Оксана Обухова - Жена скупого рыцаря

Я только однажды заикнулась Мише, не пора ли это прекратить. Но получила в ответ такой недоумевающий взгляд, что больше к данной теме не возвращалась. Привыкла и сама начала врать автоматически, иногда ловя себя на том, что не говорю правды даже там, где она необходима. Вероятно, мышление извратилось и перестроилось на новый лад. Я и краснеть-то разучилась.

Чуть более трех лет назад Мише предложили работу в Норвегии на кораблестроительном заводе. Муж согласился не раздумывая. Не из-за денег или желания сменить страну — Миша получал возможность увидеть свои изобретения в действии. Россия в этом праве ему отказала. Как раз из-за денег.

Первый контракт был подписан на два года, о ПМЖ речь не шла, и я то собирала чемоданы, то развешивала платья обратно в шкаф. Первые месяцы муж скучал, звал к себе, потом пообвык, и работа захватила его настолько, что он подписал новый, годичный, договор.

Я ездила к нему дважды. Игрушечная страна особого впечатления не произвела. Чисто, уютно, прохладно и… как-то пусто. По соседству с домом, где жил муж, — две провинциальные русские семьи с несчастными детьми, зубрящими норвежский, английский и русскую грамматику «на всякий пожарный». Немосковские фуршеты с солеными сухариками и блеск в глазах от последних московских сплетен. Две семьи не собирались возвращаться в русскую провинцию. Они старательно обрастали новым норвежским мясом. Старое с них слезало уродливо, кое-где и кое в чем, висело клочьями.

Музе Анатольевне в Норвегии не понравилось категорически. Сливки общества не пастеризуешь и не увезешь за тридевять земель в картонной пачке. Муза разочек съездила к сыну, пообщалась с молодыми экспортированными специалистами и в ужасе вернулась в Москву со словами: «Нет уж, нет уж! Лучше вы к нам».

— Сима! Ты представить этого не можешь: жена Сережи не знает, кто такой Суслов! — возмущалась свекровь. Никакого разворота для воспоминаний! А вот Маргарита Францевна с ним запросто чаи гоняла… — Знаешь, а Петр считает, что фамилия «Вавилов» звучала только в ботанике! А ведь был еще Сергей Иванович… помнишь, я тебе рассказывала, его племянница в соседнем доме живет. Так этот Вавилов был физиком и депутатом Верховного Совета!

О чем и говорить. Темнота.

Миша махнул рукой на двух закостенелых россиянок и уже год, как перестал нас, то есть меня, уговаривать на переезд.

Лишенная сына, Муза взялась за мое воспитание. Свелась процедура к следующему: с работы домой, шаг влево, шаг вправо рассматривается как попытка адюльтера.

Несколько месяцев репрессий измучили меня больше, чем вопросы мамы в школьные годы: «Ты куда? Ты с кем? Когда будешь?». Свекровь искусно разнообразила вопросник фразами: «Не ешь столько макарон — растолстеешь, Миша любить не будет» и «Не пользуйся так косметикой, это вульгарно».

Пика напряжения наши отношения достигли в день, когда вместе с пачкой свежих газет я обнаружила подложенный проспект секс-шопа с рекомендациями одиноким женщинам. «Вибраторы за цену, несравнимую с удовольствием!» — и довольная голая тетка на всю обложку…

Я вошла к Музе в спальню, шмякнула проспект на тумбочку вишневого дерева и заявила:

— Буду писать диссертацию.

Муза Анатольевна пошевелила губами, прикинула, откуда ветер и чего он ей надует, и решила — научная деятельность способствует развитию временной фригидности.

— Молодец, доченька, — кивнула свекровь, — Мишенька уже доктор, и тебе подтянуться не мешает…

Несмотря на цели, далекие от научных, диссертацию я все-таки писала. И иногда, мстительно доводя до зевоты, зачитывала Музе результаты изысканий. Мамуля ни бельмеса не понимала, следила лишь за прибавлением страниц, появлением новых диаграмм, которые я зачастую ксерокопировала в библиотеке, и временем прибытия невестки к месту прописки.

…В пятницу вечером, когда я встречалась с подругами, а беззубая Муза кушала манную кашу, особенных угрызений совести я не испытывала. Они, безусловно, были. Но не особенные. Подруга Галя Зайцева приехала с Лазурного берега и привезла кучу впечатлений, фотографий и очередную грустную повесть безумного курортного романа без последствий, кроме вздохов.

— Девочки, он чудо! — Было бы справедливо поставить в конце тирады восемь восклицательных знаков и один вопросительный к самой себе. — Лучший мужик моей жизни! — Зайцева закатывала очи, не забывая наливать, накладывать, давать рекламу закускам.

