истории. Пойдем, я введу тебя в курс дела! Час пробил!

Развернув плечи, горделиво выпрямив спину и высоко подняв голову, маменька выплыла из ванной. Я пошел за ней, немало заинтригованный сделанным заявлением. Николетта совершенно не умеет держать язык за зубами. Ее следовало принять на работу в какую-нибудь организацию, занимающуюся пиаром. Если сообщить маменьке некий факт, а потом предупредить: «Милая, умоляю, никому не рассказывай об услышанном», – можете быть уверены: сведения мигом разнесутся по Москве.

Не надо покупать журналистов, платить им за эфир, газетные статьи и радиосообщения. Николетта в одиночку справится с делом. Что же это за тайна такая, о которой она никому не проболталась?

– Моя семья была очень знатной, – завела маменька, опускаясь в изящное кресло, – в нашем роду имелся французский граф, который женился на юной дочери богатого торговца зерном. Мезальянс, конечно, жена не подходила ему, не имела благородного происхождения…

Я кивнул. Действительно, француз присутствовал, и именно от него, простого солдата армии Наполеона, маменьке досталась необычная для русского слуха фамилия – Адилье. Но, собственно говоря, это вся правда. Никаких благородных корней парень не имел, его происхождение скрывает плотный туман.

Мой отец, прозаик Павел Подушкин, автор популярных исторических романов, к работе относился серьезно. Прежде чем начать писать очередную книгу, он просиживал в архивах, изучая эпоху, в которую намеревался поселить героев. В свое время отец, слегка уставший от скандалов Николетты на тему: «Тяжело женщине благородного происхождения соседствовать с хамом», решил слегка угомонить супругу и составил ее родословную. Тут-то и выяснилась правда.

Солдат Адилье был среди тех воинов, которых Наполеон бросил на взятие Москвы. Помните, чем кончилась затея? Великого француза вместе с остатками его армии погнали назад по разоренной Смоленской дороге. Мороз в тот год, по свидетельству историков, стоял страшный. Пехота Наполеона попросту замерзла. Солдатик Адилье свалился у околицы одной из деревенек, он явно приготовился умирать. И тут его пожалела простая русская баба. Вскоре по селу забегали черноволосые, щуплые, носатые дети. Вот так и появился на Руси род Адилье. Интеллигентов в нем днем с огнем было не сыскать. Лишь отец Николетты, никогда не виденный мною дед, сумел получить образование и перебраться в 1902 году в Москву. После большевистского переворота он сделал карьеру партийного работника, ухитрился не попасть в сталинские лагеря и погиб при взятии Берлина. Мать Николетты умерла, мою маменьку воспитывала дальняя родственница. Впрочем, подробностей я не знаю. Николетта, рассказывая о своем детстве и отрочестве, всегда путается в деталях. То она повествует о своей жизни в огромной квартире, набитой антиквариатом, то вдруг ненароком бросает фразу:

– Тетка всегда злилась, если я тратила всю воду из душа, ей потом приходилось идти к колодцу.

Короче говоря, правды о юности маменьки я не знаю. Достоверно сообщить могу лишь одно: она была очень красива и сумела выйти замуж за моего отца, который к моменту свадьбы уже стал подающим надежды писателем.

– Вот смотри, – журчала тем временем Николетта, выкладывая на стол огромный альбом с фотографиями.

Я вздрогнул. Нет, только не это. Попался, словно глупый карась, на крючок! Какие тайны! Сейчас начнется демонстрация снимков. Николетта имеет жуткую привычку заставлять людей любоваться своими изображениями, сопровождая просмотр комментариями, типа:

– В меня были влюблены все великие! Писатель N, актер С, композитор К и даже сам Р! Вот! А это платье…

И понеслось… Впрочем, слушать в первый раз истории было интересно, во второй – забавно, в третий – утомительно, ну а в четвертый, десятый, сотый – просто невозможно. К тому же маменька энергетический вампир: посидев около нее более пятнадцати минут, я ощущаю резкий упадок сил, головокружение и полнейший дискомфорт.

– Извини, Николетта, – резко сказал я, – меня ждет прораб. Неудобно опаздывать.

