Анна Ольховская - Право бурной ночи

– Все, дорогуша, все. Кончилось это время – «с домашнего, не хочу». Суровая действительность безжалостно врывается в твое болотце. У нас, возможно, появится клиент, который предпочитает общаться с авторами напрямую, без посредников. Он заинтересовался твоими опусами, и теперь ты должна быть всегда доступна.

– Рискин, ты сам понял, что сейчас сказал? Доступные дамы – это в газету, смотри объявления типа: «Мадам Темперамент – позвони».

– Ой, не могу, – Илюха мерзко заржал, – мать, не заносись. Ты, конечно, дама интересная, но к тебе больше подходит рубрика: «Лечение змеиным ядом – позвони». Ладно, хватит гундеть. Вот телефон, номер свой напрягись, запомни. Возможно, подчеркиваю – возможно, скоро тебе позвонят. Постарайся вести себя прилично.

И ускакал, оставив меня наедине с этим чудом современной техники. Следующий час я провела, пытаясь перейти с этой крошкой на ты. Что самое интересное, мне это почти удалось. Я даже смогла подобрать определенные мелодии на некоторые номера из моей записной книжки. Причем на этого негодяя Рискина я установила волчий вой. И, разумеется, эти завывания были первыми звуками, которые издал мой телефон. А издал он их как раз в тот момент, когда я расплачивалась в кассе нашего супермаркета. Надо ли говорить, что эффект был потрясающий, ведь на радостях я установила максимальную громкость звонка. Пока я дрожащими руками копошилась в сумочке, пытаясь найти этот чертов мобильник, волк выл, не переставая. Хотелось невольно посмотреть вверх в поисках полной луны. Оправившаяся от первого шока кассирша смотрела на меня с плохо скрываемым сомнением и легкой жалостью. Казалось, она хотела сказать: «Как же это тебя выпускают одну, без сопровождения и намордника?» Тот же вопрос читался в глазах остальных посетителей и парочки секьюрити, словно бы невзначай нарисовавшихся рядом. Наконец, вспотев от напряжения и сломав целых два, ДВА ногтя, я отыскала-таки эту гадскую машинку на самом дне сумочки.

– Да, – рявкнула я, прижав трубку к уху плечом и одновременно пытаясь расплатиться за покупки.

– Да неужели, радость моя, ты справилась! – громко зазвенел жизнерадостный голос Рискина. Поскольку слышимость была отличная, окружающие с интересом стали прислушиваться. А кассирша отсчитывала сдачу буквально по рублю. – Всего каких-то 18 гудков – и ты уже нашла нужную кнопочку и даже смогла нажать на нее! Умничка! – продолжал резвиться Илюха.

– Я тебе перезвоню, – только и смогла простонать я и отключила телефон.

В глазах присутствующих уже не читалось никаких сомнений по поводу моей полноценности. Кассирша вложила мне сдачу прямо в ладонь, а один из секьюрити заботливо помог упаковать покупки и даже проводил меня к выходу.

Разумеется, Рискин не стал дожидаться моего звонка и перезвонил сам, но в этот раз застал меня уже дома. С наслаждением, разложив аргументы по полочкам и украсив речь разнообразнейшими эпитетами, я поведала все, что я думаю:

а) о нем;

б) о его… телефоне;

в) о мифических клиентах, из-за которых я вынуждена мириться с этой дрянью.

– Ага. Ясно. Ты в норме, – удовлетворенно сказал этот монстр и отключился.

И чего звонил?

Через пару дней я признала, что мобильник действительно очень удобная вещь. Я даже усвоила две самые главные заповеди мобиловладельца. Первая: не забывать заряжать аппарат. Второе: НИКОГДА не бросать его в сумочку.

Все это время я безуспешно пыталась расколоть Илюху, ради кого все-таки он разорился и купил мне телефон? Но Рискин был суров и стоек, как старая дева в военном санатории. И так же неприкосновенен. Я успокоилась, решив, что он раздувал жабры просто так, из любви к искусству.

Пока однажды вечером не раздался звонок. Обычный, без спецмелодий, значит, кто-то незнакомый. Я посмотрела в окошечко телефона – номер не определился. Честно говоря, ужасно не хотелось ни с кем общаться, настроение было препаршивое – я только что взвесилась. Но, вспомнив, насколько занудлив может быть Рискин, если я не выполняю его ценных указаний, я взяла трубку.

– Да, слушаю.

– Добрый вечер, Анна, – услышала я вежливый мужской голос, который показался мне смутно знакомым, – очень рад познакомиться с вами.

– А уж как я рада, вы и представить не можете. Не скончаться от переизбытка впечатлений мне мешает только мысль, что мне неизвестна персона, повергшая меня в такой экстаз.

– М-да, – хмыкнули в трубке, – Рискин меня предупреждал, что салат из кактусов есть проще, чем с вами беседовать. Позвольте представиться – Алексей Майоров.

