Дарья Донцова - Версаль под хохлому

Гуденко, недолго думая, позвонил матери Лени и сказал:

– Леониду необходимо дать музыкальное образование.

– Это еще зачем? – не поняла Зинаида Николаевна.

– Ребенок чрезвычайно одарен! – воскликнул педагог. – Весьма возможно, он станет великим пианистом.

– Кем? – протянула она.

– Гениальным исполнителем, – пояснил Гуденко.

– На пианино тренькать? – хмыкнула Зина. – Нет уж, обойдемся. Леньке надо хорошо учиться, чтобы нашу династию продолжить.

Николай Максимович растерялся. Он-то жил в среде, где слова «гениальный пианист» мигом бы сподвигли родителей на покупку самого лучшего фортепьяно. А мать Маркелова спокойно завершила беседу:

– Спасибо вам за заботу и внимание, но наша родня вся на транспорте служит, и Леньке туда же дорога.

Гуденко еще больше оторопел. Но решил, что собеседница просто неправильно оценивает перспективы сына, и решил просветить не особо грамотную мамашу.

– В музыкальной школе дают прекрасное образование. Опытные педагоги определят, куда лучше направить ребенка. Может быть, ему посоветуют скрипку. Леня будет петь в хоре, изучать сольфеджио и...

– Поют у нас в родне все здорово, – перебила Зинаида Николаевна. – Свекор прямо соловьем заливается, а свекровь как заголосит, так рюмки в буфете лопаются. И никто вашей музыке не учился. Не нужна она нам, и точка!

Гуденко помчался к классной руководительнице Маркелова и взмолился:

– Ирина Афанасьевна, побеседуйте с родителями Лени. У него уникальные данные, а ему прочат профессию то ли кондуктора, то ли проводника.

Учительница обратилась к главе семейства, Петру Леонидовичу, но наткнулась на резко отрицательную реакцию.

– На сцене выступать? – скривился машинист. – Хороша профессия для парня! Я не против артистов, они нужны для развлечения, но нам в семье клоун без надобности.

– Возможно, Леня талантлив, как Ван Клиберн или Рихтер, – попыталась переубедить его Ирина Афанасьевна.

Маркелов-старший крякнул.

– Не знаю, кто они такие и чего полезного в жизни совершили. Сейчас спрошу. Эй, Митрич, ты про Ваню Либерна или Пихтера слыхал? – крикнул он кому-то.

– Не-а, – донеслось издалека.

– Вот, – удовлетворенно отметил Петр Леонидович. – Может, и про положительных людей вы сейчас рассказывали, но в нашем коллективе у них веса нет. Зато фамилия Маркеловых гремит. Незачем Леньке трень-брень разучивать, несерьезное, пустое это дело, глупее только в белых штанах принца изображать, ногами в танцах дрыгать.

Ирина Афанасьевна дословно передала содержание беседы Николаю Максимовичу, и тот возмутился:

– Надо вызвать Маркеловых на педсовет.

– Нет причин, – возразила классная руководительница. – Мальчик ухожен, воспитан, хорошо учится, мать с отцом не пьют, работают. У Леонида есть еще две младшие сестры, обе у нас учатся, никаких претензий к девочкам нет, одна – отличница, другая крепкая хорошистка. Здоровая советская семья.

– Они губят талант ребенка! – взвился Гуденко.

Ирина Афанасьевна развела руками.

– Занятия в музыкальной школе не входят в обязательное образование. Они на усмотрение родителей.

Николай Максимович понял, что ни от школьной администрации, ни от родителей Маркелова понимания ему не дождаться, и решил сам обучать перспективного мальчика.

Музыкальные занятия очень понравились Лене, но дома он о них не распространялся, зная, что родители не придут в восторг от инициативы Николая Максимовича. Если мать интересовалась, где сегодня сын задержался после уроков, Леня отвечал:

– А у нас драмкружок.

Против участия в школьных спектаклях старшие Маркеловы никогда не возражали. Все дети заняты после учебы какой-нибудь ерундой, хорошо, что Ленька при деле, не болтается по улицам.

Николай Максимович спустя некоторое время сообразил, какую совершил ошибку, расписывая в ярких красках будущее пианиста Леонида Маркелова. Следовало сказать его родичам-железнодорожникам: «Отведите мальчонку в музыкальную школу, пусть там в хоре поет, а не сидит в подъезде с жиганами[3].

Вот тогда бы мамаша схватила в охапку сынишку и помчалась с ним туда, где готовят Моцартов, не стоило пугать простых людей словами «гениальный исполнитель».

