Шарль Эксбрайя - Заговор корсиканок

Вежливо, не впадая ни в излишнюю заносчивость, ни в раболепие, Консегюд позволил себе выразить легкое удивление:

– Разрешите заметить, господин комиссар, что ваше обращение со мной внушает некоторое недоумение?

– Разрешаю.

– А могу я попросить вас сообщить мне причины, побудившие вас послать за мной, когда я уже собирался лечь спать?

– Вы, значит, устали, раз вздумали ложиться в такую рань?

– Мы не нашли в телепрограмме ничего интересного и хотели немного почитать в постели… И потом, честно говоря, мы и вправду малость утомились – весь день играли в шары с нашими соседями и друзьями Мюгронами. Это бывшие ювелиры из Ниццы, как и мы, удалившиеся на покой.

Оноре про себя с восхищением отметил ловкость противника. Всего в нескольких словах и как бы между прочим Га-стон дал ему понять, что на время трагедии у него несокрушимое алиби – учитывая несомненную респектабельность свидетелей, никто не посмеет усомниться в искренности их показаний.

– Скажите, Консегюд, вам известно о драме, случившейся сегодня во второй половине дня в ущелье Вилльфранш?

– По правде говоря, нет. А что?

– Убили одного из моих коллег, его жену и отца.

– О, господин комиссар, не могу даже выразить, как глубоко я огорчен и… удивлен…

– Не сомневаюсь. Насколько мне известно, Фред Кабри – один из ваших друзей?

– Ну, друг – слишком сильно сказано… В прежние времена, когда я еще не отошел от дел, мы и вправду виделись довольно часто…

– То же касается Акро, Пелиссана, Бенджена и Бэроля?

– Честно говоря, я вроде бы слышал эти имена, но довольно смутно представляю, о ком вы говорите…

– Вам действительно изменяет память, Консегюд, поскольку все эти люди входили в вашу банду.

Гангстер пожал плечами.

– Скажем, я предпочитаю не вспоминать о таких вещах, и потом… все это было так давно…

– Я придерживаюсь иного мнения.

– Позвольте заметить, господин комиссар, что в таком случае вы глубоко не правы. Однако, я полагаю, вы заставили меня приехать сюда вовсе не для того, чтобы поговорить о прошлом?

– Сегодняшнее тройное убийство совершили Фред Кабри и его приятели.

– Не может быть!

– Не только может, но, несомненно, так и было.

Гастон как будто погрузился в размышления.

– Видите ли, господин комиссар, – наконец проговорил он, – в те времена, когда мы с ним еще встречались, Фред никогда не совершил бы такой глупости! Так что, невзирая на ваши утверждения, уж простите, никак не могу поверить… Конечно, если он сам признался…

– Пока нет.

– Вот как? В таком случае… У вас есть свидетели?

Оноре вовремя заметил ловушку.

– К несчастью, нет.

– Тогда вы, вероятно, не испытываете полной уверенности…

– О да! Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна отправил в Бометт[3].

– Господин комиссар, в мое время мужчина, по крайней мере настоящий мужчина, не стал бы убивать полицейского только потому, что его жену посадили в кутузку!

– Надо полагать, нравы переменились.

– Очень жаль, если так… А это тот Пьетрапьяна, что жил в «малой Корсике»?

– Совершенно верно.

– Я знал его в лицо и его красавицу жену, да и отца, впрочем, тоже… старого Доминика… Так их убили?

– Да.

– Надеюсь, хоть бабушка и малыши спаслись,от избиения?

– Да, слава Богу… Базилия была в Ницце вместе с детишками.

– В такой чудесный день?

Сервионе вдруг стало страшно за старуху и малышей. Умный и хитрый Консегюд быстро сообразил, что если убийцы не заметили Базилию, значит, она где-то пряталась и, следовательно, могла наблюдать за каждым их шагом.

– Оставьте нас, Кастелле.

Инспектор вышел, и Гастону на мгновение стало страшно. Почему полицейский вдруг решил избавиться от свидетеля? Это неприятно напомнило старые времена, когда из Консегюда выколачивали показания.

– А теперь внимательно выслушайте, что я вам скажу, Консегюд.

Сейчас комиссар заговорил совсем другим тоном, и Гастон почувствовал, как у него вспотели руки.

– Я очень любил Антуана Пьетрапьяна… его жену и отца…

– Я знаю, но…

– Пьетрапьяна были корсиканцами, как и я… А мы, корсиканцы, не привыкли молча сносить удары.