– Принц Тимбукту, пэр Англии, вице-губернатор Земли Франца-Иосифа, – тем же слегка торжественным тоном продолжила я, – это ничего, что я сижу и в тапочках? Знаешь, Илюха, это даже не смешно, имитатор ты из Урюпинска. Что ж ты для розыгрыша такую малоинтересную для меня звездочку изображаешь? Давай уж сразу Элтона Джона или там Иглесиаса какого, а то – Майоров! Фи!

В трубке воцарилась тишина. Потом мой собеседник так вкусно расхохотался, что я непроизвольно заулыбалась сама. И одновременно сердце мое рванулось к пяткам, но застряло в желудке и притворилось куском ледяного мороженого. Смех был не Илюхин, я прекрасно знаю его смесь ржанья с похрюкиванием. Вот попала! Похоже, это действительно Майоров. Кто бы оторвал мне язык, а?

– Слушай, ты чудо, – отсмеявшись, сказал Майоров, – я буду на ты, не возражаешь? Со мной уже лет 15 никто так не общался, класс! Честно говоря, давно собирался позвонить, но для меня каждое новое знакомство – нож острый. Обычно сразу льется столько сиропа, что у меня изжога начинается. Но все же когда я прочитал твои стихи, которые мне Илья послал по электронке, очень надеялся, что ты другая. И тянул со звонком, опасаясь опять услышать кандидатку в очередь на целование моего седалища.

– Ну что вы, Алексей, даже в самых буйных эротических фантазиях мне и в голову не приходило целовать мужские попки, – автоматически ляпнула я. Тут же попыталась захлопнуть рот ладонью, но словесная диарея неизлечима. – Меня целовали, это было, но ведь не предлагать же мне теперь этот эксклюзив каждому встречному. А у вас целая очередь. Да вы, батенька, извращенец, похоже. Даже определение вам есть – вуайерист или эксгибиционист, точно не знаю. Не интересовалась этим вопросом, потому что уж очень слова трудные, плохо рифмуются.

«Не сидеть мне, похоже, на музыкальном олимпе, обруч Алексея Майорова, не видать мне, убогой, на полочке в стеллаже диплома «Песни года». А я уже и местечко приготовила…» – думала я, пережидая всхлипывания в трубке. Придя в себя, Майоров простонал:

– Ты чудо! Давно так не смеялся. Но я же просил на ты. Ну-ка, попробуй.

– Как я могу что-то пробовать, если ты в Москве, а я здесь. Я же не вижу, что ты пьешь, – немедленно отреагировала я.

– Ай, молодца! Видишь, как просто. Ну вот, а теперь по поводу текстов…

Так мы и познакомились. Но я до сих пор не могу связать эксцентричного и порой мрачного типа с телеэкрана и классного парня в телефонной трубке. Да, мы действительно до сих пор не встречались, как я и сказала Жанке, просто не получается. А я, если честно, побаиваюсь встречи. Боюсь разрушить те отношения, которые у нас сложились на сегодняшний день. У нас оказалось столько общего, мы часами можем висеть на телефоне или обмениваться письмами по электронной почте. Я делюсь с Лешкой своими проблемами, ною по поводу своего веса и внешности, прикалываюсь над его сценическими выходками. Я в курсе его бед и сомнений, радостей и забот. Кажется, что мы знаем друг друга сто лет. Я часто думаю теперь – а кто для меня Лешка? Друг – это точно, но и брат, и отец, и… Впрочем, все. Я не знаю, кто ему я, но чувствую, что наше общение необходимо ему не меньше, чем мне. Я никому не рассказываю о наших отношениях, для всех, и для Рискина тоже, у нас сугубо деловая связь автор – исполнитель. Только Илюха заметил, что тексты, которые я стала выдавать для Майорова, получаются очень личностные, написанные словно самим Алексеем. Но Рискин приписывает это моему возросшему профессионализму. Может, он и прав.

И вот стою я перед зеркалом, простая русская баба, с утра зловредным типом разбуженная, невыспавшаяся и очумелая, и совсем мне не хочется спрашивать у этого стекла: «Свет мой, зеркальце, скажи…» и так далее. Заранее знаю, что ответит мне эта предательская гадина. Причем поверьте – слова «милая» и «прекрасная», а также их возможные синонимы там будут отсутствовать напрочь.

Всласть насмотревшись на плакат «Печальные последствия неумеренности в еде и вине для женщины среднего возраста» и даже почистив перед ним зубы, я поплелась на кухню варить кофе. Мрачно глядя на поднимающуюся пену, я размышляла о несправедливости, я бы даже сказала, неуместности некоторых поговорок. Особенно вот эта, насчет завтрак – сам, обед – с другом, а ужин – врагу. Ну почему не наоборот, а? Ведь мало кому в голову приходит трескать утром тяжелую, сытную пищу. Я, например, с трудом кофе в себя вливаю, ну, иногда еще бутерброд проскакивает. И большинство так, знаю точно. Обед еще так-сяк, черт с ним, с другом, поделюсь. Но ужин! Слегка переиначив бравый военный марш, хочется с чувством спеть: