Сельма Эйчлер - Убийства – помеха любви

Поэтому я сделала глубокий вдох и обреченно пошлепала к лестнице.

Подъем на четырнадцатый этаж стал самым изматывающим и самым идиотским испытанием, какому я когда-либо себя подвергала. Оглядываясь назад, я понимаю, что было бы куда менее рискованно заночевать на улице в компании головорезов, чем тащить все мои фунты по этим бесконечным ступеням. Но мой интеллектуальный коэффициент никогда не соответствовал моему весу.

Поэтому я полезла вверх.

Уже на втором этаже я была вынуждена сесть на ступеньку, чтобы отдышаться. На третьем этаже я сидела немного дольше, а дышала намного тяжелее. По пути на четвертый споткнулась и растянулась посреди лестничного пролета. Не стану утомлять вас подробным описанием своего рискованного восхождения. Достаточно сказать, что время, необходимое на преодоление каждого следующего пролета, возрастало в такой пропорции, что я серьезно сомневалась, увижу ли четырнадцатый этаж до рассвета. Если вообще его увижу…

В довершение ко всему номера этажей на лестничных площадках выцвели, поэтому приходилось вести подсчеты самой.

– Двенадцать… – едва пропыхтела я.

– Тринадцать… – выдавила я, глотая воздух. И наконец, как мне показалось, на последнем издыхании простонала:

– Четырнадцать…

Я открыла дверь в коридор и в дальнем конце разглядела лифт. Нечеловеческим усилием я дотащила себя до ближайшей к нему квартиры. Рядом с дверью не было никакого коврика! Я попьггалась прочесть фамилию над дверным звонком, но в тусклом свете одинокой лампочки не смогла ничего разобрать. Ну почему у меня нет спичек!… Впрочем, я не могла ошибиться: рядом с лифтом находилась одна-единственная дверь. Видимо, просто что-то недопоняла. Возможно, Эллен положила ключ на притолоку над дверью. Я встала на цыпочки, но до верха двери не дотянулась. Я была такой уставшей, мокрой и выдохшейся, что находилась в состоянии близком к сильному и продолжительному приступу истерии. И тут раздался шум. Он донесся из другого конца коридора. Я оглянулась и увидела высокого, худого и очень мокрого мужчину лет тридцати. Он тащил здоровенного косматого пса. Со злобным удовлетворением я отметила, что незнакомец дышит почти так же тяжело, как и я.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – прохрипел он, опуская свою лохматую ношу.

– Я ищу Эллен Кравиц, – сумела прохрипеть я в ответ, привалившись к стене, дабы ненароком не рухнуть лицом вниз.

Пальцы мои разжались, и на пол с глухим стуком упали новенькие и безвозвратно погибшие итальянские кожаные туфли, которые я сняла где-то в районе третьего этажа. Пес тут же с урчанием накинулся на них и принялся остервенело жевать.

– Эллен – как, говорите, ее фамилия? – здесь не живет, – сообщил мне человек, показывая на квартиру, в которую я с таким отчаянием пыталась проникнуть. – Это квартира Блайндера.

– Она сказала, у лифта на четырнадцатом этаже. – Я чувствовала, что вот-вот из глаз хлынут слезы.

– Но это пятнадцатый…

– О боже!

– Спускаться намного легче, чем подниматься, – подбодрил он меня.

Человек так тяжело дышал, что я едва разбирала слова. Тем не менее он сделал мужественную попытку оттащить мохнатого изверга от моей многострадальной обуви.

– Филип после девятого этажа отказался сдвинуться с места, – просопел человек, протягивая мне то, что осталось от итальянских лодо­чек. – Пришлось тащить его на себе…

Я пробормотала что-то сочувственное, он только махнул рукой:

– Ко всему привыкаешь. Этот чертов лифт все время ломается, а Филип донельзя ленив. – Человек взглянул на собаку со смешанным чувством любви и отчаяния. – Если так пойдет дальше, я скоро накачаю мускулатуру. – Он усмехнулся. – Если, конечно, не умру от разрыва сердца.

Я выдавила из себя два едва слышных не очень веселых смешка. Затем не смогла удержаться от вопроса:

– А когда сломался лифт?

Клянусь, если бы он сказал – четверть часа назад, я бы бросилась с пятнадцатого этажа в лестничный пролет.

– Ну, нам, как видите, приспичило выйти погулять, когда лифт уже не работал. – Он с притворным упреком зыркнул на Филипа, который явно не испытывал ни малейшего раскаяния. – Сосед несколько часов назад уже поднимался пешком.

Ну ладно, не буду бросаться с пятнадцатого этажа. Я покинула Филипа и его хозяина и почти на четвереньках сползла на четырнадцатый этаж.