– Сообщи ему, что придешь позднее, – рявкнула маменька, – говорю же: дело чрезвычайной важности.

Я вытащил телефон, набрал номер и услышал звонкий девичий голосок:

– Алло.

– Это номер прораба Бондаренко?

– Да.

– Можно его к телефону?

– Кого его?

– Прораба, – повторил я, – наверное, Евгения, простите, у меня тут на бумажке написано Е. Бондаренко.

– Прораба Евгения Бондаренко нет, – захихикала девица.

– Вы его увидите?

– Ну…

– Сделайте одолжение, передайте ему, что Иван Павлович Подушкин не сможет приехать к полудню.

– Очень плохо! – отрезал голос. – А когда господин Подушкин выберет время для разговора с прорабом Е. Бондаренко?

– Вечером.

– В двадцать один ноль-ноль пойдет? Раньше Е. Бондаренко не сумеет.

– Да, спасибо.

– Ну и отлично, – повеселела девица и мгновенно отсоединилась.

– Вава, – рявкнула маменька, – теперь, наконец, можешь уделить мне пару мгновений?

Я молча кивнул и приготовился выслушать занудный монолог на тему «Красавица Николетта и великие мужчины у ее ног».

Но маменька неожиданно удивила меня.

– У меня есть сестра, родная, – вдруг сказала она. – Одно время я считала, что ей безумно повезло, потом сообразила: моя жизнь намного более интересна, чем ее жалкое существование.

– Сестра? – изумился я. – Но почему ты никогда о ней не упоминала?

Николетта скорчила кислую мину.

– Мэри – наша семейная тайна. Очень давно, еще до того, как я свела знакомство с твоим отцом, она невесть где познакомилась с иностранцем, американцем! Представляешь! На дворе социализм, а Мэри закрутила роман с гражданином США! Вот это был пердимонокль!

Я покачал головой. Да уж, такое в стране, строящей коммунизм, запрещалось категорически.

– Мало того, – вещала Николетта, – она вышла за него замуж и укатила в Америку. Слава богу, это случилось до моего замужества! Отец ее супруга был важной шишкой у себя на родине, кстати, он из русских, какой-то верующий, его предки убежали за океан всей коммуной еще при царе. Жили они очень обособленно, язык сохранили. Мэри улетела в Нью-Йорк, а мы здесь остались, о нас она не подумала! Каково тут сестре придется! Заполнять анкеты и указывать: ближайшая родственница живет в империи зла. Ужасно. В общем, я потом осчастливила Павла, взяла его фамилию, ну и забыла про Мэри.

– Тебе это сошло с рук? – удивился я.

Николетта дернула плечиком:

– Ну да! Первое время, конечно, я вздрагивала. К примеру, пришла я устраиваться на работу в театр, стала заполнять в отделе кадров листок и вся потом покрылась. Вижу вопрос: имеете ли родственников за рубежом? Сама не понимаю, как «нет» нацарапала. Дальше легче пошло, ну а потом я про Мэри и впрямь забыла, пока письмо не получила. Честно говоря, я думала, что она давно скончалась, никаких вестей много лет не было.

– И отец ничего не знал? – продолжал недоумевать я. – И твои подружки?

Николетта скривилась:

– Когда я осчастливила Павла, он был никем, так, заштатный литератор, неизвестный и непопулярный. Особых друзей у нас не имелось. Это я сделала из него великого прозаика Павла Подушкина. Так вот, мы встретились через два дня после моего приезда из Стеклова…

– Откуда? – изумился я.

Николетта покраснела:

– Не перебивай. Я, талантливая девочка, приехала в Москву… ну да это неинтересно. Встретила Павла, и что, по-твоему, я должна была ему через пять минут после знакомства заявить: моя сестра уехала в Америку? Знаешь, в те годы так не поступали. Ну а потом я просто забыла о ней, появился новый круг общения, иные заботы, мне пришлось целиком отдать себя семье: мужу и сыну. В общем, сейчас ты едешь в аэропорт и встречаешь Мэри Иванофф из Нью-Йорка. Вот тебе номер рейса и на всякий случай номер ее мобильного.