– Еще раз повторяю вам, господин комиссар, я…

– Вы не понимаете, зачем я все это говорю именно вам? Да по самой простой причине, Консегюд! Моих соотечественников убили Кабри и его дружки, а поскольку я не сомневаюсь, что, несмотря на все уверения, вы по-прежнему остаетесь главарем банды, вы тоже замешаны в этом деле. Меня бы даже ничуть не удивило, если бы вы и организовали всю операцию.

– Клянусь вам, господин комиссар…

– Идите к черту со своими клятвами! Это я вам клянусь, что, если сумею доказать ваше участие в убийстве, вам уже не придется стареть в Мон-Бороне!

– Господин комиссар, я протестую…

– Нет!

Консегюд напрягся, словно готовясь прыгнуть на врага, но, во-первых, он уже утратил прежний боевой запал, а во-вторых, Сервионе, как бы Гастон ни пыжился, нагонял на него панический ужас.

– И еще один совет, Консегюд: если, к несчастью, со старой Базилией или тремя сиротами что-нибудь случится, я буду считать виновным вас.

– И что это значит?

– А то, что я прикончу вас собственными руками… или позабочусь, чтобы это сделали другие…

– Но вы… вы не имеете права!

– Положитесь на меня, я не стану рассуждать о правах!

Хозяин «Веселого матроса» славился на всю округу как добродушный и компанейский парень. До глубины души он ненавидел только две вещи на свете: работу и полицейских. Первую – за то, что она, по его мнению, вредит здоровью, а вторых – потому что не раз сажали его в тюрьму. Но если повседневную работу Юбер мог свалить на свою законную супругу Антуанетту, то от полиции ему приходилось отбиваться самостоятельно.

Едва хозяин «Веселого матроса» успел устроиться в зеленой беседке под сенью виноградных лоз (уютнейший уголок, куда допускались лишь несколько самых близких друзей) и попробовать первый за этот день пастис, как появилась Антуанетта, ведя за собой незнакомого молодого человека. Богатый жизненный опыт сразу подсказал Юберу, что это полицейский.

– Этот господин хочет поговорить с тобой, Юбер…

Не двигаясь с места, тот указал на свободный стул:

– Прошу вас, месье. С кем имею честь…

– Офицер полиции Кастелле.

– Выпьете пастис?

– Нет.

– Как хотите.

Антуанетта сочла за благо вмешаться:

– Юбер, ты не думаешь, что следовало бы…

Но муж живо поставил ее на место:

– Когда мне понадобится твое мнение, я скажу! А пока убирайся отсюда, да так, чтобы пятки сверкали!

Антуанетта покорно исчезла. А Юбер добродушно улыбнулся полицейскому.

– Только дай им волю – живо перестанешь быть в доме хозяином! – пояснил он. – По-моему, старые порядки совсем уходят в прошлое. И это очень досадно! А кстати, чему я обязан вашим визитом?

– Преступлению в ущелье Вилльфранш.

– Грязная история! Уже известно, чья это работа?

– Да.

– Вот как?

Полицейскому показалось, что в голосе Юбера мелькнула тревожная нотка.

– Ваши друзья.

– Э-э-э, погодите! Тут явно какая-то западня! Во-первых, скажите толком, что за друзья…

– Ребята из банды Консегюда, ваши приятели.

– Из какой еще банды?

– Кабри, Акро, Пелиссан и прочие.

– Позвольте, господин инспектор, вы, должно быть, малость промахнулись!

– Вы думаете?

– А если нет, так, значит, либо в «Нис-Матэн» напечатали сплошные враки, либо им подсунули ложные сведения…

– С чего вы это взяли?

– Так ведь в газете-то пишут, что преступление совершено во второй половине дня!

– Ну и что?

– Да то, что ребята, о которых вы толковали, не двигались отсюда с полудня и до самой ночи! Стало быть, они ни при чем!

– Разве что вы не заметили, как они отлучились. Тут вполне хватило бы и часа…

– Невозможно! Мы весь день провели вместе!

Наступило долгое молчание. Хозяин «Веселого матроса» из-под опущенных век наблюдал за Кастелле. А тот, не глядя в сторону собеседника и не повышая голоса, сказал как нечто само собой разумеющееся:

– Ты врешь…

– Клянусь вам…

– Врешь, но это не имеет значения. Мы ничего другого и не ожидали…

Инспектор встал.

– Уверяю вас, вы совершенно напрасно вообразили, будто… – попробовал было спорить кабатчик.

– Ты сделал глупость, Юбер. Уж не знаю, что они тебе дали или пообещали в обмен на алиби, но, даже если ты заломил самую высокую цену, в результате останешься в накладе. Ты продешевил, Юбер. Сам подумай, как и чем можно оплатить долгие-долгие годы в тюрьме?