Перед дверью Эллен, как она и обещала, имелся коврик. Сверхчеловеческим усилием я нагнулась и достала ключ.

Через пять минут я спала. Не сняв нового, но истерзанного платья.

Проснулась я, едва перевалило за полдень. Но наверняка провалялась бы до вечера на этом жутком диване с выпирающими пружинами, если бы в мое подсознание не проник аромат свежего кофе. Кофе – одна из бесчисленных моих слабостей.

Все тело отчаянно ныло. Вы, наверное, не поверите, но даже в бровях что-то пульсировало от боли. Перевести себя в сидячее положение было почти подвигом. Однако каким-то образом мне удалось стянуть свое протестующее тело с дивана и дотащить его до кухни.

Когда я появилась в дверях, Эллен подняла взгляд:

– Доброе утро, тетя Дез… Боже мой! Что случилось?!

– У тебя лифт сломался. Пришлось тащиться на четырнадцатый этаж пешком, – осуждающе простонала я.

– Боже мой!

– Перестань твердить одно и то же как заведенная.

Я поместила себя в кресло, и Эллен налила мне кофе.

– У тебя ужасный вид.

– Спасибо. Именно это я и хотела услышать.

– Ты поняла, что я имею в виду. С тобой все в порядке?

– Наверное. Во всяком случае, будет в порядке, когда мышцы перестанут ныть, – буркнула я чуть любезнее.

– Сейчас приготовлю завтрак, а потом наполню для тебя горячую ванну.

Неудивительно, что Эллен моя любимая племянница. (Я бы сказала то же самое, если б имелись и другие)

– Чудесная программа. – Я сделала пару хороших глотков кофе. – Но, пожалуй, я сначала позвоню в офис.

Джеки была очень рада меня слышать, но, несмотря на это, в голосе ее чувствовалась несомненная натянутость.

– Я чуть с ума не сошла от волнения. Все утро звонила к тебе домой, но никто не отвечал. Ты же всегда предупреждаешь, когда задерживаешься.

– Прошу прощения, Джеки. Честное слово, я не могла позвонить раньше.

Мое раскаяние немного смягчило ее. Она продолжила чуть менее раздраженным тоном:

– Хорошо, что Стюарт мне позвонил, а то я уже собиралась мчаться к тебе домой. Он сказал, что ты переночевала у своей племянницы, только он не знает ее телефона. Я сообщила, что тебя еще нет, и он тоже встревожился. – Джеки на мгновение замолчала. – Что-нибудь случилось, Дез?

– Ничего особенного. Просто я провела ужасную ночь. Увидимся завтра утром, и я все объясню. Мне действительно жаль, что заставила тебя волноваться. И вот что еще, Джеки, сделай милость, позвони Стюарту. Скажи ему, что со мной все в порядке. Я позвоню ему позже…

После неторопливого завтрака и несметного количества кофе, Эллен, будь она благословенна, приготовила ванну и помогла мне в нее забраться. Я отмокала в воде, пока кожа не стала похожа на губку.

Когда я вытиралась, в дверь позвонили. Послышался неразборчивый мужской голос. Я влезла в свое некогда роскошное платье, которое Эллен, как могла, отутюжила. К сожалению, у платья все равно был такой вид, словно я в нем спала. Что, разумеется, было истинной правдой.

Не знаю, кто испытал большее потрясение, когда я ковыляющей походкой ввалилась в гостиную, – гости Эллен или ваша покорная слуга. Там сидели два сотрудника из отдела убийств, сержант Тим Филдинг и детектив Уолтер Коркоран. Мы с Тимом Филдингом давние знакомые…

Я познакомилась с Тимом, когда однажды занялась делом, которое он расследовал. Это было еще до того, как он перешел в отдел убийств. А потом я как-то упомянула его имя в разговоре со своим мужем Эдом, который тогда еще не был моим мужем. Перед тем как стать частным детективом, Эд служил в полиции, и оказалось, что Филдинг работал в том же участке. В те дни они были очень дружны. Но после того как Эд оставил работу в полиции, они постепенно отдалились друг от друга, как это водится у людей.

Так или иначе, надо было видеть улыбку на лице Эда, когда я произнесла имя Филдинга. В тот вечер Эд несколько часов вспоминал старые добрые времена и службу в полиции. А на следующее утро снял трубку и позвонил своему старому приятелю. После этого они довольно часто встречались и выпивали, а иногда к ним присоединялась и я. Потом, когда Филдинга перевели в отдел убийств, на эти встречи напросился его новый напарник. Я сразу же решила, что Уолтер Коркоран – невыносимый нахал. И теперь этот невыносимый нахал посмел открыть свой нахальный рот.

– Ей-богу, Дез, похоже, у тебя выдалась не лучшая ночка! – весело хмыкнул Уолтер Корко­ран, оглядывая меня.