Когда Лене исполнилось четырнадцать, стало ясно, что его талант виртуоза не так силен, как полагал Гуденко. К тому же подросток ленился, экзерсисы играл с прохладцей. Но вот интересный момент: за фортепьяно Леня садился с охотой, извлекал из него какие-то странные мелодии, а на недоуменный вопрос бывшего певца: «Что за какофония?» – с обидой отвечал:

– Я придумываю оперу.

Сначала Николай Максимович реагировал на эти заявления со смешком:

– Отлично, хочу послушать, когда закончишь.

Потом стал сердиться:

– Леонид, не о том думаешь, развивай пальцы, упражняйся, сочинительством тебе рано заниматься.

Но подросток закусил удила. Вместо того чтобы разучивать очередную пьесу, он извлекал из инструмента неблагозвучные, на вкус Гуденко, аккорды. В результате отношения у педагога с подопечным разладились окончательно, и Николай Максимович заявил:

– Каждый сам выбирает свой жизненный путь. Леня, или ты нормально учишься игре на фортепьяно, или прощай.

Юный Маркелов вспыхнул и ушел. Более он не приходил ни на репетиции театрального кружка, ни на внеклассные занятия музыкой. После школы Леонид сразу поступил в институт.

А Николай Максимович через несколько лет женился на своей бывшей ученице и перешел на работу в Дом пионеров. В год получения Леонидом диплома Гуденко покончил с собой. Поговаривали, что бывший певец застал юную супругу с любовником...

Анна осеклась, поежилась и смущенно сказала:

– Вы простите, иногда меня заносит в тридевятое царство. Судьба Николая Максимовича к делу отношения не имеет. Я просто хотела подробно рассказать, как отец любит музыку и почему он поругался навсегда с родней.

– Нам пригодится любая информация, – вежливо сказал Егор. – Продолжайте, чем больше подробностей, тем лучше.

Аня широко улыбнулась, и мне стало понятно: она очень молода, но ее старят одежда, дурацкая прическа и яркий макияж. Интересно, кто она по профессии? Речь у дочери Маркелова правильная, без сленговых словечек. Может, она преподаватель? Я выпрямила затекшую спину и вновь стала внимательно слушать клиентку.

...Леонид получил диплом, был распределен на работу в министерство. Сидел в каком-то кабинете и перекладывал бумажки. Петр Леонидович неимоверно гордился сыном, а Зинаида Николаевна постоянно твердила дочерям:

– Ваш брат всех в семье опередил!

Сам Леня казался счастливым. Во всяком случае ни разу не пожаловался родителям на свою судьбу. Два года чиновник Маркелов добросовестно исполнял свои обязанности.

А потом умер Петр Леонидович. И вскоре после смерти отца сын огорошил мать известием:

– Я ухожу с работы.

Зинаида Николаевна поняла его слова неправильно и заплакала:

– Вот, не дожил папа до твоего повышения. Не довелось ему порадоваться на служебные успехи сына. Петя всегда говорил: «Наш Леня станет министром, будет на черной «Волге» разъезжать». Тебе, наверное, и зарплату прибавят, и продуктовый заказ улучшенной категории выдавать будут? Побегу, позвоню тете Маше, похвастаюсь!

– Мама, подожди, – остановил ее молодой человек. – Я покидаю министерство, не хочу носить папки из одной комнаты в другую.

Зинаида Николаевна оторопела:

– Почему? Что случилось?

В ответ обычно молчаливый сын разразился страстной тирадой, суть ее была такой: он умирает в бюрократической структуре от скуки, его раздражает царящая там обстановка низкопоклонства перед начальством и подсиживания коллег, он ощущает себя абсолютно бесполезным, ему претят бесконечные чаепития, устраиваемые бабьем в кабинетах, сплетни и откровенное ничегонеделание, прикрываемое фальшивой активностью. Когда Леонид думает, что ему придется до пенсии таскать начальству документы на подпись, у него начинается почесуха. За пару лет службы в министерстве он, совсем еще молодой, облысел, обзавелся животом, ссутулился и мучается от проблем с желудком и головной боли.

– Эта работа меня убьет, – мрачно подвел итог сын. – Сдохну от тоски или загнусь от колита-гастрита.

– Но, Ленечка, – залепетала мать, – ты же столько учился, старался, получил высшее образование, семья тобой гордится... Ты не можешь... не имеешь права... отца нет, ты наш кормилец...

Леонид искоса глянул на мать и гаркнул:

– Сестры уже студентки, пусть заканчивают веселиться и зарабатывают! У меня одна жизнь! Кто сказал, что я обязан провести ее как верблюд, доставляющий вам разные блага? У меня совсем иные планы!

– Что бы сказал отец, услышь он твои безумные речи! – заломила руки Зинаида Николаевна.