Саша Антонова - Несерьезные размышления о жизни

В торжественном молчании, я отвязала ключик, повернула его в замке и откинула крышку шкатулки. Чего в ней только не было: кольца, ожерелья, серьги, броши, камеи и многое другое, применение которому трудно найти в повседневной жизни. Была там и ривера из черных бриллиантов, а на самом дне лежали мой паспорт с пустым квадратом вместо фотографии и компьютерная дискета.

— Я, кажется, догадываюсь, что может быть на этой дискете, присвистнул Федор.

— И что же ты думаешь по этому поводу?

— Не было ни гроша, да вдруг — алтын.

Один знакомый пудель по кличке Алтын утверждает, что варварский обычай приносить в дом срубленные елки, наряжать их игрушками и водить вокруг хороводы, связан с тем, что люди не до конца победили в себе мистический ужас перед явлениями природы. Украшая деревья и поклоняясь им, двуногие создания, тем самым, задабривают языческих богов. Слабые существа, они не понимают, что таким примитивным способом стихию не ублажить и счастья не выпросить!

Гоша сидел у окна и с интересом наблюдал за полетом снежинок. К утру обещали снегопад. Самая подходящая погода для встречи Нового года.

В оконном фонаре стояла высоченная елка в шарах и лампочках, сохранившихся еще со времен моего детства. За бабушкиным обеденным столом, раздвинутым на полную мощность, сидели Аркадий Борисович, Галицкий, Ариадна, бывший священнослужитель отец Митрофаний, который в миру оказался Андреем, Влад с очередной фотомоделью, Федор и я. Со стороны кухни доносились рулады на тему арии Фигаро из «Севильского цирюльника» в исполнении дяди Осипа, и тянуло чем-то невообразимо вкусным.

Диктор телевидения напомнил, что до полуночи осталось несколько минут.

— Дядя Осип, идите скорей, шампанское сохнет! — гаркнул Федор, и у всех заложило уши.

Повар примчался, на ходу снимая белый фартук и колпак. Стрелки на часах совместились, шампанское выстрелило и запенилось в фужерах. Все стали чокаться, кричать: «С Новым годом, с новым счастьем», обниматься и целоваться, особенно в этом усердствовали Ариадна и Андрей.

Когда страсти поутихли, и гости выпили и вкусно закусили, дядя Осип поинтересовался:

— Аркадий Борисович, как там Глаша?

— Хорошо Глаша, меня уже узнает, лечим ее, уход приличный. Еще поживет.

— А с Трофимовкой — что?

— У Елизаветы Петровны родственница объявилась, откуда-то из Твери. Бойкая дамочка, думаю, она имение в свою пользу отсудит.

— А как поживает моя лошадь? — заволновался Федор.

— И с лошадью все в порядке. Конюх у меня хороший, с пониманием, не то, что Мустафа.

— Интересно, что же случилось с Мустафой, — вздохнул дядя Осип.

— У него все в порядке, он встречает новый год в кругу друзей, ответил Федор.

Он насладился нашим изумлением и вышел в коридор, бросив: «Я сейчас». Вернулся с шапкой-ушанкой в руках, нахлобучил ее по самые глаза, зыркнул исподлобья и буркнул: «У-у, Шайтан».

Я ойкнула и расплескала шампанское, Галицкий уронил вилку, а дядя Осип не донес до рта тарталетку.

— Федор, как же так? — пролепетала я.

— Все очень просто, — принял он свой привычный образ и уселся рядом. — После того, как Лиза позвонила мне и озадачила призывом о помощи, каюсь, я долго сомневался в срочности вызова. Потом стал обзванивать знакомых и выяснил, что Лиза уже год ни с кем не поддерживала связи и, вообще, куда-то пропала. Я навел кое-какие справки о Трофимовке и озадачился еще больше: моя подруга детства жила в зоне радиоактивного могильника. Затем через знакомых ребят узнал, что бывший сотрудник одного частного сыскного бюро ищет конюха для работы в Трофимовке. Вот я и стал Мустафой. Однако скоро понял свою ошибку: конюха в дом не пускают. Быстренько пропал без вести и возродился туристом.

— Так вот почему Ваше лицо показалось мне знакомым, — протянул Лев Бенедиктович.

— Федор, признайся, — заржал Влад. — Гвоздь ты принес с собой?

Тут все повскакали с мест, принялись что-то кричать и хлопать Федора по плечу.

Я посмотрела на Гошу. Теперь мне понятно, почему он не стал облаивать туриста на мостках. Гоша отвлекся от созерцания снега за окном, повернул голову и, могу поклясться, подмигнул мне правым глазом.

— Простите, я ничего не понимаю. О чем вы говорите? — раздался звонкий голос очередной фотомодели.

— Ах, это довольно интересная история с назидательным концом, сказал Аркадий Борисович. — А дело было так…

Доктор принялся рассказывать о том, что случилось летом в Трофимовке. Все ему помогали, вставляли реплики, хохотали, помянули минутой молчания Эмму Францевну, Лизу, Божьего человека и неизвестного страдальца из орехового шкафа, а Ариадна даже всплакнула в двух местах. Бывший отец Митрофаний трогательно ее успокаивал, упирая на то, что в ее положении волноваться вредно.

Новогодняя ночь пролетела незаметно. Полусонные гости разошлись к девяти утра. Мы с Федором домыли посуду и побрели в спальню.

— А хорошо посидели, — смачно зевнул он. — Давно я так не смеялся. Так, говоришь, Влад полез в светелку, принял меня за тебя, решил, что ты — мужчина, запаниковал и вывалился из окна? А я думал, что мне это приснилось.

— А помнишь, как Гоша во время спиритического сеанса лизнул мою ногу, а я испугалась, решила, что дух по имени Карп балуется?

— М-да… Жаль, что время нельзя повернуть вспять. Я все неправильно понял тогда. Я думал, что тебе удалось узнать пароль, сидя на дереве под окном будуара. И сделал вывод, что Влад намекал на тебя, заявляя в ту роковую ночь, что у него появился помощник. Мне казалось, что опасность грозит тебе, и я всю ночь провел под твоей дверью. А охранять надо было Эмму Францевну.

— Не расстраивайся, ты же сам говорил, от судьбы не уйдешь… Кстати, мне не дает покоя одно странное совпадение. Помнишь, во время похорон бабушки, я вышла из церкви, чтобы не упасть в обморок от запаха ладана. Ты нашел меня около старой ивы, у надгробного камня с трогательной надписью: «Всегда с тобой во тьме ночной, помни обо мне при яркой луне». А теперь скажи, какие слова мы разобрали с тобой на плите, которая прикрывала лаз в пещеру Божьего человека?

— М-м… Что-то о погоде?

— «во тьме ночь… луне…». И еще что-то похожее прозвучало, когда Андрей, будучи еще отцом Митрофанием, цитировал письмо монаха Авеля. Что-то там нечисто с этим кладом… Хорошо бы проверить…

— Неужели ты собралась наведаться в Трофимовку? — хмыкнул Федор. А кто говорил, что больше никогда не вернется в эти проклятые Богом места, что хватит испытывать судьбу и напрашиваться на несчастья?

Я вытянула правую руку, растопырила пальцы, полюбовалась обручальным кольцом от Тиффани и ответила:

— Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Хм-м, счастье… Да чего тут рассуждать?! И так все понятно!