Натурально скепсис выразила лишь Нинель Матюшина:

— Опять? Переплюнул прошлогоднего?

Зайцева дунула на свою челку, подбросив ее вверх, и игриво повела плечом:

— Сказка.

— Из провинции? — тяжело налегая грудью на стол и дотягиваясь до осетрины, поинтересовалась Нинель.

Вопрос бил в больное место, как в незаживающую рану. У нашей Галины Викторовны было два мужа, и обоих она вывезла из Тмутаракани. Первого нашла во время картофельно-уборочной кампании, второго прихватила в аудиторской поездке в провинцию. И всех мужей испортили квартирные нюансы. Галина мама тетя Ася отказывалась прописывать зятьев на свою московскую жилплощадь, после чего зятья последовательно исчезали. От первого Зайцева родила дочь Полину, второй исчез вместе с музыкальным центром, фотоаппаратом и каракулевой шубой тети Аси.

Печальный опыт. И вопрос Нинель остался без ответа.

Снимая тему, уравновешенная, как система вселенского порядка, Виктория свет Андреевна спросила:

— Как, Галочка, на новом месте работается?

Это интересовало всех. Год назад совершенно неожиданно Зайцева бросила аудит и перешла в газету «Из рук в руки» простым бухгалтером. По слухам, донесенным Нинель, Галку и владельца аудиторской конторы застукала жена последнего. И в отместку перекрыла Викторовне кислород. Галина ткнулась в поисках работы в одно место, в другое — не берут. Пополз среди аудиторских дам слушок — Галина Викторовна Зайцева опасна для мужских достоинств, как раскаленный утюг.

Справедливости ради следует заметить: подобных слухов обманутая жена могла и не распускать. Опытному кадровику достаточно одного взгляда на нашу Галю, чтобы понять — перед ним дама неограниченных возможностей. Профессионализм без рамок феерический, аппетит (в том числе сексуальный) здоровый, работоспособность на всех фронтах ошеломляющая. Воплощение огня в полный рост, утюг не нужен.

Полненькая брюнетка Галя всему отдается с душой. Если сегодня у нее гости, то для них накрытый стол ломится от яств, стаканы звенят, хозяйка хохочет. А ест и пьет хозяйка так, что развязывают и язвенники, и трезвенники, и самые экзотические диеты.

— Нормально работается. Люди везде одинаковы, — кивает Галка и подливает в рюмку Виктории кагора.

Сама Зайцева пьет исключительно водку. Но для гостей держит, чего их душа изволит. Виктория предпочитает кагор, Нинель — мартини. Мне по барабану, что пить, но — на случай обнюхивания Музой — цежу коньяк. В крайнем случае отбрешусь рюмашкой с научным руководителем, старым мухомором Гавриилом Марковичем. Я у него — любимая ученица. Ученых баб мухомор не переносит, и я с ним в общем-то согласна, и посему научным дискуссиям предпочитаю общение под рюмашку. Получается неплохо. — Гавриил Маркович — кладезь информации и житейской мудрости, и мы действуем друг на друга весьма успокоительно.

Вредная Нинель не успокаивается:

— Адрес-то у мужика узнала?

— Не успела, — бормочет Зайцева. — Он приехал и уехал с другой группой. Наших на морскую экскурсию повезли… приезжаю в отель… а его нет. Ну, девочки, за нормальных мужиков! Чтоб все у них срослось-сложилось!

Тост поддержали все. Нинель пожелала мужу Степе подсидеть начальника СМУ, в котором он трудится. Виктория попросила у бога здоровья своему Тошику (к слову сказать, Тошик — преподаватель МГУ и слывет одним из строгих). Я подумала и пожелала Мише, чтобы все его шестеренки крутились в нужную сторону, корабли плавали, норвежцы хвалили и дали Нобелевскую.

Выпили. Закусили. Тут бы и по душам поговорить, но в нашу Нинель вселился некий бес вредности.

— Сима, а ты, я смотрю, опять с кейсом? Где сегодня диссертацию пишешь? В Коломне?

— На Колыме, — буркнула я и машинально посмотрела на часы.

Взгляд украдкой не остался незамеченным, и тюремную тему неожиданно поддержала Зайцева:

— Ты со своей Музой как с писаной торбой носишься. Совсем она, что ль, очумела — посадить тридцатилетнюю бабу под замок?!

— Двадцатидевятилетнюю, — поправила я.

— Вдова соломенная, — фыркнула Галка. — Твой благоверный не лично решил весь норвежский флот выстроить? Пора бы ему и вернуться… Ездишь раз в год на случку…

— Это мой выбор, — отрезала я.

Милая Виктория покосилась недовольно на подруг, погладила мое плечо и спросила: